***
Опилки летят во все стороны, бабушка орет, клеенка отклеивается. Лёля смотрит на спокойного деда и чувствует, словно застыла где-то. Ничего не доходит. Дело в том, что сегодня утром она познакомилась с Анной: 50 килограмм улыбок, ямочек на щеках и голубых глаз. 50 килограмм человека, которого Саша все еще вспоминает в два часа ночи и во время самых пьяных ночей. Кошмар-мечта на ножках – нет, на шпильках и в красном пальто. А еще дело в том, что она, эта Анна, нормальная. Она не похожа на куклу – она не похожа на суку. Такая обычная, что становится страшно. Потому что эта обычная заставляет глаза Саши гореть, а ее внутренности сворачиваться в маленький клубочек. (и она ей бы, правда, честное слово, понравилась, если бы не была той самой для Саши – даже спустя год и еще немного)***
Первая замечает неладное мама - она спрашивает, что не так. И Лёля пытается придумать, с чего начать. Например, у них больше нет свиданий – у них посиделки вдвоем + Анна (не Аня, нет), которая всегда, везде, постоянно. Сашин отец говорит об Анне, их знакомые говорят об Анне. Это как болезнь, распространение которой не остановить. Наполняет весь ее мир до краев – и все гибнет. (Улыбайтесь палачам, говорил мужик женщине-снайперу в недавно просмотренном фильме. Так что Лёля улыбается Анне. Пиф-паф, думает она, заряди-ка мне между глаз, чего тянуть). - Все нормально, мам.***
Ночной маяк появляется на стене неожиданно как-то раз, и Лёля не сразу его замечает, а когда замечает, то не особо зацикливается. Ну ладно, картина. Ерунда какая. Может, его мама притащила. Саша говорит сам – потому что он честный малый. - Красивая, ох, – пару минут назад он стащил презерватив и выкинул его в мусорное ведро, так что Лёле искренне хочется верить, что сказанное хоть как-то связано с ней. Давай, думает она, скажи, что у меня красивая спина, татуировка, сережка – что угодно. - Ее Аня привезла мне. И Лёле хочется плакать. Она закрывает глаза и мотает головой. - Эй, ты чего? - Ничего. Очень красивая.***
За что ты ненавидишь меня, что я сделала тебе, читается в ее глазах, но Лёля только улыбается, здороваясь. Анна ничего не сделала. Кажется. Может быть, неспециально. А может, она просто сделала это специально, но так четко и красиво, что никто ничего не понял. Анна забрала ее, Лёлину, жизнь. (Может быть, конечно, она просто вернула свою бывшую, которую когда-то оставила, подавшись на поиски лучшего).***
Наташа замечает последней, что что-то не так. Но ее подруга первая, кому Лёля хоть что-то говорит. - Так делай что-нибудь, милая. Для себя. - Мне сходить к психологу? Написать, блять, книгу? Дескать, ты встречаешься с парнем, и все хорошо, пока однажды не знакомишься с (имя), его Бывшей Любовью-Всей-Жизни, место которой заняла год назад? - Не забудь продолжение: «Краткое изложение методов выживания в таких условиях». - В диких, - Лёля улыбается краем рта, потому что мама говорила, что улыбаться всегда – это важно. Не то чтобы это было так важно, пока они сидят с Наташей на полу ее комнаты и курят, надеясь, что дым унесется в раскрытую форточку. Вообще-то, нет, это Наташа надеется, Лёле – плевать. Она поднимается на колени, ползет к ноуту и делает Холзи погромче немножко. Чтобы не говорить.***
Они с Сашей не живут вместе, но Лёля бывает у него так часто, что его квартира кажется ей их. У нее есть ключи, список покупок и любимая кружка – почти семейная жизнь. Так что она не ожидает ничего особенного, открывая дверь и втягивая пакеты на кухню, а там Саша и Анна на расстоянии сантиметра от друга трутся носами. Что, блять, за нахуй? - Привет, - улыбается Саша, чуть поворачиваясь к Лёле. Анна приветственно машет рукой. - Привет. - Эм, не хочу предполагать, но… - Эскимосские поцелуи, - отвечает Анна. И Лёля думает, что проиграла, хватит. Она оставляет покупки на столе и уходит в коридор. Кладет ключи на столик и закрывает дверь. Ждет целую минуту возле, но ничего. Конечно, куда ей тягаться с эскимосскими поцелуями и маяками, куда ей.