Тени Дануолла

«Скажем так, не все, кого увезли в карантин, были действительно заражены»

      С тех пор, как чума пришла в Дануолл, практически все, кто окружал Коннора, постепенно пали под её натиском, превратившись в живых мертвецов или бесследно исчезнув после того, как городская стража застала их с признаками болезни. Брат, едва его начало лихорадить, пустил себе пулю в лоб, не дожидаясь появления крови на щеках. Панике поддавались и куда большие смельчаки, куда уж ему с его цыплячьей душонкой, но тем не менее для Коннора это стало отправной точкой плавного, неспешного погружения в сумасшествие. Чума продолжала обходить его стороной — не иначе, сам Чужой готовил для него иную участь, хотя Коннор никогда не верил ни в него, ни уж тем более в ту чушь, что проповедовали в Аббатстве. А сейчас сама ситуация требовала думать о более реальных вещах: Коннор уже не знал, чего боялся сильнее, увидеть кровоподтёки под глазами или дотянуть до того момента, как эта шатающаяся конструкция, которая всё ещё пытается строить из себя имперскую столицу, окончательно рухнет со своих прогнивших опор. И всё-таки у него был мотив изо всех сил стараться сохранить здравый рассудок, и мотив этот был крепче фундамента башни Дануолла.       — Нет, чёрт возьми, у тебя уже совсем ум за разум зашёл? Это самоубийство, сдаваться страже, форменное, мать его, самоубийство, неужели ты этого не понимаешь? Тебе спирт в голову ударил или что? — надрывно кричал Коннор, практически срываясь на хрип. Пожалуй, впервые Ричард видел всегда спокойного, хладнокровного друга таким разъярённым. Тем не менее он, с умыслом или без, подлил масла в огонь:       — Почему?       Не найдясь сразу, что ответить на такую несусветную глупость, мужчина поперхнулся набранным для очередной гневной тирады воздухом.       — Правда не понимаешь? .. — когда он наконец заговорил, его голос снова был привычно спокойным и ровным, насколько ровным может он быть у человека, который до этого кричал на пределе собственных голосовых связок. Но по его тяжёлому дыханию, по отчаянным глазам, отливавшим стальным блеском в тусклом свете лампы, Ричард без труда понял — Коннор всё ещё в страшном гневе. Однако его тяжёлый, укоризненный взгляд он на этот раз выдержал.       — Отойди-ка ты подальше. Не хочу, чтобы и ты заразу подхватил, — не дав Коннору ничего возразить, он продолжил, практически без эмоций, но как-то необычно тихо: — Мне нечего терять. У меня никого не осталось. А ты… Хочешь, чтобы я стал плакальщиком и в один прекрасный день выскочил на тебя из-за угла? Если же я сдамся городской страже, у меня появится хоть какой-то шанс вылечиться.       — Ты действительно в это веришь? — Коннор опустил глаза с осунувшегося, заострившегося лица друга и тяжело вздохнул. Злость мигом прошла, оставив за собой выжженное поле. Теперь у него не осталось никаких сомнений в том, что Ричард на почве болезни тронулся умом.       — А ты скажи, во что ещё я могу поверить. Возможно, я передумаю, — едва договорив, он зашёлся надрывным кашлем.       Коннор приумолк. Но медлил он недолго.       — Ты можешь поверить мне.       Ричард ещё не достиг той стадии болезни, на которой она уже не поддавалась лечению. Дело было, казалось бы, за малым — за эликсиром Соколова, который, однако же, становился с каждым днём всё дороже, а его дозировка — всё меньше. Доставать нужное его количество легальным путём становилось сложнее и сложнее, пока и вовсе не стало роскошью, если, конечно, твоя фамилия не Эстремонт или Бойл. После того, как Ричард принял порцию эликсира с чёрного рынка, его состояние резко ухудшилось. А затем, вернувшись домой и увидев поджидающих его стражников, Коннор понял, какие планы были на него у сил Бездны, которые всё это время продолжали хранить его. Если кто-то перешёл тебе дорогу, донести куда следует, что он укрывает заражённого, было обычным делом, и вовсе необязательно, чтобы это было правдой. Впрочем, тот, кто донёс на Коннора, кем бы он ни был, против истины не погрешил.       Теперь их история, как и истории половины жителей Дануолла, закончится здесь. Затопленный квартал, легендарное в своём роде место. Где-то здесь, в развалинах Радшора, обосновались сектанты Дауда. В то время как весь остальной квартал чума превратила в своё гнездо, одновременно в лазарет и могильник. Здесь сгущалась тьма, здесь содержался концентрат всего, что медленно, но неумолимо губило город. Могло ли в этом месте быть спасение? Люди лорда-регента утверждали, что да. И кто-то верил в эту паскудную ложь, в особенно безнадёжных случаях даже имея понятие о том, что на самом деле творится в карантинной зоне. Когда отчаянно пытаешься избежать смерти, настойчивый голос разума, твердящий о провале, - последнее, к чему захочешь прислушиваться.       Коннору наконец удалось оттащить обессилевшего Ричарда с обочины разбитой в хлам дороги, выглядевшей как после артобстрела. В одну из огромных ям, под железнодорожный мост, с математически точной периодичностью сбрасывались трупы из вагонов. Вряд ли стоило находиться рядом с этим местом. Они переместились ближе к жилым домам, укрывшись за углом одного из зданий, наверняка заброшенного, но лезть туда было опасно — можно запросто нарваться на толпу плакальщиков. Впрочем, о полной безопасности, разумеется, не могло быть и речи в любом случае.       — Видишь? Вряд ли нас загнали сюда чтобы вылечить.       — Городская стража должна защищать людей, — Ричард скрипнул зубами, упрямо сведя светлые, выгоревшие брови и уставившись исподлобья куда-то вдаль.       — Они этим и занимаются. Защищают здоровых от людей вроде нас, больных, — Коннору вовсе не хотелось язвить и вообще в какой-то мере издеваться над его отчаянными попытками уцепиться за любую, ничтожнейшую из вероятностей благополучного исхода. Но и кривить душой он тоже не мог.       — Мне… не очень плохо. Некоторые выживают, ведь так? — всем своим видом Ричард опровергал сам себя. От плакальщика его отделяло только наличие ещё не угасшего разума. Говорил он с трудом, приходилось сосредоточенно ловить каждое его слово, отделяя надтреснутый голос от тяжёлого, хриплого дыхания.       — Один на тысячу. Или даже на десять тысяч, – да, он мог бы попытаться солгать, но зачем, тем более когда всё лежит на поверхности, и даже Ричард на самом деле это видит. А шитого белыми нитками вранья они наслушались уже достаточно.       — Хоть что-то. Может, в это число попадём и мы. Вот выберемся отсюда, и тогда… — очередной приступ кашля не дал Ричарду завершить свою мысль. Как ему пришёл конец, Коннор толком не успел и понять. Это было похоже на кратковременное помутнение рассудка, после которого он обнаружил себя вцепившимся в плечи застывшего в судороге товарища, вглядывающимся в его затуманенные глаза, в его исказившееся лицо, старающимся уловить его дыхание. Поздно.       — Прощай, Ричард.       Теперь он не знал, что делать. Не мог знать.