Долгая память

Он был стар, и дорога — скользкая, безжалостно петляющая вверх — вымотала его. Сдавшись, на полпути он прислонился к замшелому валуну, хватая ртом спёртый, провонявший цветами воздух. — Всё-таки пришёл, — раздалось за спиной. О да, ничего не менялось — она чуяла чужую слабость будто собака, и именно в эти мгновения любила показываться на глаза. Он обернулся: — И тебе доброго здравия, госпожа моя. Вот, собрался заглянуть, наконец. — Давно тебя не было, Азарет, — Фея Источника повела рукой, и лианы с ближайшего дерева сплелись в гамак, позволяя ей сесть. Он оценил это немудрёное бахвальство, но промолчал. — Отчего не заходил? Совсем забыл старую подругу? — Чтобы преодолеть твою Завесу, требуется немало магических сил… подруга. Немного обидно — иным ты позволяешь навещать себя каждую ночь. Она лукаво улыбнулась: — Ты про этих детей? О, полно, Азарет, неужели тебе жалко? Невинная забава! Мне весело, им — сладко… — Будто ты не знала, что у меня свои виды на девчонку. — Отец мальчишки тоже имел на сына планы. Вы, мужчины, неисправимы — вечно хотите всё за всех решать. Куда бежать бедным детям от этаких тиранов? Разве что в свои сны, ко мне… — Где тебе так удобно тянуть из них мечты и молодость. — Что я слышу? Меня упрекает тот, у кого три жены в животе? — Они позволили себе проиграть, моя дорогая. Не у всех такой неистовый характер, как у тебя. А сила проигравшего уходит победителю, как и его плоть — впрочем, мне ли тебе напоминать?.. На спрятавшееся в кронах солнце будто бы зашла туча, и туман сгустился, пока Фея молча разглаживала складки своего одеяния. Азарету даже показалась, что она и вовсе выкинет его за Завесу без лишних слов, но Фея внезапно заговорила: — Мне всё равно, сочтёшь ты Ализею сильной или слабой — она моя. Найди себе другой источник, господин мой. — Что делать, — он с притворным сокрушением развёл руки, — я уже нашёл этот, и он подходит мне наилучшим образом. К тому же, Ализея пребывает в моей власти. — Только днём. Ночами её прелестная головка полностью в моём распоряжении. — Мне и дня будет достаточно. — Поправь меня, Азарет, если я ошибаюсь — мы и в самом деле спорим за одну жалкую человеческую душу? — Похоже на то, госпожа моя. — Как это…мелко, — она поджала губы и, поднявшись с гамака, подошла к заполненному водой углублению в каменной чаше. — Да, раньше всё было по-другому, — он неотрывно следил за ней, уже зная, что она задумала. — Раньше, хе-хе, да, госпожа моя? Помнишь, или забыла? — Азарет , стараясь ничем не выдать дрожи во всех конечностях, оттолкнулся от валуна и подошёл ближе. — Такое забудешь, — она водила рукой над гладью воды, и там, сменяя друг друга, вертелись картинки — вот чьи-то морщинистые руки наливают из кувшина молоко, вот стучат топорами лесорубы, вот крестьянские дети дразнят большого белого гуся, вот темноволосая женщина в богатых одеждах плачет на шёлковых подушках… — Покажи, — он нервно облизнул губы. — Покажи, что было! Она усмехнулась и резко провела рукой от себя. Вода в чаше плеснула, потемнела, отразив недоброе небо — грозовые тучи, частокол пик и знамён — и Азарет подался вперёд, всматриваясь в минувшее. Там сходились в бою воины, и треск копий мешался с треском костей, а боевой клич обрывался воплем ужаса. Там командиры в подбитых алым плащах отдавали приказы, а исполнявшие эти приказы оборачивались грудами гниющей плоти, в которой копошились черви. Там испуганно ржали лошади, оскальзывающиеся на мешанине из человеческой требухи, ломающие ноги о наваленные тела. Там вопили женщины, там, проклиная всё, умирали подстреленные ради потехи старики. Там небо заволакивало жирным дымом, а на полях по весне сквозь глазницы выбеленных черепов прорастала трава, чтобы, в свою очередь, быть вытоптанной атакующей конницей. Они были над схваткой — всегда порознь, но вместе. По их велению человеческое стадо схлёстывалось в бою, ради их прихоти в королевских покоях подписывались нужные бумаги, их волей летели стрелы и лязгали мечи. Азарет, как наяву, видел её юной — хохочущую, с развевающимися за спиной светлыми волосами. Истинная госпожа, скорая на гнев и милость. Он не помнил, ни за что воевала она, ни против чего воевал он. Время безжалостно, и в памяти остался лишь вкус железа во рту, да зелёная трава на поле. И ещё чей-то стяг — что на нём? Не рассмотреть… Зеркало воды погасло, и Фея Источника пошатнулась, прижимая руки к груди. Что ж, она давно уже не девочка, чтобы так щедро тратить магические силы. Азарет потянулся к Фее, чтобы поддержать её, но та отпрянула: — Оставь меня! Старая развалина… Убирайся! — с её помертвевшего лица магия осыпалась кусками, как белёная глина с деревенского дома. Обнажались морщины и пигментные пятна, поредевшие ресницы, водянистые глаза. По дряблым щекам потекли слёзы и он, устыдившись вдруг чего-то, отвернулся. Уходя, Азарет всё ещё чувствовал запах горелой плоти.