Годовщина

— Монсеньор, вы плачете? — Ричард с ужасом смотрел на своего эра. Тот стоял, закрыв лицо обеими ладонями, и плечи Ворона ритмично вздрагивали. А до ушей Дикона доносилось весьма подозрительные всхлипывания. Окделл, глядя на эту жуткую картину, стремительно трезвел и клялся себе всеми эсператистскими святыми, что больше никогда… *** А как хорошо все начиналось! Ричард Окделл, герцог, наследник Надора и оруженосец самого блистательного маршала за всю историю Талига, Талигойи и всей Кэртианы, радостно собирался на встречу с друзьями по «загону». О, сегодня у них был повод — с момента выпуска прошел ровно год. Такая дата! Ричард радовался словно мальчишка. Милостью Леворукого к этому дню в Олларии собрались лучшие друзья Дикона: навестить матушку выбрался Арно, Альберто прибыл в столицу по поручению своего адмирала, даже братья Катершванцы волею игривого случая оказались в самом сердце Талига. И годовщина выпуска заиграла самыми радужными красками. Собралась вся честная компания в «Солнце Кагеты». Ричард приложил массу усилий, чтобы отвадить кузена, горевшего желанием присоединится к трогательной встрече однокорытников и полностью посвятил себя друзьям. Как же они радовались при виде друг друга! Не желая того, Дикон оказался самым знаменитым, прославленным и бывалым… В отличие от друзей, на груди герцога скромно сиял заработанный в Варасте орден. Ричард, очаровательно краснея, млел от своей лучистой славы и белой зависти, которую можно было прочитать в глазах друзей. Ну еще бы, орден, настоящая война, самый близкий человек Первого маршала. Остальным о таком приходилось только мечтать. — За нашего героя! — поднял пятый тост Альберто, — мы гордимся тобой, Окделл! — За Рихарда, — широко улыбаясь поднимал седьмой тост «Дурной крови» добродушный Йохан, — нашехо отфажного труга! — За тебя, везунчик! — смеясь, кричал на весь трактир Арно, поднимая десятый кубок — Эмиль много мне писал о твоих подвигах в Кагете. Ричард, купаясь в заслуженном внимании, весело и подробно отвечал на многочисленные вопросы, улыбался знаменитой улыбкой своего эра, насмешливо вскидывал брови. — О… штурм Барсовых врат…. — язык уже плохо слушался. Но остановиться не было ни сил ни желания, — мне сейчассссс проще показать, чем объяснить вам… Ээээ. Что у нас тут самое неприступное, в Олларии? Тюрьма, Багерлее говорите… эм.. идет. Я лучше покажу… мой эр такое придумал… Нет, ребята это достойно того, чтобы увидеть. За мной! Где Окделл нашел пятерых коз, и чем он теперь обязан хозяину этого милого стада, Ричард не смог бы вспомнить и под пытками, однако факт оставался фактом — он раздобыл для демонстрации вполне приличное оборудование. Не бакранские, конечно, ну что поделать, если козы в Олларии так мелковаты, однако ж… Друзья были в угаре. "Дурная кровь", говорите? Да ни при чем она тут! Это все эйфория от встречи… И как потешно смотрелись Катершванцы верхом на хрупких олларианских козах, Создатель свидетель — Арно чуть не надорвался от хохота, очень напоминая в этот момент своего лучезарного брата и по совместительству генерала кавалерии. — На штурм! — скомандовал Ричард, ведя свой маленький отряд к воротам Багерлее, свято веря в то, что и эта крепость падет к его ногам. Все же эр Рокэ всегда полагался на элемент неожиданности. Да, им все удастся и его эр будет так горд! Ричард сиял. Остальные не отставали от своего героического друга. — На штурм! Да падут негодные барсы! — в предвкушении победы, во все горло орал герцог Надорский. — Создатель, что это?! — возопила пораженная охрана тюрьмы, глядя на приближающееся к воротам безумие. Захватчики были повержены и сняты со своих перепуганных насмерть нелепых скакунов через две минуты после начала штурма. Они дрались подобно тварям Заката. Столько страсти и пыла! А дыхание молодых героев было столь проспиртовано, что разило наповал защитников, и несколько человек вынуждено выбыли из боя. — Во славу великой Талигойи, Люди Чести умирают, но не сдаются! — хрипел предводитель нападающих. — Задери вас всех зубан! Якорь вам в зад! — кричал, сверкая южными глазами, оруженосец адмирала. — Фраки не есть пройтут! — грозно выли в унисон дикие бароны. — Да Лионель вас всех! — орал на скрутивших отряд охранников Арно… *** — Монсеньор, вы плачете? Чем кончилось дело и что стряслось с друзьями, на утро Дикон вспомнить не смог, но появившийся на пороге его камеры Алва, прикрыв руками лицо, плакал…  О, Святой Алан! Хотелось подойти к монсеньору и оторвать ладони от бледного лица, на котором наверняка можно было прочесть стыд за поведение оруженосца, а потом поклясться в том, что подобное никогда не повторится. — Да, юноша, — глухо раздалось из-под пальцев эра, — я просто рыдаю! — Эр Рокэ… Я… Алва больше не всхлипывал. Он убрал руки от лица, растирая текущие по щекам слезы, и совершенно неприлично ржал, да так, что повидавшие многое на своем веку стены древней тюрьмы, содрогнулись. И лишь спустя несколько мгновений, захлебываясь сырым тюремным воздухом, горячо любимый Ричардом маршал смог из себя выдавить: — Вот теперь, я по-настоящему горжусь вами, Ричард.