про одиннадцать часов вечера

Стрелки на часах показывают одиннадцать вечера. Альфред открывает глаза и думает о том, какой же горячей и мокрой стала подушка под его головой, но не может найти силы повернуть голову. Многочисленные одеяла лежат где-то в изголовье кровати, и игрушечные солдатики, с которыми он играл, будучи чуть младше, осуждающе на него смотрят. Альфред думает, что деревянным быть хорошо хотя бы потому что ты не болеешь. Словно бы вторя его мыслям, за маленькой солнечно-желтой полоской света под дверью виднеется какое-то движение и возня, а за ней – чуть слышным шепотом английская брань. Нос заложен, но все равно чувствуется, что пахнет болезнью, пылью и Артуром. Дверь скрипит, Артур заходит в комнату, впуская за собой свет от коридорной лампочки, а Альфред, самое хитрое маленькое воплощение страны на свете, закрывает глаза и мерно дышит. Прохладная рука касается влажного лба. Альфред хочет, чтобы он не убирал руку подольше, но молчит, и рука пропадает под тяжелый вздох. Минута – его накрывает тяжелое одеяло, одно из тех, что он неосторожно столкнул в сонном бреду, а заботливые руки мягко поправляют и подтыкают края. Чуть постояв, Артур уходит, но дверь за собой закрывает неплотно, и Альфред может смотреть в щель, пока не заснет. Теперь-то он точно не встанет и даже не пошевелится – все ведь знают, что заботливые руки поправляют одеяло лучше всего. Альфреду удобно, и он знает, что завтра проснется здоровым. И вот, много лет спустя, стрелки на часах показывают все те же одиннадцать часов вечера. Палатка сырая, а солдаты выпивают остатки алкоголя, чавкая и хлюпая, как и сапоги, которые все еще слишком большие для ног Альфреда. Он тоже смеется, чуть громче, чем следовало бы по правилам приличия и по правилам совести, потому что сегодня – неправильный день, и все должно быть наоборот. Артур среди побежденных, точнее, главный среди побежденных, но Альфред готов поставить сотню фунтов… долларов на то, что в его сапогах воды нет, и эта мысль отчего-то не дает ему покоя. В голове его то и дело мелькают образы то теплого одеяла, то заманчивой золотистой полоски света под дверью, то заботливых рук. Когда он снимает сапоги и выливает из них воду, она уходит нехотя, по каплям. Альфред надеется на то, что, когда они высохнут, он снова почувствует комфорт и удовлетворение. Но он завтра проснется больным, как и Артур. И дело тут вовсе не в простуде.