Ловец снов

В обязательном порядке читать под: http://vk.com/audio?q=%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%B5%D0% BD%D0%BA%D0%B0%20%D0%B8%D0%B7%20%D0%9C%D0%B0%D0%B4 %D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE%2 0%D0%BF%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B0 Небо кажется черным-черным, и нет на нем ни единой звездочки - лишь только светлый диск луны висит на темном атласе небосклона, будто бы гвоздем прибитый - я могу видеть его из маленького окошка под потолком. За ним, за окошком, то ли нечисть воет, то ли ветер - не разберешь. Хочется - очень-очень хочется! - перестать слышать эти пугающие звуки и уснуть наконец, да только вот стоит глаза зажмурить - и сразу же вместо теплых снов о родном доме в голове страшные картинки мелькают. Вот на этой, например, в дом вваливаются здоровые мужчины с вилами и факелами; на этой - хватают мать и ведут куда-то, оставляя меня одного реветь от бессилия и страха, а вот на этой картинке напыщенный дядька, деловито развернув какой-то свиток, оглашает дату сожжения ведьмы на костре... ...И хочется позвать кого-нибудь слегка срывающимся голосом, чтобы пришел, обнял этой ночью и страхи развеял, да только вот позвать - некого, и от понимания этого становится так холодно, что даже одеяло, в которое отчаянно кутаюсь с головой, не спасает. - Ну скажи мне, чего ты дрожишь? Подпрыгиваю в страхе и изумлении: я был уверен до этого, что один в этом ветхом и заброшенном нынче доме. Высовываюсь из-под одеяла, настороженно выискивая глазами обладателя голоса в мягкой темноте комнаты, и с шумом выдыхаю воздух из легких, не зная, прятаться ли вновь под одеяло мне, бежать из дома ли... Окно было распахнуто. Ночной воздух врывается в мои легкие, а вой ещё громче становится - я голову в плечи вжимаю. По комнате теперь гуляет холодный ветер, который ерошит волосы - не только мои, но и мелкого мальчишки лет пяти - моего ровесника, сидящего на подоконнике и весело болтающего свешенными босыми ногами. Меня разрывают любопытство и страх, но первое, в конце концов, побеждает, и я без стеснения начинаю разглядывать своего необычного ночного гостя. У ночного гостя кожа в свете луны кажется голубоватой и будто бы светящейся слегка; волосы серебром отливают, серые глаза весело и как-то таинственно вместе с тем сверкают, а улыбка у него такая легкая и теплая на бледных и тонких губах, что страх как-то сам собой окончательно выветривается в окно вместе с душным воздухом комнаты. - Эй, ты что, с открытыми глазами спишь? Не молчи и ответь мне, если нет! - мальчишка склоняет голову на бок, а потом, не стараясь убрать из своего тонкого и высокого голоса ехидные нотки, продолжает ко мне обращаться. - Или... Ты боишься меня? И почему-то становится мне и без всякого одеяла тепло этой ночью. - Вот ещё! - фыркаю и отворачиваюсь к стене. - Буду я ещё боятся такого недомерка. Мальчишка спрыгивает с подоконника, заливаясь смехом, а я вновь принимаюсь за ним следить украдкой - и вновь настороженно, потому что он - весь такой волшебный этой лунной ночью - едва ли какой-нибудь обыкновенный соседский мальчишка. - Я - недомерок? А сам-то!.. То, что ты на мизинец выше меня не значит, что я мелкий! - бурчит он сквозь утихающий хохот и плюхается рядом со мной на кровать. - Чего, кстати, приперся-то вообще? Проваливай! - вдруг вскидываюсь я, принимаясь возмущенно вопить и всеми силами спихивать его с кровати. Кто этот мальчишка, зачем он пришел ко мне? Почему я не спрашиваю его об этом? Мне это... Не важно? Ну да, конечно же, не важно - я ведь собираюсь его выпроводить. Мальчишка, кстати, только хихикать начинает - не придурок ли? - и совершенно не обращает внимания на мои попытки его выгнать с кровати и из дома. Только почему я не злюсь из-за того, что он не уходит, а... Радуюсь?.. - Тебе снились кошмары, - вдруг заявляет он с неожиданно серьезным лицом. Я замираю - и вновь фыркаю, когда секундное оцепенение спадает. - Не снились. - Снились. - Не снились. - А я говорю - снились! Если бы не снились, меня бы тут не было, так что - точно снились. - Тч. Заткнись. Я отворачиваюсь вовсе не обиженно, а разозленно; этот визитер же, пользуясь тем, что я перестал спихивать его с кровати, заползает под одеяло ко мне. Хочу возмутиться громко-громко, да только вот голова, которая думала над его фразой, сказанной минуту ранее, заставляет мой язык вместо праведно-гневных восклицаний вопрос задать. - Ты... Ты - нечисть, да? Мальчишка только смеется - тихо-тихо и ласково, обнимая меня и прижимаясь так сильно, будто бы это не я греюсь его теплом, а он - моим. - Все мы немножко нечисть, - мурлыкает он мне на ухо, а я краснею отчего-то и стараюсь его отпихнуть - больше для виду и в страхе, что он румянец на щеках заметит, нежели потому, что хочу, чтобы он отстранился. - А теперь - спи! Я буду охранять твой сон, ясно? И теперь уже мне беззлобно рассмеяться хочется - таким голосом он это произнес. А сон, кстати, по-прежнему не идет; может быть потому, что я за трое суток без отдыха не устал совершенно, а может быть потому, что в душе страх поселился: закрою глаза - и мальчишка исчезнет, оставив в холодном доме одного слушать, как то ли нечисть, то ли ветер за окном воет. Ворочался я долго. Сероглазая нечисть недовольно бурчала, прижимаясь ещё сильнее и обнимая ещё крепче каждый раз, когда я менял позу в попытках удобнее устроиться, и поэтому ворочался я очень, очень усердно. Впрочем, когда я дергаю ногой, наверное, в сотый раз за час, мой ночной визитер вздыхает тяжело и хватает меня за плечи - румянец возвращается на щеки, и чертовски хочется, чтобы темнота комнаты его скрыла. Лицо мальчишки близко-близко; его глаза смотрят прямо в мои, и я боюсь, что он сейчас, как подобает всякой порядочной нечисти, отберет мою душу, потому что, судя по ощущениям, она сама рвется из грудной клетки к нему, в попытках его-то - нечисти душу - обнять. Мне страшно немного, но ещё больше - волнительно, когда его дыхание ощущается на моих губах. - Ну спи же, не бойся, - шепчет он, обнимая, и проводит своими тонкими теплыми пальцами по моей щеке. А я... А что я? Я, кажется, забываю, как дышать, хотя этого мальчишку - противного, своенравного и наверняка подданного дьяволу мальчишку! - стоит отпихнуть и прогнать вовсе. - Я как паук буду: сплету паутину и буду ловить в неё все кошмары, а хорошие сны, добрые - тоже ловить, чтобы тебе показывать. Спи... Он выдыхает мне уже почти в самые губы. О, дьявол! Что происходит? Почему я дрожу? Почему кажется, что у нас дыхание одно на двоих? - Спи, ладно? А я, как и обещал, буду охранять твой сон... Кажется, момент, когда один человек накрывает своими губами губы другого, называется поцелуем. Кажется, этот противный, своенравный и наверняка подданный дьяволу мальчишка меня целует. Тепло. Волшебно. Почти не реально. Кажется, даже ветер - или таки нечисть? - за окном не воет больше. Спать по-прежнему не хочется совершенно, но глаза... будто бы по волшебству слипаются. - Спи... И я тогда действительно заснул. Кошмары больше и вправду не снились... Но и мальчишка, босоногий, теплый и сероглазый, больше не приходил ко мне, чтобы подарить по-настоящему счастливый сон.

***

До лагеря повстанцев ещё бежать и бежать, а силы уже на исходе: каждый вдох сопровождается хрипом и режущим легкие холодом, а каждый шаг причиняет такую боль, что впору волком выть. Стража, которая с радостным улюлюканьем догоняет меня, не отступит вдруг и не испугается ничего и никого этой ночью... Ничего и никого, кроме, разве что, вон той нечисти, которая на утесе пляшет темные танцы под луной вокруг костра, смеясь радостно вместе с завываниями ветра. Итак, что же хуже: тюрьма или нечисть? Ответ, по-моему, ясен. Небывалое удовольствие это, скажу вам я, - смотреть, как трусливые псы подлого короля, поджав хвосты, убегают в лес, злобно зыркая. Небывалое удовольствие ровно до тех пор, когда ты осознаешь в полной мере, что они боятся не костра, а именно веселящийся вокруг него сброд, с любопытством смотрящий сейчас на то, как ты резко смеяться перестаешь. Я оборачиваюсь осторожно, пытаясь краем глаза сброд этот самый рассмотреть, и замираю. Рыже-алые языки пламени, стремясь в ночное небо и кружа в темноте огненные искры, освещают таинственным светом и прекрасных девушек с листвой в длинных зеленых волосах, и стайку ведьмочек в остроконечных шляпах, и горстку рогатых фавнов, и группу рыжих и зеленоглазых полулюдей-полуволков, и сероглазого тощего мальчишку с бледной, призрачно-сияющей кожей и серебристыми волосами, замершего в центре этого балагана. Он хлопает светлыми ресницами изумленно, а потом расплывается в широкой и счастливой улыбке, бросая своим нечистым знакомым что-то на неизвестном мне языке. Кажется, я опять забываю всё: и как дышать, и как вырываться, когда тебя тащат плясать вокруг костра, и как сдерживать смех, когда улыбаться кажется так же естественно, как и моргать, и как нужно удивляться, когда все раны, нанесенные стражниками, затягиваются после очередного круга вокруг догорающего пламени под вой ветра и песни нимф... И как двигаться, когда небо светлеет, а нечисть исчезает, я тоже забываю. Мы с мальчишкой, которого я просто не могу не узнать, остаемся на каменном утесе одни; ветер, затихая, задувает огонь окончательно и развевает по ветру дым. - Знаешь, - начинает он, медленно подходя ко мне. - У меня сегодня что-то вроде Дня Рождения было - уж пятнадцать лет, как ты призвал меня. Нечисть с серыми глазами, которую я, ненавидя себя, каждую ночь ждал, подходит близко-близко - совсем вплотную, и по пересохшим губам, которыми я ловлю липкий отчего-то воздух, проводит кончиками пальцев, кожа которых под светом солнца перестает светиться таинственным голубоватым. - Будь моим подарком, а? Ну и как, скажите, тут отказаться можно, когда губы у нечисти мягкие-мягкие и до дрожи желанные?