Не по графику.

- Я перестал тебя понимать. С чего вдруг ты так резко взъелся на меня? Что плохого в моих съемках? Очередной раз заставляешь смотреть меня ничем не провинившееся содержание отснятого материала вместе с тобой. Очередной раз ты критикуешь и шоу и меня в нем находящегося, как ты выразился «по странному стечению обстоятельств». Сегодня снова будет бомбежный скандал, но я дал обещание терпеть эмоциональные перепады вечно злящегося собеседника. Я не могу поступать каждый раз так, как говоришь ты, неужели я похож на собачку, которой с рождения въелся статус поводыря? Слышу громкий клик мышкой и устремляю взгляд на почерневшие от злости глаза. И почему я чувствую себя дешевой шлюхой, которая отчитывается перед очень богатым и имеющим надо мной влияние сутенером за недостаточно доставленное удовольствие клиенту? Да уж. Ситуации «очень» похожи. Ты сложил руки на груди, не переставая глядеть на меня помутневшими глазами от только что просмотренного «дерьма». Моя недавняя деятельность заставила многообразованный мозг выдать самое ничтожное определение из всех существующих для данного действия. И почему мне, собственно, должно быть стыдно? Я же не ебусь на камеру, выкладывая это в источник всемирного обозрения. Но для тебя, что то, что другое, все в одну кучу, да и одинаково. - Начинай. Я встал с дивана и направился на скромную кухню, чтобы выветрить у себя из головы весь подступавший негатив и настроиться на дружелюбный лад. Как бы ни так, это очень трудно провернуть, когда тебя испепеляют полным ненависти взглядом за какие-то так называемые «проделки». Предчувствие нагло дает о себе знать, что в этот раз ссорой дело не пожелает заканчиваться, уверенно фыркая наивным участникам скандала прямо в лицо. Меньшего я не ожидаю. Слишком часто это происходит, сумел досконально изучить, что, как и за чем будет идти. Если бы не последняя еле плюхнувшаяся капля. - Я хочу задать только один вопрос. Я обернулся на доносящийся сзади меня ровный голос. В нем не слышалось знакомых ноток гнева, не слышалось привычного разочарования, а лишь неизведанный и первовстречный интерес. Яростный интерес, казалось, мучавший тебя всю жизнь. Решившись вывалить теперь это именно сейчас. От усталости. Не раз говорили, что Ваня – невыносимый человек. Все вокруг, кроме меня, считали это святым поверьем и покланялись суждению, как ебаные монашки богу. Признаюсь, меня это смешило. Как и сейчас. - Ну. Я ожидал, что ты, после моей недлинной речи, оправданно встанешь, подойдешь и по-хозяйски присядешь напротив. - Зачем ты делаешь что-то против своей воли? Для битвы тетивой? Так ты говорил? Тетивой против воли. Кажется, я последовал твоим приевшимся глубоко мне в мозг убеждениям, но ты снова перевернул все вверх дном, однако все равно приходит ощущение своей виновности. Нужно умело оперировать эмоциями и дальнейшими действиями для создания такого привычного впечатления. Ты мастер в этом деле. - Хочешь ударить меня? Никакого намека на предполагаемый ответ не последовало. - Я разрешаю. Я же удивил тебя? В твоих глазах явно читалось «наскоро настроченное» недоумение. Ты разве не догадывался, что кажешься в таких ситуациях чертовым садистом, готовым распотрошить даже маленькую ничтожную пылинку? А она всего лишь хотела прилечь на белоснежную мягкую подушку, чуть продавленную от только что лежавшей на ней головы. Всего лишь писатель. У меня нет величайшего стимула ебать тебя за твое долгое отчуждение от сурового мира во время воспроизведения наплывших мыслей. Почему-то я не пытаюсь устраивать «шокковые» скандалы за то, что ты якобы мало, слишком мало уделяешь мне времени. Я же понимаю, что это, ебать, не так. Ты даже меня не подпускаешь к своим текстам. Не подпускаешь во время процесса, шрам помнит. Его обладатель даже как-то подзабыл. Ты, почему-то не любишь все эти левые тусовки, не любишь, когда у тебя возникают мысли о моем предательстве. Где тут предательство? Зачем казаться вечно знающим? Такие суждения явно ведут к первой ступени самовлюбленности и самолюбия, жирно подчеркиваемых эгоизмом. Я понимаю, что быть самим собой куда сложнее, чем казаться кем-то. Особенно тогда, когда другой человек бесповоротно утвердился в сознании, как недавно принятая идеология. Невольно начинаешь подражать ему, стараться быть похожим, ведь ты даже не замечаешь этого. По идее, я должен говорить это самому себе. Звонкий шлепок. Мою щеку, будто внезапно обожгло обозлившимся огнем. Ты в один миг сухими ладонями приблизил мое лицо к своему и выражавшими заботу глазами взглянул на реакцию чужих глаз, выискивая полное согласие. Правильность всего происходящего заставляла думать, что в этот раз доскональность подвела встряхнувшееся сознание. Сам разорвал эту наглую нить контакта, пытающуюся беспрекословно провести какую-то связь, по ней бы информация поступила от одного к другому. Сейчас это было ни к чему, мы без ее помощи уже поняли свои намерения. Намерения не только нынешнего действия. Ты знал, что только после пощечины я могу полностью подчиниться тебе. Но ты знаешь, что я могу резко перемениться в намерениях. Это ты и любишь. - Не снимайся больше в этом ебучем дерьме. Знаешь же, что я люблю такой только тебе присущий шепот. Знаешь, как можно надавить на меня. Но вот одна нелепая задача. Как только тебя нет рядом, я начинаю делать все назло тебе. Я кивнул. Прости, Мирон, но ты же знаешь, что это только сейчас. Только здесь. Твои руки осторожно перебирают мои влажные волосы. Они все еще пахнут свежестью после душа. Даже пылинка на подушке слезно издает подобие радости, что сегодня ей не придется слышать возмущенные крики двух взрослых мужиков, казалось бы, играющих в детский сад сумасшествия. Казалось бы, все это лишь пустяки, но если бы не холодный снег, не синяки, оставленные тобой в пребывании ярости. Я знаю, что это повторится снова. Разве есть силы думать на это, когда ты рядом и попросту смотришь мне в глаза? Даже ты на время забываешь, как выглядят маты и все обидные слова, собирающиеся в колкие фразочки. И почему мы считаем правильным после каждого нашего скандала притянутый поцелуй, вечер на балконе, немой разговор мыслями, дрожащие завитки руками и сладкие узоры губами на продрогшей коже? Потому что нам нравится это обоим. И пылинке, кстати, тоже. Да. Вон, как радуется. Сучка. Убил бы.