Если любишь, отпусти

      - Как она выросла! – знакомый звучный голос у Кэти за плечом.       Абихан стоит, положив руку на перила, вертя в пальцах неизменную розу. Сегодня на нем элегантный костюм-тройка, и светлые волосы с легкой проседью собраны в хвост, из уважения к земным обычаям. За столом с друзьями дочери, пестрой и шумной компанией студентов-первокурсников, принц Валории в парадном облачении своей родины произвел бы сенсацию. Но и в земном наряде избежать внимания ему не удалось. Весь вечер гости – особенно гостьи – пожирали отца именинницы любопытными взглядами, а пару раз до Кэти доносился шепот: «Слушай, он что, правда инопланетянин?»       - Да, уже совсем взрослая! – эхом откликается Кэти.       И думает: «А ведь я по-прежнему его люблю».       Из-за ограды доносится смех и звонкие молодые голоса: Анни прощается с последними гостями. Один за другим взревывают моторы мобилей, и смех растворяется во влажном, напоенном ароматами весеннем воздухе.       Анни встряхивает головой – волосы золотым дождем рассыпаются по плечам – и легкой походкой идет через сад к дому.       В облике ее валорийские черты странно смешались с земными. Высокая, как отец, крепкая и гибкая, как мать; бледное золото волос и брови вразлет – от двадцати поколений царственных предков, упрямо вздернутый нос и зеленые глаза – от прабабки-прачки из Дублина. Для валорийцев Анни – дурнушка; для глаз землянина – красива необычной красотой, притягивающей взгляд, красотой неправильной и тревожной.       Все в ней – смешение двух миров, и даже само ее имя – компромисс. «Андра» - родовое имя принцессы царствующего дома – казалось Кэти колючим и грубым; земному слуху, привыкшему к греческим корням, чудилось в нем что-то мужеподобное. Но Кэти всегда любила миф об Андромеде…       Сегодня Андромеде исполняется восемнадцать – земное совершеннолетие; взрослой по меркам второй своей родины она стала три года назад. Тот день рождения она отпраздновала на Валории, в Городе Ста Башен. Кэти с ней не полетела – не смогла, как ни уговаривала и ни заставляла себя. Слишком тяжело было бы вновь оказаться там, где промелькнуло и разлетелось в прах ее короткое счастье.       Вернулась Анни непривычно молчаливой и задумчивой. Отвечая на вопросы матери, поначалу отделывалась дежурными фразами: все было чудесно, прадедушка все такой же, только очень постарел, прабабушка и бабушка все так же с ней ласковы, дядья по-прежнему в ссоре, кузины строят глазки молодым придворным, кузены задаются и важничают… А потом, помолчав, сказала вдруг:       - Знаешь, мама, они никогда меня не примут! Нет, не подумай: мне никто и слова плохого не сказал. Они все очень добры. Кажется, даже немного жалеют меня. Но… ты же знаешь, как они это умеют!       О да! Как это умеют валорийские аристократы – Кэти знала прекрасно. По собственному опыту.       Тогда, девятнадцать лет назад, при виде островерхого каменного леса – десятков башен из полупрозрачного валорийского сарденита, вздымающихся на головокружительную высоту – она не смогла удержать восхищенного «ах!» Всплескивала руками, вертела головой, словно туристка на экскурсии – и не замечала, что эти простодушные восторги раздражают ее молодого мужа и забавляют его родню. Бурное выражение чувств – для простолюдинов; аристократу позволено, в лучшем случае, слегка улыбнуться или вскинуть бровь. Лицо его должно быть непроницаемо, как черная гладь местных вулканических озер. Так принято на Валории.       Король Аркеанг (или Аркеанд – она так и не выучилась произносить эти носовые), когда Абихан склонился перед ним в церемониальном поклоне, встал с трона и сделал два шага ему навстречу – невиданное выражение радости и любви. Протянул блудному принцу обе руки, сердечно с ним поздоровался; затем, взглянув на Кэти, усмехнулся бескровными губами и проговорил что-то по-валорийски. Что – она узнала лишь много позже, когда начала понимать язык на слух. «Ты всегда был бунтарем, мой младший внук! - сказал он. – И всегда отличался… необычными вкусами».       А потом, повернувшись к ней, произнес по-английски, почти без акцента, лишь, пожалуй, чересчур четко и тщательно выговаривая слова:       - Добро пожаловать, дорогая моя, и пусть Валория станет для тебя домом!       Но это пожелание не сбылось.       Кэти морщится – как всякий раз, когда вспоминает о своем коротком замужестве. Казалось бы, уже не девочка, и были за плечами неудачные романы – а поди ж ты: поверила, как школьница, во всесильную, все превозмогающую любовь. Одиннадцать парсеков от Земли, непривычный климат, разница культур – что за важность! Главное, что они с Абиханом любят друг друга. А с милым рай и в шалаше… или в хрустальной башне.       Да, они любили друг друга. Но иногда одной любви мало.       Катастрофа, постигшая Валорию семьсот лет назад, пощадила ее технологии, но отбросила валорийское общество в средневековье. Не случайно они живут в башнях: у этой цивилизации, помешанной на иерархии и соперничестве, нет потребности сильнее, чем смотреть на мир сверху вниз. На дикарку с захолустной планеты, пассию чудаковатого младшего братца, родственники взирали с вежливыми улыбками, значение которых Кэти слишком скоро научилась разгадывать. И, хоть валорийские каламбуры и стихотворные экспромты долго оставались ей непонятны – слишком быстро начала понимать, что шутят о ней.       У нее не было здесь ничего своего. Не на что опереться. Ни редких животных, которых можно изучать или спасать – почти все погибли во время Катастрофы, а тех, что выжили, клонируют и разводят на подземных фермах. Ни голубого неба, ни зеленой травы, ни чашечки кофе по утрам. Новости Федерации Планет доходили сюда с опозданием на пять-семь дней, новости с Земли – не доходили вовсе. Астронет первых, экспериментальных моделей не обеспечивал связи за пределами одной планетной системы, и Кэти приходилось, словно в старые времена, писать Скотту и Джейсону бумажные письма и неделями ждать ответа. Прославленное валорийское искусство… Абихан уверял, что освоить квадратное письмо не так уж сложно, что уже через два-три года прилежных занятий она начнет разбираться в поэтических стилях и понимать музыку, лишенную мелодий; но развлечения, требующие многолетнего труда, не привлекали Кэти. Оставались тренировки – и она тренировалась целыми днями, до изнеможения, пока беременность не захлопнула и эту отдушину.       Абихан – после возвращения на родину он с головой ушел в государственные дела и немедленно затеял какую-то сложную интригу против двоих кузенов – почти не бывал рядом. А когда приходил домой, все чаще они ссорились, и все реже ссоры заканчивались бурным примирением в постели.       Кэти надеялась, что станет лучше, когда родится малышка; но стало хуже. Как назвать девочку? Сколько раз кормить? Всегда ли брать на руки, когда плачет? Использовать ли робо-няню? Ни в одной мелочи они не могли сойтись; с каждым днем Кэти замечала в муже все больше сходства с его высокомерной родней – и все чаще ловила себя на мысли, что рядом с ней чужой человек. Человек, который ей даже не нравится. Да, в постели с ним чудесно… но и только.       Воспоминания о том, что было дальше, она торопливо пролистывает – слишком силен в них горький привкус поражения. Она сдалась. Сбежала малодушно, страшась объяснения лицом к лицу. Собрала чемодан, торопливо набрала на экране домашнего визора прощальное письмо, закинула за спину слинг с сердито вопящей Анни – и улетела ближайшим круизером.       И на пересадке на Альфе Центавра, и на Земле Кэти ждала – страшилась и втайне надеялась – что Абихан бросится за ней. Скажет: не может жить без нее и дочери, готов на все, чтобы их вернуть. Будет умолять или угрожать… Что она ответит? Но через неделю, уже на новой квартире, получила посылку: шкатулку из полупрозрачного сарденита, а в ней – золотую розу и пластинку с выгравированными на ней знаками квадратного письма. Эту стихотворную строчку – рипресу прославленной древней баллаты – знали на Валории даже дети; и Кэти уже понимала язык настолько, чтобы ее прочесть.       Если любишь – отпусти.       Он все же появился у нее на пороге, полгода спустя. Сразу сказал, что не намерен ворошить былое, и в выяснении отношений смысла не видит: не срослось – значит, не срослось. Кэти свободна жить, как считает нужным. Но он хотел бы участвовать в жизни дочери.       Говорил спокойно и доброжелательно – однако ясно было, что возражений не примет. Кэти и не возражала. Ей тяжело было думать, что Анни повторит ее судьбу - вырастет, не зная отца. А кроме того – что скрывать – одинокой матери с маленьким ребенком помощь никогда не помешает.       Поначалу она ждала подвоха, но Абихан держался безупречно. Похоже, в самом деле излечился от любви к ней, и теперь его интересовала только дочь. Это было… обидно. Но с другой стороны, так определенно спокойнее.       С годами между ними сложилось что-то вроде осторожной дружбы. Андромеда поначалу дичилась отца, но, став чуть постарше, прониклась к нему обожанием, порой вызывавшим у Кэти ревность. Летала на Валорию на праздники, на каникулы, переезжала к папе, когда мама ездила в командировки по делам ВОЗЖ. Межпланетные перелеты дороги, для обычного человека это почти недоступная роскошь, но благодаря Абихану о деньгах можно было не беспокоиться – как и о многом другом.       За эти годы у Кэти было несколько серьезных романов, один едва не закончился свадьбой – но все как-то не складывалось. Абихан, насколько она знала, тоже больше не женился...       … - Мама! – окликает ее Андромеда. И – повернувшись к Абихану, сразу чуть посерьезнев и подобравшись: - Тиэрэ!       Тиэрэ – по-валорийски «отец».       - Тебе понравилось, детка? – спрашивает Кэти.       - Очень! Лучший день рождения, какой у меня был! Спасибо вам за праздник и… и за все, – она смущенно опускает глаза, вертит на пальце кольцо с камнем-звездой, которого Кэти прежде не видела. – Знаете, я хочу кое-что вам рассказать. Только, мама, ты, пожалуйста, не пугайся…       Как не испугаться после такого предупреждения? Кэти еще не понимает, в чем дело, но видит, что дочь очень взволнована, ей трудно подобрать слова. И спрашивает себя: откуда у нее это кольцо? Явно очень дорогое – и на Земле таких не делают. Подарок от кого-то из валорийских родственников?       - Тиэрэ, мама… я хочу попрощаться.       - Анни?! – восклицает мать.       - Андра! – эхом откликается отец; но в голосе его нет удивления.       - Простите меня! Понимаю, все так неожиданно… Я хотела объяснить все по порядку, целую речь сочинила, но сейчас все вылетело из головы! – неловко улыбается девушка. Губы ее дрожат, глаза горят волнением и решимостью. – Пожалуйста, поймите: я не могу ждать следующего случая, когда все мы соберемся вместе! Вообще не могу больше ждать! Ни одного дня. Ни одного часа.       - Анни, но о чем ты говоришь?       Девушка растерянно оглядывается, не находя слов – и вдруг…       Мягкое сияние окутывает ее, теплым светом озаряет веранду и сад. Рядом с Андромедой вырастает человеческая фигура, сияющая так, что больно глазам. В следующий миг свет ее тускнеет, а затем и почти гаснет – лишь рой золотых искр, словно пчелы, с легким, почти неслышным уху звоном парит вокруг нее в воздухе.       Это мужчина. Молодой парень, на вид чуть постарше Анни. Кажется, никогда прежде не виденный – и все же чем-то очень знакомый. На нем джинсы, футболка и мешковатый пиджак; каштановые вихры взъерошены, плутоватая улыбка так заразительна, что невозможно не улыбнуться в ответ. Обычный паренек: мог бы учиться на курс или два старше дочери, подвозить ее на занятия и приглашать в кино по выходным. Но воздух вокруг него дрожит и искрится, и от него исходит ощущение такого… такой силы, что Кэти с трудом подавляет нелепое желание упасть перед ним на колени.       Но поразительнее всего, что она его узнает.       - Нейтан?! – шепчет она, не веря своим глазам.       - А я-то гадал, узнаешь или нет! Все-таки узнала!       Это так похоже на прежнего Нейтана Бриджера, что Кэти протягивает руки, чтобы его обнять – и он делает шаг ей навстречу; но тут же оба останавливаются. Кто знает, что произойдет при встрече человеческого тела со сгустком пси-энергии, в который превратился бывший макроновский «сын полка»? Лучше не рисковать.       Но то, что слышит Кэти дальше, поражает ее, словно удар молнии.       - Абихан, Кэти, - согнав с лица улыбку, серьезным официальным тоном произносит Нейтан, - я люблю вашу дочь и прошу у вас ее руки!       Отец и мать застывают в изумлении. Андромеда переводит взгляд с Нейтана на родителей и обратно; лицо ее сияет так, словно светится собственным светом.       - Если мы скажем «нет», - говорит наконец Абихан, - вас двоих это остановит?       - Не-а! – с широкой улыбкой отвечает Нейтан.       Анни отвечать незачем – ответ написан у нее на лице.       - Пожалуйста, мама, не волнуйся за меня! – выпаливает она. – Все будет хорошо! Нейтан советовался с доктором Шагалом: тот сказал, что до двадцати лет у человека достаточно гибкая психика, и переход не причинит мне вреда…       - Переход? Куда?       - Ну… мама, Нейтан мне поможет, и я стану такой же, как он! Правда, здорово?       - Переход в гиперпространство между множественными вселенными, - мягко поясняет Нейтан. – Нас, обитателей гиперпространства, называют по-разному: гиперлюдьми, люденами, звездными духами. Кое-где – богами.       - Но разве это не опасно?       - Не опаснее, чем жить. И я буду рядом.       - Мама, я обязательно буду тебе звонить! Каждый день! - торопливо вставляет Анни. – То есть не звонить, а… ну, это сложно объяснить. Когда услышишь, поймешь!       «Каждый день», - мысленно повторяет Кэти. В голове у нее пусто и звонко, она боится упасть и лишь смутно чувствует, как чья-то сильная рука поддерживает ее под локоть.       Доктор Шагал объяснял им двадцать лет назад: для существа, в которое превратился Нейтан, пространство и время – чистая условность. Что, если и для ее малышки Анни тысяча лет станет как день, а день – как тысяча лет?       - …И в гости буду прилетать, обязательно! Мама, прости! Понимаю, тебе тяжело – но пойми и ты меня! – Анни говорит быстро, взволнованно, захлебываясь словами. - Я не могу здесь больше! Мне нет места ни здесь, ни там, я всем чужая! На Валории я – непонятно кто, принцесса-полукровка: для обычной жизни слишком хороша, для королевской семьи слишком плоха. А на Земле… Знаешь, даже когда все прекрасно, вокруг компания, все смеются, и я тоже смеюсь – внутри меня словно сверлит что-то: «Что ты здесь делаешь? Ты не отсюда! Разве здесь твое место?» Как будто только тело мое здесь – а душа заперта где-то за тридевять земель, смотрит на меня из-за решетки, и я не знаю, где ее искать и как освободить… - и, глубоко вздохнув, заканчивает, - Но, когда встретила Нейтана, все встало на свои места. Теперь я знаю, где мое место. Я – целая. И свободная.       …Двадцать четыре года назад, когда Кэти завербовалась в отряд «Макрона» вторым пилотом, ей не приходилось никому объяснять, что это не так уж опасно, и обещать звонить по вечерам. Никого не интересовал ее выбор. Мать-пропойца к тому времени давно забыла, что у нее есть дочь, о дальней родне и говорить нечего. Но, если бы даже мама, трезвая, заботливая и любящая, рыдала у нее на груди и умоляла остаться дома – послушалась бы Кэти? Отказалась бы от своей мечты?       Конечно, нет.       Слезы перехватывают ей горло, но она сглатывает слезы и говорит:       - Понимаю, детка. Лети, куда хочешь. И будь счастлива.       - Обещаю вам, я буду любить ее и беречь, - серьезно говорит Нейтан. – Целую вечность. Даже когда в нашей вселенной погаснут все звезды.       - Да уж, будь любезен, - сухо откликается Абихан.       Затем поворачивается к дочери:       - Андра, лэссе миэ, что бы ни случилось – помни: мы тебя любим и ждем.       - Никогда не забуду! – шепчет Анни; но взгляд ее уже устремлен на Нейтана, и золотые огоньки пляшут между ними, словно искры костра.       Вот они встречаются глазами, слегка кивают друг другу – а в следующий миг Нейтан обнимает Анни за плечи, и золотистое сияние окутывает обоих. Кэти вскрикивает и прижимает руку ко рту, видя, как ее дочь вместе со своим возлюбленным превращается в сполох света, отрывается от земли, взмывает вверх и исчезает в ночных небесах где-то в районе Туманности Андромеды.       Сад снова погружается в полумрак. Над головой мерцают крупные яркие звезды; свет их кажется Кэти холодным и насмешливым, словно торжествующая усмешка врага.       Долгое-долгое мгновение спустя Кэти переводит взгляд на Абихана. Он замер, устремив взор в небо; в этот миг она впервые замечает у него морщины вокруг глаз и жесткие складки в углах рта.       Противоречивые чувства рвут ее на части – и Кэти выбирает те, с которыми проще всего сладить: ревность и гнев.       - Ты знал! – восклицает она. – Теперь понимаю, о чем она часами болтала с тобой по Астронету! Ты все знал!       Он чуть заметно качает головой.       - Не думал, что это случится сегодня.       - Все равно! Ты знал, что она задумала – и не остановил ее, не предупредил меня, даже не… Еще бы! – Горькие, злые слова рвутся из груди; сама она понимает, что несправедлива, но не может остановиться. – Все дело в статусе, верно? Ты же помешан на статусе, как и все вы на Валории! Для тебя это успех! Сам ничего не добился – не беда, зато дочка выбилась в богини, будет чем утереть нос родне!..       И умолкает, готовая к ядовито-презрительной отповеди.       - Нет, Кэти, - тихо отвечает он. – Ты права, я боялся, что ты попытаешься встать у нее на пути. Но не поэтому.       - Тогда почему?       - Я никогда тебе об этом не рассказывал, - говорит он. – А, наверное, стоило рассказать. Я ушел из дома, когда был моложе Андры – едва отпраздновав шестнадцатилетие. И ушел с грандиозным скандалом. Услышав, что я отправляюсь в Свободные Земли, чтобы стать наемником, отец и дядья просто на стену полезли.       Кэти сдерживает невольную улыбку; очень сложно представить себе валорийцев, лезущих на стену.       - Они совершенно взбесились. Были дни, когда я всерьез опасался, что меня бросят в подземелье, а то и просто прикончат, чтобы не позорил семью. Как можно?! Отпрыск королевского рода – младший сын младшего сына, но все-таки – и пойдет в наемники! Продаст свой бластер и мозги какому-нибудь межпланетному дельцу, будет выполнять его приказы, участвовать в его грязных делишках… Немыслимо! Лучше смерть!.. Спас меня дед. Тогда он еще не был королем, но вся семья слушалась его беспрекословно. Он сказал… - Абихан сдвигает брови, припоминая, а затем повторяет слова деда по-валорийски – протяжно и звучно, с легким подъемом на концах фраз: - «Оставьте его в покое, - сказал он. – Пусть мальчик ищет свой путь. Быть может, ему и повезет завоевать себе королевство. А если нет – что ж, это его путь и его ошибки. «Если любишь, отпусти»».       Кэти смотрит ему в лицо – и, кажется, впервые за многие годы видит его по-настоящему. Видит не красавчика-принца, героя ее девичьих грез, не обожаемого и ненавистного врага, не блестящего аристократа… просто человека. Усталого, стареющего мужчину. Младшего принца, которому никогда не стать королем; отца, чей ребенок расправил крылья и выпорхнул из гнезда.       - У меня не вышло, - тяжело роняет он. – Быть может, Андре повезет больше, чем мне.       Легкий ветерок шелестит в купах деревьев, и звезды ласково мигают над головой. Кэти снова смотрит вверх – и на этот раз небо не кажется ей враждебным. Где-то там, в безмерной вышине, сбросив оковы земного притяжения, летит рука об руку со своим крылатым Персеем ее плоть и кровь – ее Андромеда.       - Я все-таки завоевал то, что дороже любого королевства, - говорит Абихан. – Но сам этого не понял. И потерял по собственной вине.       Больше в эту ночь они не скажут ни слова.       Слова будут не нужны. Молча, рука об руку войдут они в пустой осиротевший дом, поднимутся в спальню. И до рассвета не сомкнут глаз.       А на рассвете, когда созвездие Андромеды растает в небесах, Кэти скажет только: «Останься со мной».       И он останется.