Кровавый закат

Волны, периодически подбегающие к крутому берегу, взметались ввысь множеством ярко-рубиновых искр, пронзенные насквозь лучами на удивление кровавого заката. Что означал его цвет этим вечером? Что грядут перемены или что завтра будет ветрено и неспокойно, как в душе самого Урокая? К сожалению, на пустынном скалистом обрыве возвышалась лишь одна темная фигура, с устремленным вдаль взором и никто не мог дать ему ответ. Внезапно, по щеке мужчины скатилась слеза, тут же стертая длинным рукавом. Сомкнув губы насколько плотно, чтобы ни единый звук не вырвался из-под их строгой охраны, он опустился на землю, прижав к нервно вздымающейся груди колени. К его радости, рядом не было ни единой души, способной стать свидетелем его слабости. Жалок. Именно таким он казался себе в этот момент. Он был просто жалким бессильным существом, не способным справится со своими проблемами и чувствами. Его душу рвали на части боль и зависть, но он не имел права попросить у кого-либо помощи. Возможно, ему стало бы легче, выслушай кто его историю, или поделись советом, но никто не должен был знать. Это были только его чувства, которые он был обязан хранить глубоко в своем сердце и не давать им возможности увидеть мир. Но, разве правила, морали по которым все вокруг привыкли жить, разве они способны создать достаточно сильную стену, чтобы суметь удержать рвущийся на волю крик? - Кадис Этрама Ди Рейзел, - шепчет он так тихо, чтобы услышать могли лишь волны, - почему вы так равнодушны? Спустя пару дней Урокай вновь приходит к остроконечным скалам и спокойной покуда воде. Сегодня, на его лице виднеется повязка, скрывающая ещё ноющую рану. Он уже не смотрит вдаль, и старается поменьше думать о произошедшем недавно. Ведь главным событием было не поражение в схватке с этим нахалом Франкенштейном, а то, что последовало после. Рейзел-ним… Обычно спокойный до безразличия ко всему, почему он изменил своим правилам и сохранил этому, противно о нем даже думать, человеку жизнь? Почему применил силу, чтобы спасти его? Почему он уделяет этому никчемному созданию столько своего внимания, когда тот не достоит даже его взгляда? И тут его мысли плавно переходят в самоанализ. Чем он хуже? Почему Франкенштейн? Что в нем есть такого особенного? - Черт, - скрипнув зубами, не выдерживает Урокай. В груди становится невыносимо больно. Он понимает, что не здраво оценивает происходящее и что, скорее всего, эта огромная разница между ним и человеком не столь существенна, но сдерживать себя при других намного проще, чем наедине с собой. Соблазн полнейшего сохранения его тайны кажется чересчур большим и так хочется дать чувствам волю. Но, он уже сдал раз позиции, когда приходил сюда в прошлый раз и больше такого он не допустит. Уж слишком сложно затем восстанавливать самоконтроль. Известие об исчезновении Рейзел-нима настигает его за тренировкой заваривания чая. Дрогнув, рука выпускаешь чашку с горячей, ещё не окрасившейся водой и та с тихим стуком падает на пол. Легкий, незатейливый аромат, ранее слегка пьянящий, внезапно становится горьким. - Как? – переспрашивает он и нервная улыбка закрадывается к ему на губы. – Это что же, такая неудачная шутка? Но ответ остается неизменным. Кадис Этрама Ди Рейзел исчез, не оставив ни малейшей зацепки для своих поисков. - Послушай меня, Урокай, - голос Рагуса звучит слащаво и вызывает у него отвращение. – Рейзел-ним предал нас, так что нет ничего страшного, если мы ответим ему тем же. Он исчез, хоть и знал, что мы будем волноваться, но не удосужился даже посвятить в свои планы Лорда. И теперь, когда пришел наш час, наступил и момент расплаты. Урокай недовольно качает головой, словно пытается избавиться от назойливых насекомых. С одной стороны, он не хочет предавать того, кто был ему очень важен, но с другой… А с другой стороны, сам Рейзел-ним ни разу не показывал, что они ему так же дороги. Что он, Урокай, ему так же важен. Да и Рагус, если подумать, в чем-то может оказаться прав. Поднимая голову, он смотрит на кровавый закат, лучи которого достигают окна в его кабинете. Комната и всё в ней захлебываясь тонет в этом ярком, но совершенно холодном свете. При взгляде в ту сторону, его глаза загораются точно таким же кровавым цветом и его слова звучат громче, чем задумывалось. - Я должен подумать. И про себя он добавляет: «Кадис Этрама Ди Рейзел, вы всегда были слишком равнодушны. Раз, я не смог стать причиной вашей радости, смогу ли я вызывать вашу злость?». С тех давних событий прошло очень много времени, но у старых ран нет срока годности. Они никогда не смогут зажить, какими словами или действиями не пытайся на них повлиять. Урокай давно потерял надежду на новую встречу, и на прощение. Он больше никогда не возвращался на тот обрывистый берег со скалистыми берегами и красно-рубиновыми каплями воды, на мгновения взметающимися вверх, но мысленно он бывал там весьма часто. Он садился на землю и не отрывая взгляда от мерцающих отблесков на ровной водной глади, мог часами смотреть на застывший закат, который никогда не кончался. Он напоминал ему его собственную судьбу – с неожиданным уходом Рейзела он не смог продолжить существовать так же, как и прежде. А затем, ещё это глупое и неясно кому нужное предательство, которое в итоге не принесло желаемого результата. Всё это давило на него, сжимало в оковах, словно тому солнцу не давая, наконец, завершить эту бесцельную игру, давно превратившуюся в фарс. А потом, произошло невозможное – Он вернулся. Это было чертовски похоже на сон, и Урокай одного просил, чтобы сон, пусть станет кошмаром, но не прекращался никогда. Во время краткой беседы на все вопросы наконец нашлись ответы. Рейзел-ним не предавал. И он бы обязательно объявился раньше, если бы смог. Но сегодня уже поздно думать о прошлом, изменить которое невозможно. И оставалось лишь одно, что хотел ещё знать Урокай. - Позвольте… Задать Вам последний вопрос, - ощущая, как его время неумолимо уходит, он спрашивает о последним: удалось ли осуществить задуманное когда-то? – Когда вы обо всем узнали… Вы совсем не рассердились? Ни капельки? Мгновения в ожидании ответа кажутся слишком длинными, слишком знакомыми, причиняют куда больше боли, чем всё пережитое прежде. - Нет, - наконец, отвечает Рейзел. Вот и всё. Окончательный провал всех заключительных планов его жизни. Если бы было время задуматься тогда, то сразу стало бы ясно, что всё этим и должно закончится. Впрочем, ему, почему-то кажется, что тогда он подумал основательно перед принятием решения. Но почему же всё завершается столь плачевно? Настолько бессмысленно? - Я не был зол… Мне было грустно, - обычно спокойный до безразличия ко всему голос Рейзела звучит с удивительно четко различимой ноткой печали. Ему, в самом деле, грустно? «Что ж, можно тебя поздравить, - думает Урокай. – Ты добился своей цели, ты вызвал у всегда равнодушного Рейзел-нима какие-то чувства. – Да, но, – мысленно отвечает он сам себе, - почему же я не испытываю от этого долгожданной радости?». - Прошу… - последние слова звучат так правильно? – Простите, что опечалил вас. Исчезая, превращаясь во множество рубиновых искр, Урокай чувствует, что, возможно, впервые за очень долгое время сказал именно то, что чувствовал на самом деле. А где-то далеко, затухает кровавый закат, погружая привычно одинокий скалистый берег в долгожданную, умиротворяющую темноту.