Друг

      Было полвторого ночи.       Я как раз сосредоточенно догрызала карандаш, которым пыталась добавить побольше теней на свой очередной «шедевр». Ох, если мне приспичило творить, я могу заниматься бумагомаранием ночь напролет. Что, собственно, меня и ожидало сегодня. Если бы не трель дверного звонка.       Эм. Домофон отсеял потенциальных визитеров, ибо звонка на трубку, как впрочем, и на мобильник не было. Ночью уж тем более…       Побрела к двери. Пучок, очки, охрененские тапки с ушами из магазина «Все по 45», черная майка-алкоголичка, синие шорты: видок — что надо.       Напугать посетителя, однако, не получилось.       — Дубровская. Писдес, тя ждать, дверь сто лет открываешь.       Пару раз моргнула, созерцая в дверном проеме Олега.        — Шо? Чел какой-то дверь открыл, я за ним юркнул.        — Миронов, млин.       Я пропустила в квартиру своего лучшего друга. Да, мой лучший друг — парень. Мы дружим, на минуточку, больше десяти лет. Я знаю, люди говорят, что дружбы между девушкой и парнем нет, как, в принципе, и между двумя девчонками. Вопрос: с кем, нам горемычным, дружить? Ну вот, мой лучший друг — парень.       Миронов, богатырь — косая сажень в плечах, скукожился, раздеваясь, в моей мелкокалиберной прихожей. Что-то бубнил под нос, я пыталась сообразить, какого лешего он вообще приперся. Незаметно принюхалась, спиртным и дурью вроде от него не пахло, как обычно его дурацким терпким одеколоном.       — Что вылупилась, мать? Пошли пожрем, голодный как волк, — Олежка попер на кухню.       Как у себя дома открыл мой холодильник, стал выгружать продукты на стол: колбаску, сыр, баночку с маринованными мидиями (да, чувак, я оставила ее на завтра!), две банки пива.       — Хавать ночью не рекомендуется вообще-то, — я встала в арку, ведущую на мою кухню.       Скептически смотрела на товарища, деловито доставшего хлеб и начавшего делать себе бутерброд. Прекрасно.       — Олег, — я говорила серьезным тоном. — Что-то случилось?       Миронов зыркнул на меня. Продолжил кромсать огромными кусками колбасу, потом сыр, потом мидии открыл, понюхал.       — И ты их любишь? — сморщил нос.       Вот гавнюк. Впрочем, это мой Миронов.       — Люблю. И не ток их, — закатила глаза.       — А меня? — хитренько так, свинтус.       — И тебя. Оставь хоть что-нибудь, фашист.       Олежка хмыкнул. Закрыл и убрал обратно в холодильник мидии, куснул свой мегабутерброд. Довольно улыбнулся и удобней устроился за столом.       Я вяло смотрела на пиво, вертела пальцами карандаш, случайно прихваченный из гостиной.       — Рит.       — М?       Опять молчание. Миронов доедал мою провизию. Медведь, блин.       — Котлетки когда будешь делать?       Я прям почувствовала, как медленно отвисает челюсть. Я знала, что с моих кулинарных способностей мой друг перся, как малолетка с Джареда Лето, но блин, не в третьем часу ночи.       Я шагнула ближе к парню, протянула руку к его лбу. Жара не было: кожа прохладная, светлая челка щекотная.       — Завтра будут котлетки, — буркнула, нахмурившись.       Олег довольно хмыкнул и открыл пиво. Я села на второй стул и уже собралась побухтеть по поводу пива, когда он протянул открытую банку мне. Взялся за свою.       — Эх, Ритк, — вздохнул.       Определенно что-то случилось. Я ума не могла приложить, что такого могло приключиться, чтобы этот троглодит прискакал ко мне глубокой ночью. Озарение.       — Чо, машину разбил что ли?       Миронов подавился пивом:       — Сплюнь, ну.       И… замолчал снова. Начинало напрягать. Хотелось уронить головушку на сложенные на столе ручонки. Но передумала. Снова скептически взглянув на друга.       — Миронов, млять, — я сделала глоток пива. Большой. Поставила банку на стол, подальше от себя. — Либо говоришь, какого хера пришел, либо валишь домой.       Олег улыбался.       — Котлеток хотел.       — Нет их.       Пора и честь знать. Я стала прикидывать, как вежливо указать на дверь.       Этот злодей залпом допил всю банку.        — Еще… Хочу Маргариту Ивановну. Сильно.        Я тупенько моргнула. Шуток Миронова я иногда не понимала. Прям как сейчас.       —Ха-ха. Придурок.       Вздохнула. Встала со стула. Нужно открыть дверку идиоту, чтоб в окно не вышел.       Я поняла, что произошло, только секунд через двадцать. Когда оказалась развернута и прижата жопой к кухонному столу. А надо мной навис мой дорогой товарищ.       Пыталась проморгаться и понять, какого хера ко мне прижимается мой друг. Сильно прижимается, между прочим. Особенно в некоторых частях немаленькой тушки.       Эх, чтоб самой себе признаться. Ну, самое время. Миронов красивый парень, что уж говорить, и офигенски сложенный, тоже не отнять, и наглый, и, блин, от баб отбою нет. Я совру, что в одинокий вечер и приятный душ, не допускаю до своих фантазий его личность. Еще как допускаю. Но сейчас, эта самая личность была прижата к моим бедрам столь плотно, что я начала малех паниковать.       Олег смотрел очень серьезно.       — Дубровская, или дай по яйцам, или мы нихера не друзья через пару минут.       У него низкий голос, немного бархатистый, Олежка не курит, но я услышала хрипотцу.       — М-миронов, — почти проглотила последний слог.       Потому что почувствовала широкую ладонь, что прошлась горячим движением от бедра к груди. Там и остановилась. Он сжал левую руку на ребрах. Я, кажись, пискнула. Как мышка. Олежка же хмыкнул и приблизил свое лицо к моему.       — Я жду.       — Я… я…— блин, я головка от нипеля, ибо в шоке, не смогла ничего сказать вразумительного.       Я испугалась. Да, очень. Я в дезориентации. О, да, очень. И предана. Своей блядской натурой и тупыми фантазиями. Потому что чувствовала, как внизу живота разлилось столь знакомое тепло, как напряглись мышцы, соприкасаясь с крепким торсом, и как по-идиотски дрожал голос, пытаясь высказать очевидную чушь.       — Чо творишь?..       — Ритуль, гони дебила… — он шептал мне это прямо в губы.       А я? А я валенок. Прикусывая нижнюю губу Олегу, сама лезла целовать. Для него это старт: губы, руки, бедра пришли в движение. Тут же перехватил мою инициативу, кусая в ответ, толкаясь языком в рот, не давая толком вздохнуть. Творил какое-то сумасшествие, то кусая губы, то посасывая мой язык.       Тут же почувствовала горячие ладони под моей майкой. Дома я без бюстика, что явно понравилось Олегу. Через несколько секунд руки уже на груди, наглые руки, мяли почти больно, сволочь, не забыл ущипнуть. Но дико приятно, сердце стучало в горле, и одновременно под этими жадными руками, которые не останавливались       Жопе больно от давления к краю столешницы, Миронов давил все плотнее. Я, на автомате, пыталась ерзать. Он понял мои неудобства, потому что в следующую минуту я уже сидела на этом столе. Руки, отвлекшиеся буквально на пару мгновений пришли в новое движение. Направленное на избавление от лишних тряпок. Очки зацепились за ткань, упали, я близоруко щурилась и краснела. На кухне всегда отрыто окно. Я не уверена, холодно ли мне было от сквозняка по коже без майки, или тупо от возбуждения. Видела лишь осоловелый взгляд серых глаз, скользящий по моей груди.       — Я идиот.       На 124% уверена, что он не вкурил, что сказал это вслух. Не успела усмехнуться, Олег наклонился к груди, справа, опаляя горячим шумным дыханием, провел языком по коже, сладко, направляясь к соску, у меня от предвкушения аж ноги сводило.       «Не может быть, не может быть…» — мысль промелькнула быстро. Так же как и сладкая боль от нежного прикуса на вершине, все как я люблю. Подтвердила глухим стоном. Подписалась.       И вот, уже мои ноги смыкаются на пояснице Миронова, я даже умудрилась скинуть пятками свои дурацкие ушастые тапки. И прежде, чем сама догоняю, начала стягивать черную футболку с Олега, прерывая его ласки на моей коже. В ушах шум, я чувствовала, как горят щеки, плечи, грудь, что он ласкал, бедра, к которым он так приник.       Футболка стянута, Олег отвлеченный от лобзаний смотрел прямо мне в глаза. На мгновение стало неловко, отрезвило, так, что я даже попыталась прикрыться руками. Но он не дал мне, прижав к голому торсу.       — Рит… — зашептал губами в районе моей макушки. — Я же не отпущу.       — Дурак ты, Миронов, — мелкой дрожью по телу пробежали смесь моего возбуждения, стыда и нежности к этому вторженцу. Знаю, что не прощу… себя, если сама отпущу.       Попробовала освободиться и посмотреть опять в его глаза. Конечно, позволил, увидела мольбу и смятение во взгляде, раскаяния там точно нет. Грешить, так грешить. Я такая, что лучше в омут с головой и один раз, чем годы сожалений. Куснула за мужественный подбородок, губу, лизнула верхнюю, улыбнулась. Олег зарычал, толкнул вперед на столе, почти опрокидывая на спину, опять врываясь языком в рот, он не уступает в хищности мне.       Его пустая банка из-под пива укатилась от толчка на пол, противно дребезжа. А он судорожно стянул с меня шорты с бельем, спускаясь жалящими поцелуями по ключицам обратно к груди, где я его прерывала недавно. Руки шарили по ребрам, то сжимая их, то скользя к талии, то взметаясь вверх к ноющей груди. Блин, да определись! Решил-таки покончить с тряпьем…       Я сиделана столе в своей собственной кухне, нагая, аки младенец. Между моих ног мой лучший друг, смотрящий на меня как на десерт. Дышал как марафонец… и улыбался.       Сама сбилась, немного не хватало воздуха, напротив горящий взгляд и такие родные черты. Заскрежетала зубами, провела по бокам своими ногтями, Олег мелко вздрогнул, но стерпел. Оставляя красные жгущие следы, провела по животу к краю джинсов. Впился поцелуем. Язык в моем рту надавил на небо, я чувствовала напряжение. Надавила ногтями. Я знала, что оставлю следы, я знала, что это больно. Но Миронов не противился, поддавался моим когтям. Расстегнула джинсы. Саму трусило, будто первый раз. Свежо так. Блять, и запуталась в гребанной ширинке.       В руку уперся напряженный член. Я упивалась тем, что этот грандиозный стояк мой. Моя фантазия не предполагала таких габаритов, я была в шоке.       Эта сволочь довольный. Чувствовала губами ухмылку, охватывая его рукой.       — Засранец …— не удержалась.       — Какой есть.       Олежка заулыбался. Да и я не жаловалась. Закружилась голова, я все еще не могла поверить, что это не гребанная фантазия.       Сдавила у основания, немного не хватилов моем положении длины руки, да пофиг. Стон мне в ключицу сказал о том, что достаточно. Укусила вновь. Какая к херам нежность… Будто читая мысли, Миронов поддел под бедра, приближая меня к своему члену, зарычал. Я откинула голову, подставляя шею. Хочу. Чувствовала жгучие мелкие укусы и скользкий язык.       Джинсы сползли, я обнимала ногами голую поясницу.       — Миронов, блять, — он все еще ждал чего-то. Я держалаего, направляя куда мне нужно. Второй рукой цепляясь за его ребра. Его пальцы больно сжали бедра. И вновь нетерпеливый рык.       Выпустила воздух сквозь сжатые зубы, черт бы тебя побрал. И…       Он во мне.       Мне резко стало стыдно. Олег замер. Сглатывая ком, я подумала, что он уже жалеет.       — Рит… Ритуль… — голос звучал необычайно глухо. Олег замер.        Он пульсировал во мне плотью, а я не могла сдержаться, сжала мышцами, резко хватила воздух ртом.       — Убью… Только струсь. Убью, — я не знала, что шепчу вслух.       Толчок. Так сладко и так мучительно. Еще толчок. Стоном выпустила воздух. Хотела видеть его взгляд. И еще. И снова.       Это сладко. Немного больно. Немного стыдно. Размеренно. Не знаю. правильно ли было. Сжала на плечах свои пальцы, впивая коготочки. Не могла не улыбаться. Опять рычание, и этот охуенный расфокусированный взгляд. Схватил крепче под бедра.       Мой близорукий прищур, облизнулась. Теперь толчки жёстче. Язык, губы, укусы, по скулам, по шее, плечам, меня трясло.       Миронов смотрел как будто победителем, но я видела, как он напряжен, я чувствовала, как он дрожит во мне.       И еще, и еще, на меня капали соленые капли. Тяжелое дыхание моего друга отдавалось громким хрипом в ушах. Я хотела кончить. Я готова была кончить. Трение его члена рваное, тяжелое, будто не смазанный поршень. Руки сжимали ребра, впивались пальцами в кожу, до синяков.       Я на пределе, хотела словить взгляд, его руки такие грубые, на бёдрах будут следы, левой рукой тянулся к груди. Накрыло полностью. Сдавил, а я стону. Странные мысли витали в голове: откуда знает, что меня заводит. Опять острые зубы. По ребрам, выше… еще. Кусал больно, сжимал соски, посасывал, снова прижался, потом язык… будто везде. Я хрипела. Внутри рваный ритм толчков, то нежный плавный, потом резко. До основания, еще, и снова, вышел. Плавно… тянулась навстречу, слыша глухой смех. Голова кругом.       Я дышала, как будто бегу стометровку. Миронов держался, стискивал зубы, вдавливая пальцы в бедра.       Я сжимала его внутри, проходя ногтями по плечам, рукам. Ерзала под ним, сбивая с ритма.       А он, нагло глядя в глаза, толкал бедрами до упора еще, и еще. Придвинул руками к краю стола, не спуская взгляд. Еще, терзает, и еще. Я пыталась дождаться. Но не могла больше, с каждым толчком хватала воздух, задыхаясь, пыталась притянуть его ближе, искусывая губы в кровь и тихонько скуля. Непроизвольно все больше и больше вонзала ногти в твердую плоть под руками.       Миронову было больно. И он мстил. Зная, что принять дальше тяжело, толкается глубже. Я больше не смогла, вскрикнула, выгнула спину, прижимаясь к влажному его торсу плотнее. Олег поймал мой губами стон, затыкая очередным поцелуем. Я потерялась в сладкой боли ощущений.       Он кончил сразу после меня. Глухо простонав мне в шею.       Оба мокрые, дыхание было у обоих рваное. Олег поднял на меня взгляд, криво улыбнулся.       — Не забудь, котлетки завтра, обещала.       Я хрипло рассмеялась.