Грязь.

Болезненно-мерклый, опьяняющий свет от единственной лампочки на длинном оголенном проводе, которая то и дело вздрагивала от каждого чужого движения, пляшет по гиблой, полуживой комнате такого же парня, с дикими, необитаемыми душой и мыслями. И луна – дитя такой же мертвой ночи – отбрасывает светлую дорожку на холодный пол. Серые, совсем недавно опустевшие стены впитывают в себя любые человеческие эмоции, оставляя только инстинкты, высасывают тепло опиравшихся на них закинутых за голову огрубевших рук Стайлза, осыпают пылью отросшие волосы, провожают до потолка сигаретный дым, который водопадом льется из его губ, покрытых рваной паутинкой царапин и липкими кровавыми каплями. Стон. В тот момент, когда кажется, что процесс деградации мысли остановился из-за невозможности продолжать невозможное, именно тогда, когда молодое и нежное, но такое чужое тело, восседавшее на нем весь вечер, бороздило малиновыми, жадными губами по обессиленному, но такому влекущему телу Стилински, он вдруг отловил в остатках ума вопрос – когда же он успел превратиться в такую мразь? Равномерное покачивание мягкой, возбужденной груди очередной девушки над его почти бездвижном телом убаюкивает его, заставляет сладостно прикрыть глаза, зажмуриться, но снова широко распахнуть их. Приход начался одновременно с подступившим оргазмом. Пожелтевшие от сигарет и наскоро скрученных папирос стиснутые зубы снова больно прокусывают вспухшие губы, а рваный язык растянуто слизывает металлическую жидкость. Стайлз сглатывает и, поперхнувшись собственной слюной, хрипло кашляет. Массивная рельефная грудь, прячущая внутри себя гнилые легкие, опустевшее сердце и спрятанные в черных мешках для мусора скрытые, неизведанные желания и эмоции, пытается урвать хоть бар свежего воздуха. Концентрация скуренного наркотика достигает необходимого пика. Он может поклясться, что светлые волосы его ночной спутницы приобрели рыжий оттенок, а фары проезжающей на улице машины на мгновение осветили мутные, зеленые глаза. Стайлз шепчет благодарности себе под нос, притягивает к себе призрак прошлого, обрамляет дрожащими руками затылок девушки и томно, тяжело выдыхает в острую ключицу, схожую с маленькой лодкой, так и не отправившейся в путешествие. Пламенно, пошло язык исследует хрупкое тело, неразборчиво оставляя укусы и засосы, снова и снова помечая, присваивая ее себе. Эта ночь становится намного спокойней, когда заблудшие мысли откапывают внутри себя воспоминания о единственной желанной душе. Эта ночь, наполненная пошлостью и несмываемым запахом предательства, становится просто невыносимой, когда зрачок, чернее тьмы, приобретает свойственную ему форму и перед жадным взором вновь предстает человек без какого-либо сходства с малышкой Мартин. Рука Стайлза отчаянно хватает хрупкое плечо, сжимает его, пальцы другой жгутом стягивают светлые волосы за головой, а изо рта вырывается глухой отчаянный крик. Опять. Опять он неудачно обманул собственный разум, отчаянно пытаясь воссоздать хоть секунду из тягостного, жгучего прошлого. Он желал умереть. Быть задушенным от любви к Лидии, ее же рукой, пусть даже для этого ему придется придумать способ отыскать ее в мире, где вечная тишина и колыбельную поет сама Смерть. Он выбирается из-под женских оков, хватает почти севший телефон, натягивает майку – по причине всех его рваных рубашек, напоминавших о Ней – мечется по комнате до тех пор, пока не поднимает залетевшую под тумбочку фотографию с жжеными краями и выбегает из дома, оставляя очередную пассию сопеть в мертвой комнате. Захлопывая дверь, он жмурится от скрипящего звука дрожащих окон, перепрыгивает ступеньки, спотыкаясь о последнюю, сдирает ладони в кровь о неровный асфальт. Фотографию уносит ветром. Стайлз стонет в холодную землю, касаясь ее губами, скалит зубы и ненавидит себя за мысль, мимолетное желание выпустить несуществующие клыки. Он отталкивается руками, больно садится на последнюю ступеньку, мысленно ее проклиная, и достает электронный гаджет, открывая единственное голосовое сообщение, включает запись. – Стайлз, – сотый раз он вздрагивает, а привычные для всех холодные и режущие взглядом глаза намокают. – Привет, малыш, – шепчет он куда-то наверх, а потом снова стыдливо опускает голову на колени. – Стайлз, они разрешили последний звонок. Я знаю, малыш, после смерти отца ты почти не спал, и не виню в том, что твой телефон находится далеко от тебя. Скотт любит тебя, просит присмотреть за матерью. Ты – наша связь со всем миром. Ты – мой мир. Осталось 20 секунд, прежде чем от этого места ничего не останется. Прости, что у нас не будет будущего, но в настоящем не было и секунды, где бы я не была счастлива с тобой. Спасибо, что оживил меня. Раскрыл. Показал всему миру, кто такая Лидия Мартин. Живи за нас двоих, живи за всех нас. Я люблю те.. Он не умел держать обещания. Он слезно обещал спасти самых близких людей и провалился, пытаясь сделать хоть что-нибудь. И мысленно умирая тогда вместе с ней, он не в силах теперь зажечься снова. Сигарета тлела и жгла губы. Опять.