Лимонад

      Время течёт быстро. Погруженный в рутину Май и не заметил, как за сменами в кафе и магазине, очередной простудой Криса, плачем Юсти и перегоревшей проводкой в коридоре прошла неделя. Лишь вечерами, когда открывались все доступные форточки и в дом врывался запах мокрой земли и листьев, а Рик глубоко вздыхал, но в очередной раз не решался заговорить, омега нервно постукивал ногтями по деревянным подлокотникам старого кресла и прокручивал в голове тот короткий разговор.       Нам и без чужаков хорошо было       — Неправда, — шептал Май, уставившись в одну точку на полу, словно там был кто-то готовый выслушать и помочь, — не было.       Он тяжело вздымал усталые забитые плечи, медленно выдыхал и вновь вжимался в скрипящее кресло. Грузная ноша ошибки, резких обидных слов мешала сну и дыханию, словно Май задел ими не пропавшего Силино, а себя.       — Всё хорошо? — Крис опустил перед братом дымящуюся чашку, где плескался золотистый напиток и несколько чайных листочков, что попали сюда через порванное сито для заварки.       — Да, — неуверенно ответил Май, прижимая руки к горячему фарфору, отогревая их и наслаждаясь разливающимся по телу теплом.       Крис лишь хмыкнул да сочувственно пожал плечами. В первый же день братья накинулись на раздраженного омегу, но, кроме «отстаньте» и «не придёт больше», так ничего и не выпытали. Рик, хотя и сильно расстроился, всё ещё чувствовал вину из-за недавней ссоры, предпочитая помалкивать, Крис вообще «предпочитал помалкивать» всю свою жизнь, а Юсти, у которого до сих пор резались первые молочные зубы, молчать не хотел, но его крики никто не мог разобрать. Поэтому молодому папе и маленькому дяде по ночам было чем заняться, кроме осмысления чужих споров и склок.       — Юсти снова хнычет, — сонный Рик вышел из спальни, потирая уставшие, покрасневшие от недосыпа глаза. Для альфы — хоть он и привык к маленькому ребёнку в доме — последние дни выдались тяжелыми, но он почти не жаловался, лишь зевал всё время и успевал подремать в перерывах между плачем.       — Поспи, — Май кивнул на диван, где обычно спал сам, — всё равно мне скоро на работу.       — Отосплюсь днём, — альфа ловко вырвал чай из рук брата и тут же осушил кружку, — всё равно делать нечего теперь.       — Ладно, — вздохнул омега, пропуская последнюю фразу сквозь себя.       Находиться дома было тяжело так же, как и не думать о исчезнувшем Силино, которого Май заставил пропасть своими же необдуманными, резкими и глупыми словами. Поэтому, натянув на себя первый попавшийся чистый свитер, любимые тёмно-синие джинсы и заношенный до потертостей плащ, он поспешил на улицу, где в это время — а часы медленно ползли к окончанию дня — можно было подумать в одиночестве и потерзаться самобичеванием.       Ночные улицы всегда встречали его безмолвной, какая бывает лишь на самых задворках города, тишиной и звёздным, порой затянутым тучами и облаками, небом. Пока Май доходил до магазина, его шея затекала, ныла от постоянного любования ночью, старыми фонарями, освещающими небольшой жилой массив, порой мигающими и странно потрескивающими. Здесь жизнь текла совсем иначе. Меньше машин и смога, чем в офисных кварталах или старом центре города, куда съезжались школьные экскурсии, чтобы посмотреть на полуразвалившиеся шедевры архитектуры, больше детей, резвящихся в старых заброшенных гаражах и огромном дубе, пережившем, казалось, несколько столетий. Маленький уютный уголок, где, как и в любом другом месте, были свои законы и порядки, в которые Май, увы, не вписывался.       Он заметил тёмные фигуры на лавочке возле остановки слишком поздно, какие-то двадцать шагов отделяли его от гогочущей компании, которую освещали лишь небольшие огоньки тлеющих сигарет. Омега остановился, попытавшись вжаться в выщербленный асфальт или раствориться в покошенном заборе, лишь бы его не заметили и не окликнули. Бежать было некуда, о месте его жительства знали все, кто хоть раз слышал про «многодетную шлюху». Май осторожно попятился назад, чтобы обойти компанию по дуге, через чужие сады и огороды, запачкать штаны и туфли в грязи, но остаться при всех своих зубах и целых костях.       — Опа, стоять! — довольный бас оглушил его, подобно пожарной тревоге. Омега замер, перестал дышать, и его сердце, казалось, перестало гонять кровь по сосудам, в то время как на самом деле пульс зашкаливал.       Гулкие ровные шаги каждый раз заставляли его вздрагивать, ещё сильнее вжимать голову в плечи и прикусывать губу, чтобы не закричать и не сорваться отсюда куда подальше. В свете фонаря, что освещал бледного Мая, придав его коже ещё и желтоватый оттенок, возник высокий альфа, которому однажды не повезло попасться под руку Силино.       — Шлюха на работу спешит? — поинтересовался он, подходя всё ближе и ближе, пока не замер в нескольких сантиметрах от лица молчащего Мая. Альфа нагнулся, с любопытством и ухмылкой заглядывая в глаза своей жертвы. — А как же твой богатый ебарь?       Омега сжимал плащ, комкал скользкую ткань и пытался хоть немного успокоить готовое выпрыгнуть сердце. Виски всё больше и больше горели, мешая придумать хоть какую-то возможность побега, хоть какой-то шанс уйти невредимым.       — В последнее время его машины не видно, — густой дым ударил прямо в лицо, заставляя закашляться и протереть глаза, на которых от едкого табака выступили слёзы, — а без него ты — простая дырка, которую нужно вернуть на землю, втоптать в грязь, где таким, как ты, самое место.       Угрожающий шёпот затих в последней затяжке, сигарета полетела вниз, разбрасывая горящие искры от удара о твёрдую поверхность. Май всего на секунду отвлёкся, убирая ногу от тлеющего окурка, как чужие руки схватили его за волосы, поднимая заплаканные глаза на себя.       — Н-не надо, — всхлипнул омега, пытаясь выпутать свою челку из крепкого захвата.       — Заткнись!       Крепкая пощечина обожгла левую щеку, слёзы брызнули из глаз, а с губ слетел жалобный, почти не слышимый вскрик. Следом, не давая передышки, ещё одна, отчего голова резко, как у куклы, качнулась в сторону. Реальность и лицо альфы напротив начали стремительно темнеть, погружая Мая в вязкое бессознательное состояние, где горящая, ноющая скула была чем-то далёким и нереальным, но отключиться ему не дали, тут же толкнув на холодную дорожку.       — Лучше бы ты сразу сдох, — альфа плюнул на скрутившегося в клубок омегу и пнул его в живот, который, как бы Май не пытался, закрыть не смог.       Дыхание перехватило, вчерашний ужин поспешил наружу вместе с пострадавшим желудком. Омега согнулся, схватившись за место удара, пытаясь сдержать рвотные позывы и не разозлить ещё сильнее стоящего рядом альфу, которому, в принципе, и не нужен был дополнительный повод. Он постепенно зверел, смотря на корчащегося от боли и бессилия парня, на его текущие ручьём слёзы, всхлипы и дрожь. Даже сейчас ему хотелось растоптать шлюху ногами, раздавить собственными силами, лишь бы больше не видеть этого смазливого лица, безнадежно пропавшего в трахе за деньги.       — Дик, какого хуя ты здесь стоишь? — Май слышал этот голос раньше, но боялся даже вздрогнуть, не то что посмотреть в лицо пришедшего.       — Уже иду, — усмехнулся альфа и, замахнувшись, ударил мыском ноги прямо по лицу вскрикнувшего и тут же обмякшего парня.       Смех — жестокий, холодный, не имеющий ничего общего с искренним весельем, два удара по спине — для надежности, видимо. Убедившись, что омега уже не реагирует, альфы поспешили догнать компанию, удаляющуюся в сторону пивных ларьков. Хулиган явно был доволен. Злое удовлетворение от низкой мести, пусть даже слабому и сильно уступавшему в комплекции, никогда его не трогавшему омеге, связанному с подправившему ему нос человеком, как думала их компашка, лишь сексом и деньгами, радовало, как бурная ночь после длительного воздержания.       Май лежал, боясь полноценно вздохнуть, до тех пор, пока пьяный смех и шаги не стихли вдали. Его не в первый раз избивали, чтобы он не умел вовремя прикинуться чуть ли не умершим, но каждый раз, каждый чёртов раз он ничего не мог поделать с простреливавшей первое время почти от любого движения болью. Он никогда не сомневался в том, что лежит поначалу неподвижно вовсе не из-за того, что изображает полутруп, а из-за парализующего жилы ощущения, словно кости припекает огнем вместо крови. Заставляя себя коротко вдыхать, а после — мучительно выталкивать воздух из легких, он открыл глаза, осторожно сжал пальцы в кулаки больше для того, чтобы убедить себя, что движение его не убьет. По лбу медленно ползла горячая капля, скатилась на щеку и нос, зависая на его кончике. Май осторожно, словно боясь, что рука отвалится из-за простого жеста, стер ее, понимая, что только размазал кровь по лицу, и, застонав, сел. Острая, парализующая боль адски медленно, но все-таки рассасывалась. Взамен оставалась ноющая, мерзкая, которую, по крайней мере, возможно было терпеть. Май знал, что она будет преследовать его еще долго, не один день, а потому пора стискивать зубы и поднимать свое избитое тело на ноги.       Домой нельзя: пугать братьев своим истерзанным видом было бы бессовестно со стороны старшего, им и так хватает своих проблем, чтобы беспокоиться из-за ссадин на его теле. Поэтому единственным выходом, пускай и не таким красочно-розовым, как больница, ближайшая из которых находилась лишь в соседнем районе, оставался магазин, где над шкафчиками пылилась не первый год тяжелая металлическая аптечка, внутри которой по слухам сдохла мышь, перепив единственного лекарства, что было там, — зелёнки.       Май, придерживая бок рукой, словно это хоть немного могло облегчить боль, поплелся в сторону неоновой вывески, светящейся на небольшом перекрестке, где даже по утрам не бывало много машин. Радовало, что отморозки встретились ему, когда тот уже прошёл большую часть пути и ковылять пришлось не сорок, а только пять минут, хотя с его теперешней скоростью вышли все двадцать. Очутившись возле уже ставшего родным магазина, омега взглянул на пустующую парковку, затем на всё ещё чистую — его стараниями — витрину и усмехнулся, болезненно опустив уголки губ.       «А где же романтичное спасение принцем?» — прошептал он про себя, будто его глупую постыдную мечту на пустой улице мог услышать кто-то, кроме фонарей и покачивающихся от ветра голых тополей.       В магазин он зашёл через подсобное помещение, постаравшись не попасться никому на глаза, но успел лишь стащить грязный плащ, как внутрь зашёл менеджер, тут же ужаснулся и подскочил. В его поросячьем визге едва ли возможно было расслышать вопросы.       — Всё в порядке, — Май попытался заткнуть его, но бегущая кровь визгливого бету интересовала больше, чем слова оправданий. В его дрожащих руках тут же оказался потрёпанный временем телефон, но омега, сжав зубы от раздирающей от резких движений боли, потянулся к менеджеру, схватив того за запястье. — Не надо скорую.       Если всем он и мог соврать, что навернулся с лестницы или не заметил столб, то врачам, способным по виду повреждений определить их источник, говорить неправду, отмазываться падениями и столкновениями было бесполезно почти так же, как и пытаться отбиваться от банды альф.       — Я и не собирался, — фыркнул менеджер, отцепив руку Мая от себя, — иди в туалет и смой кровь.       Омега покосился на успокоившегося мужчину, ещё раз попытался что-то сказать, но был прерван и уже в более грубой форме, где фигурировали «клиенты» и «кровавое рыло», направлен к раковине.       С отражения в зеркале на Мая смотрел поношенный, побитый жизнью бедняга, которому только и хотелось, что подать на пропитание, а то и на рюмку-другую чего согревающего: левый глаз почти заплыл вместе со щекой, висок был безбожно разбит, как и нижняя губа, опухшая, словно после инъекции ботоксом в каком-то вшивом салоне, где о стерильности не знал даже клиент, а светлые волосы, прилипшие к ране, не собирались с ней расставаться, отчего Маю пришлось кривиться, терпеть, но отдирать их от неприятно стянувшей кожу засохшей корки крови.       — Где он?! — басистый крик, больше похожий на грубый рык, оглушил умывающегося омегу, который тут же поспешил выглянуть в коридор, чтобы посмотреть, откуда доносятся голоса.       — Успокойтесь, — голос встревоженного менеджера утонул в последующем крике.       — И не собираюсь, пока его не увижу!       — Да забирайте этого калеку, — в своей манере фыркнул менеджер, заворачивая в коридор, где из просвета двери торчала голова Мая, — вот он, уже чистый пялится.       — Э-э? — промямлил омега, обиженный злостью беты, но тут же проглотил её, увидев, как за низеньким боссом возник взмыленный, шумно дышащий альфа.       Двери туалетной комнаты громко хлопнули, а Май, повернув щеколду, отскочил к противоположной стене, вжимаясь в холодный кафель.       — А ну выходи, — тихий осторожный стук и несколько подергиваний ручки.       — Не выйду, — прохрипел Май и закрыл глаза из-за начавшегося головокружения, почувствовав, чего ему стоил этот резкий прыжок.       — Оставьте нас, пожалуйста, — строго попросил альфа и, дождавшись, пока менеджер, ворча что-то о любовниках и бедном себе, завернёт за угол, добавил уже спокойнее: — Выходи, пожалуйста.       — Не выйду, — всхлипнул Май, не понимая, отчего заботливый голос вызывает у него такую бурю эмоций, но к двери приблизился.       — Май, — нежно, шёпотом, почти прикасаясь к деревянной поверхности, — я заберу тебя, даже если придётся её выломать.        Рука сама потянулась к замку, проворачивая его в нужную сторону, в то время как горящая внутри боль вытеснялась подступающей истерикой, сводящей горло до раздирающего зуда и всхлипов. Дверь тут же распахнулась, пропуская в небольшую комнату, где всё ещё стоял запах крови, запыхавшегося и нахмуренного альфу. Май вздрогнул, всхлипнул и, когда крепкие руки обхватили его и осторожно, чтобы не навредить ещё больше, сжали в объятиях, выплеснул на подставленное ему тёплое плечо всё то, что накопилось в нём за эти дни.       — Мхы-ы-ым, — только и доносилось с его стороны, пока альфа медленно и ритмично, словно укачивал ребёнка, гладил его по спине.       Май рыдал, всхлипывал, пытался остановить предательские солёные слёзы, но с каждым вдохом они вновь начинали катиться по щекам, изредка падая на пиджак альфы, который прижимал его к себе сильнее с каждым вздрагиванием и протяжным стоном жгучей обиды и — уже потом — боли.       — Знаю, — шептал тот в ответ на всхлипы, словно в неразборчивых звуках смог прочесть весь рассказ о произошедшем.       Омега оторвался, вытер руками слёзы вперемешку с соплями, глубоко вдохнул и жалобно, заглядывая в его глаза своими, широко открытыми и полными слёз, и вызывая у альфы стойкое желание взять что потяжелее и пойти мстить ублюдкам, посмевшим напасть на это чудо, протянул:       — Ли-и-ин.       Но Силино понимал, что необдуманными поступками ухудшит и без того бедственное положение дел, и сейчас, помимо мести, есть более важные дела, например, такие, как залатать подбитого омегу.       — Поехали к Ларку? — спросил он, выпуская судорожно дышащего Мая из уютных объятий.       — Угу, — кивнул тот, шмыгая носом.       — А снова не испугаешься чужака? — усмехнулся Силино, выходя обратно в коридор.       Май отрицательно помотал головой и пошёл за ним, опустив взгляд в пол и облегченно улыбаясь. Теперь, когда впереди него виднелась сильная крепкая спина альфы, он, наконец, понял, что уже давно хотел, чтобы из этого кошмара, что зовётся жизнью, его когда-нибудь и кто-нибудь спас.