2425 год. Холодные камни Арнора // Наследник

Это был день присяги новых Стражей. Нет, не так. Это был День. День, к которому готовились заранее, за много месяцев приезжали, сначала уговаривая Наместника, потом счастливчики возвращались со своими сыновьями (а также женами, дочерьми и прочей семьей ¬– но кто замечал в Этот День кого-то кроме виновников торжества?!). За все одиннадцать лет службы Таургона не было ничего похожего на этот великолепный праздник. Присяга всегда проходила просто, по-будничному. И по одному, редко по двое-трое. Родные когда приходили, когда нет. Но не сегодня, когда радостное возбуждение охватило всю Цитадель, в Тронном зале народ стоит стеной, и родные будущих Стражей пользуются привилегией стоять в первом ряду этой знатной-перезнатной толпы. А караулу совсем хорошо. Не только всё видно, но и стой на просторе. Никто в затылок тебе не дышит. Хотя свои сложности тоже есть. Нельзя улыбаться. Ма*, жестокий, велел бы нам ради такого торжественного дня шлемы надеть! Кто бы под ними что разглядел… нет, стоим с открытыми лицами, надо из себя статуи изображать. А как не улыбаться?! Идет. Он не улыбается, он просто сияет. Легкий, радостный – как луч весеннего солнца, как голос серебряных труб на ясном восходе. Давай, Боромир. Сегодня твой день. Склоняется перед двоюродным дедом. Протягивает ему меч. По залу звонко разносятся слова: – По велению Наместника обещаю я… в дни мира и в дни войны, в горе и в счастии, в жизни и в смерти… Так говорю я, Боромир сын Денетора, родом из Минас-Тирита. Караулу нельзя улыбаться. Нельзя. Нель.Зя. Хотя кто сейчас посмотрит на караул? А вот на Денетора посмотреть стоит. Редко видишь это холодное лицо счастливым. И Барагунд здесь. Примчался из своего Итилиена. Еще бы он не примчался. Тишина. Звонкая, юная тишина. Получает от Диора меч. Ответные слова. Ну вот, главное свершилось, теперь остальные. Те, что, как факелы от зажженного, засияют от света, которым лучится сын Денетора. Незнакомый лордёнок. Столичный. Повезло ему, что такой долговязый – а то никакой тебе присяги в один день с младшим из сыновей наследника. Чтобы стоять у Белого Древа, надо вырасти. И не в каком-то там высоком смысле, а в самом прямом. Следующий. Сын Б*. Вот от кого стоит держаться подальше, если получится. М*. Ты что же не сказал, что твоему отцу удалось добиться? Тоже мне, друг называется. И жить, небось, вместе будем. Не улыбаться. Да что же это! Не улыбаться. Незнакомый. Столица закончилась, пошли провинции. А, сосед. Посмотрим, чего ты стоишь без своего отца, которым так гордишься. Надо же, какой серьезный. И взрослый, не меньше двадцати пяти. Что, его отец не успел с Барагундом, так нарочно ждал до Боромира? Похоже. Дальновидный отец, ничего не скажешь. Так, стоп. Здесь не совет, и я не обязан давать Наместнику отчет о том, что видел. Еще идет. Еще. У нас что, отряд вдвое больше станет?! Стоять будем восьмерками вместо четверок? …иначе эти лордята меня зарежут во сне. Придется перебраться жить в Хранилище, для безопасности. Двери там прочные и запираются изнутри. Не улыбаться! Как вырос Боромир! Кажется, только был мальчишкой, которому скучно историю учить… вырос – и не в росте дело. Глаза другие стали. Лети, юный сокол. Сверкай. Торжества отшумели, Стражи вернулись к обычным будням. Впрочем, их число действительно сильно возросло, так что свободного времени прибавилось. Боромир напомнил Таургону о давнем обещании показать приемы боя северян, и ближайшим утром они спустились в фехтовальный двор. День был жаркий для апреля, они разделись по пояс – и всё равно пот лил с них. Им освободили довольно много места, так что они самозабвенно гоняли друг друга, про хитрые приемы было забыто, а просто они мерялись силой и ловкостью… и Боромир сполна оценил, как далеко ему еще до Таургона. – Не всё сразу, – ободрил северянин. – Ты же пока растешь. Он взял холстину вытереть лицо и тело… и тут обнаружил, что в углу двора, в тени стоит Денетор. И давно стоит, похоже. Таургон кивнул Боромиру. Они подошли к наследнику. Поклонились. Тот кивнул и спросил северянина: – Ну как? – В атаке хорош, – отвечал Таургон, – защита слабовата. Увлекается. – Но я же могу рассчитывать на тебя? Арахад пожал плечами: зачем говорить об очевидном? Тем более, свободного времени сейчас так много. – Не стану вас отвлекать. Продолжайте. Они ушли продолжать. А Денетор продолжил смотреть. Движениями их молодых мускулистых тел, блестящих на солнце, стоило полюбоваться. А у северянина, оказывается, старые шрамы – два то ли от меча, то ли чего-то вроде. И несколько мелких. Боромир, наверное, завидует. Этот танец воинской силы был прекрасен, но, чем дольше Денетор смотрел, тем больше ему что-то не нравилось. Было что-то неправильное. Что-то опасное… нет, не опасное, но… то, чего не должно быть. Да, у Таургона шрамы – и что? Сражался на своем севере. Да, не рассказывал об этом, но и не скрывал. Одиннадцать лет назад он так же, вот ровно так же гонял Барагунда – и ничего, никакой беды старшему от этого не было. Пора перестать подозревать его неизвестно в чем – только потому, что он молчит о своем прошлом. Одиннадцать лет – достаточный срок, чтобы убедиться, что… Одиннадцать. Лицо Денетора окаменело. Наследник стоял в тени, бойцы вокруг были заняты только схватками и в его сторону никто и на миг не взглядывал – и всё же многолетняя привычка скрывать свои чувства, когда узнаёшь нечто дурное, уже действовала помимо воли. Сколько лет этому человеку?! Тогда он выглядел на тридцать пять, прошло одиннадцать… что же, мы с ним почти ровесники?! Может быть… вот только Таургон по-прежнему выглядит на сорок лет самое большее. Если смотреть в глаза. А если на тело – и тридцати не дашь. Годы идут мимо него. Потомок Исилдура. Как долго он это скрывал. Он не стареет, а мы об этом не задумываемся. Потомок Исилдура в Минас-Тирите. Что ему нужно?! Только не трон. За все эти годы он не сделал ни единой попытки приблизиться к нему… не считая, разумеется, места в карауле. Тогда что он здесь делает? Спокойно, спокойно. Что бы он ни делал, он этим занят второй десяток лет. И ничего не произошло. Значит, и не произойдет. Но как же сильна у них кровь! Сколько ему? Пятьдесят? Возьми любого из потомков Анариона и поставь рядом с ним. Сам встань… да уж. Как они смогли?! Четыреста лет мы считали их погибшими, а они вот какие. Как?! Схватки во дворе утихали: дело шло к полудню и многим надо было заступать в караулы. Боромир с Таургоном тоже прекратили свою. Северянин прислонился к стене, холодной от тени, прикрыл глаза, отдыхая. Денетор всматривался в его лицо, ища черты сходства со своим, дядиным, сыновними… не было или было немного. А вот на статуи из Тронного зала он был сейчас очень похож. «Всё или ничего». Пять лет назад ты сам сказал это о нем. И не понял собственных слов. Денетор подошел к северянину. Тот почувствовал, открыл глаза. Гондорец указал взглядом на его шрамы: – Орки? Таургон кивнул. Почувствовал, что и отец, и сын ожидают от него хоть какого-то, но рассказа, и сумрачно проговорил: – Мне тоже семнадцать было, когда учеба закончилась. Учеба у нас, – он посмотрел на Денетора, – была на войне. Но это ты в чужом отряде. А тут я повел свой. Дед погиб еще до моего рождения, отец лез в самое пекло… в общем, взрослеть надо было быстро. «Проговариваешься, – подумал Денетор. – Вот сейчас ты проговариваешься, что ты – сын правителя». – Но ведь обошлось? – спросил он. – Да, – кивнул Таургон. – Спустя четыре года отец со товарищи уничтожили вожаков орков, прочие… кого мы перебили, кто разбежался. С той поры мне нечем заняться. Вот, книги и переписываю. «И мысли читаешь на досуге». – Вы сегодня после заката свободны? – Да, – в один голос ответили оба Стража. – Тогда приходи ко мне ужинать. Таургон благодарно улыбнулся, потом сказал: – Господин мой, позволь одну просьбу. – Да? – Пришли за мной слугу, как и раньше. Денетор вопросительно приподнял бровь: почему это вдруг стало важно для тебя? – У меня трое новых соседей, – словно извиняясь, произнес Таургон, – и двое из них… скажем так, очень гордятся своими отцами. – Больше, чем ты своим? – осведомился наследник. – Меньше, – улыбнулся северянин. – Но они об этом не знают. А мне не хотелось бы им объяснять. Приход твоего слуги будет понятнее. – Так, может, я забегу? – подал голос Боромир. Денетор медленно покачал головой. Интересно, дядя – знает, догадывается или не задумывался? Почему он взял якобы безродного северянина именно в тот отряд, в котором ему и следует быть по его происхождению? Еще в юности Денетор понял, что все вопросы в мире делятся для него на три неравные группы. В первую входили те, что он должен решить. Вторую составляли решенные. Третью, самую большую, – те, что его не касались. И, разумеется, в каждой группе были свои разделения. Решаемые вопросы были разными – от учебы в детстве до благополучия страны и счастья семьи сейчас; были постоянные, конечные по времени и те, что надо было разрешить к сроку; колеса событий вертелись, хорошо отлаженный механизм не давал сбоев, и если бы наследника спросили, нашелся ли в этой системе вопрос о его собственном счастье, то Денетор сказал бы, что счастье – это когда всё делается, причем своевременно. Решенные тоже были разными. Были те, что забывались сразу после, но большинство становилось основой для новых дел, и чем выше была гора сделанного, тем проще было решать новые вопросы, хотя с годами их число росло, росло, росло. Вопросы, его не касавшиеся, делились на две уже совсем неравные части. Тысячи и тысячи тех, что обсуждали на застольях после третьего кубка, – попросту не стоили его внимания. Тратить на них свое время было ниже достоинства Денетора. Уж лучше говорить о вкусе вина, чем обсуждать ерунду. Но были и другие. То, что он не мог решить. Был не в силах. Главный из этих вопросов стоял на левом берегу Андуина. Минас-Моргул. И требовалась изрядная сила духа, чтобы признать: ты ничего не можешь исправить, так что не думай об этом. Думай только о тех вещах, изменить которые – в твоей власти. Например, отправить Барагунда в Итилиен, чтобы быть уверенным в благополучии тамошних жителей, несмотря на страшное соседство. «Говори только о том, что ты можешь сделать сам», – это правило он взял себе еще в юности. Того же он требовал от окружающих. К тем, кто или рассуждал о недоступном, или пускался в фантазии, что было бы, если бы… к ним Денетор быстро терял всякий интерес. А это значит – никаких новых поручений. Свежая нить паутины протянется мимо такого человека. Денетор любил сравнивать себя с пауком, но об этом знали лишь единицы. Приезжая к родителям, давно уехавшим от шума столицы в глубину горных долин Ламедона, он часто говорил, указывая на паутину, сверкающую каплями росы или отягченную жемчугами дождя: «Сколько поэтов готовы воспевать эту красоту! Найдут прекрасные слова, утонченные сравнения, нежную музыку. Но заметить паука, который прежде должен соткать прочную сеть, – нет, подобное ниже их вдохновения». Да, для Денетора все вопросы делились на три типа. Первые были его паутиной, вторые – деревом, на котором паук ее ткет, третьи – лесом вокруг. И очень, очень редко бывало так, что по этому лесу проносился ураган. Вопросы совершенно иного рода. Такие, что Денетор не знал, может ли их разрешить. А главное – должен ли он за них браться? Вопросы, которые могли изменить всё. Он пришел к себе в кабинет. Оба секретаря поклонились. – Господин мой, письмо из Анфаласа. Разумеется, они прочитывали всю его почту, если письмо не имело пометки «в собственные руки». – Что? – произнес Денетор, садясь за стол. – Лорд Ф* пишет о граде, побившем виноградники. Неурожай винограда на западном побережье означает… …зачем он здесь? Всё кажется простым и ясным, Таургон ничего не сделал и ничего не сделает, а родословную свою всё равно не расскажет, да и неважна она. И надо заниматься делами. Что там с Анфаласом? …а если бы я был на его месте, что бы я искал в Минас-Тирите? Не воцарение, тогда что? Здесь есть только одна вещь, представляющая ценность для Арнора. Подождет Анфалас. Денетор резко встал. – Вы оба свободны до завтра. Секретари поклонились, сложив руки на груди, и вышли. Оставшись в одиночестве, наследник подошел к стене, надавил один из камней. Открылся тайник. Денетор стал вынимать шкатулки с документами. В самой глубине, безо всякого ларца, лежал ключ от сокровищницы. Наследник убрал его в поясной кошель, поставил шкатулки на место, закрыл тайник и стремительно вышел. Вниз и вниз, к двери, которую отпирают так редко. Ее тоже охраняют Стражи Цитадели, кому же еще. Вот забавно будет, если он увидит там Таургона. Нет, там стояли другие. Как часто Таургон спускался сюда с дядей? Дядю спрашивать не стоит. Таургон не ответит. Нет, если это бы бывало – не то что часто, хотя бы иногда! – об этом бы говорили. Не ходит проведать их реликвию? Денетор зажег несколько масляных светильников, подошел к ларцам со Звездами. Он знал, что подлинной считается меньшая по весу: ее огранка дает более сильный блеск, а лучи выточены глубже и изящнее. Вторая грубее, сделана явно наспех. Зачем вообще было ее делать? Просто в надежде продать вдесятеро дороже, чем стоит алмаз такой огранки? Или за этим стоит что-то еще? Да, подлинную с фальшивой не спутать. Что бы он сделал, будь он на месте Таургона? Выкрасть, подменить, выпросить – нет. Наш северянин никогда не пойдет на что-то такое. Он воин, его стиль – честный и открытый. Тогда – заслужить и получить в награду. А почему бы и нет? Что северные дунаданы живы – уже не тайна, что он сын их вождя – почти не тайна. Послужить Гондору и попросить то единственное, что ему здесь надо. Ну так служи! Не стой годами у Древа! Дядя согласится, а если просить не посреди площади Цитадели, а в Малом зале… или даже в Тронном, только не переполненном – так немногие и узнают об этом. – Почему ты ему не нужна?! – спросил Денетор у Звезды. Звезда сверкала как Сильмарил, отражая огонь светильников. Фальшивая блестела рядом. Не очень ярко, но тоже ничего. Невозможно понять логику этого человека! Денетор велел, чтобы на ужин была всего одна перемена блюд (и полегче!), а потом много фруктов и легкого вина. Изобилие фруктов в апреле – роскошь, но вряд ли северянин обратит на это внимание. Вроде бы и закуска, но от хмеля почти не защищает. Как наследник знал по опыту, от легкого вина человек становится разговорчивее, чем от крепкого. От крепкого он и отказаться может, и лишь пригубить… а легкое что? оно безопасное, так, едва захмелел, ничего страшного. Сильный сокрушит сильного, но безоружен перед слабым. Этот принцип Денетор выучил тоже очень, очень давно. Хочешь победить сильного – поддавайся. Ты же мне не ответишь на прямой вопрос. А тогда, прости, я получу ответ своими средствами. За ужином Денетор завел речь об Элендиле. Больше ничего делать и не понадобилось: Таургон начал говорить, Неллас и дети внимали ему вот именно как дети, а недостаток еды, вино и особенно жадность слушателей делали речь северянина всё более вдохновенной. Денетор же слушал, не о чем, а как говорит Таургон. Его интерес к королям. Да, теперь понятно: его род. Но это и мой род. И дяди, и любого из нас. Почему мы никогда не сможем так рассказывать? Почему мальчики (Барагунд уже совсем не мальчик!) слушают его, затаив дыхание, а Митреллас забывает о своей вышивке? Что для нас Элендил? Прошлое, которое надо знать. А для него? О ком я бы мог говорить с такой любовью? Об отце? О дяде? О деде, если брать умерших? О тех, кого видел своими глазами. Только о них. Где ты видел Элендила, Элроса и прочих? Где? ведь, сколь нам известно, палантиры сгинули. И никакие книги не научат так видеть. Прочел я «Сына Звезды»; признаться, твои комментарии показались мне самым интересным в этом фолианте. Как это связано: ваш долгий век и эта вдохновенная близость прошлого? Это черта вашего народа, не только твоя. Ты все эти годы держишься так, что понятно: ты не особенный. Вас там таких много. Я слушаю тебя – и просто верю. Не потому, что мне известно – ты знаешь историю лучше нас всех и не допустишь ошибки. Я верю твоей любви. Беспредельной любви. И мне… страшно признаться! – сейчас безразлично, так или не так происходили события. Я просто хочу верить тебе. – А Звезда Элендила? – вставил вопрос Денетор, когда Таургон, устав, потянулся за кубком. – Она погибла с Исилдуром. Северянин явно устал, но не от долгой речи, а от вложенных чувств. Тем проще. – Я не о той. Я об арнорской. – А, – Таургон сразу потерял интерес, словно пламя задули. – Так она же у вас. – Я знаю, – кивнул Денетор. – Меня удивляет, что ты не пытался ее вернуть. Всё-таки реликвия вашего народа. Или ты говорил с дядей, и он против? – Нет, зачем? – пожал плечами. – Она ушла. Хорошо, что уцелела. Хорошо, что здесь. Вот вы ее и храните, раз мы не смогли. – Но в две тысячи лет судьбы Арнора, – нахмурился наследник. «Что я делаю? Я что, на полном серьезе уговариваю его ее взять?!» – Да, это так, – голос северянина был по-прежнему равнодушен, словно не о его стране шла речь. – Но то, что она сейчас… это знак утраты. Она была символом Короля – и мы потеряли ее дважды. Сначала подлинную, с Исилдуром – и королевство Людей Запада разделилось на два. Потом… вторую, сделанную для Валандила, – и вот и Арнор, и Артедайн остались лишь в хрониках и преданиях. Попросить у Наместника этот алмаз? Зачем? Чтобы он вечно напоминал нам о том, как мы шаг за шагом теряли себя? – Прости, – Денетор был совершенно искренен, – мне следовало понять самому, насколько это больно для тебя. – Храните их, – грустно улыбнулся Таургон, – спорьте, какая настоящая, какая нет. Хотя настоящая лежит на дне Андуина, если только море не унесло ее. – А кольцо Барахира, – спросил Барагунд, – оно тоже пропало? – Нет! – ни следа от печали и усталости, – нет, оно у… нас. «Хотел сказать: у отца?» – У этого кольца дар возвращаться, – продолжал северянин. – Последнее, что с ним было, – оно пережило… командира, который носил его во времена моего деда. Говорят, тело опознали по кольцу. Митреллас тихо охнула. – А до того вернулось от Арведуи. Он оставил его на севере, когда уплыл; наши потом добрались туда и выкупили это кольцо. – Поистине, дар возвращаться, – кивнул Денетор. Боромир почувствовал, что ему как взрослому тоже уже можно участвовать в разговоре, а не только слушать, и спросил: ¬– Но как случилось, что сын Арведуи погиб и Звезда оказалась у нас? Второй раз отвечать на этот вопрос было много проще: – Не спрашивай. Здесь женщины. Это слишком страшно и горько, чтобы рассказывать. Повисло молчание. Потом Боромир проговорил: – Как горько, что он погиб молодым, не успев ничего совершить. «Они даже имени его не помнят!» – понял Арахад. Проще всего, конечно, было кивнуть со скорбным лицом. Именно этого ответа от него ждут. Это будет как бы и не совсем ложь: он же не произнесет ни одного слова. «Ты не умеешь лгать. Но тебе решать, какую часть правды ты скажешь». Но дело было даже не в этом совете Диора. Он не мог, просто не мог смириться, что об их Аранарте говорят как о безымянном сыне Арведуи, не сделавшим в жизни ничего. – Нет, – решительно произнес Таургон. – Нет? – приподнял бровь Денетор. – Он успел, и многое успел – за то время, что ему было отпущено. Именно Аранарт создал нас такими, какие мы есть. Развивали другие, но основы заложил он. – Но постой, – нахмурился наследник, – сколь я понимаю, он же погиб очень молодым. – Неважно, сколько он прожил, – отвечал Арахад. – Важно, сколько он сделал. – А что было потом? – подался вперед Барагунд. – После него? И что ему отвечать?! «Ты не умеешь лгать, и не пытайся учиться этому». Но как тут скажешь правду? Таургон молчал, ища ответ на такой простой вопрос юноши. На собеседников он не смотрел и пристального взгляда Денетора просто не замечал. Потом сказал: – Прости, я не могу тебе ответить. Северянин обвел гондорцев взглядом: – Я боюсь вас обидеть молчанием, но поймите меня: мы четыреста лет делали вид, что нас нет. Не существует. Сгинули в той войне. Когда мы приходили – в Тарбад, в Брыль – мы рядились в бродяг из холмов; многие из нас до сих пор так делают. Мы привыкли скрывать наш народ, наш язык и нашу историю. И хотя мне незачем таиться от вас, я не могу переломить привычки, в которых воспитан. Денетор приподнял кубок: пью за вас, – сказал: – Ты действительно считаешь, что рассказал сейчас меньше, чем если бы перечислил вождей, правивших вами после гибели Аранарта? Таургон осторожно улыбнулся, осушил свой. На ответную вежливость как-то не хватало сил. – Мы совсем замучили тебя, – заговорила Неллас, – а вам ведь на службу с рассветом. – До рассвета, – не без гордости поправил ее Боромир. – В самом деле, поздно, – Денетор встал. – Таургон, тебя можно слушать бесконечно. Северянин улыбнулся взглядом. Сейчас уместно было отвечать так: не поклоном и даже не кивком. Денетор, не раздеваясь, стоял у окна. Жена давно спала, обнимая мягкую подушку: она привыкла ложиться, не дожидаясь супруга. Он всегда занят, днем и ночью. Наследник резал на тонкие дольки мясистый багрово-рыжий плод: их ценили за сочную мякоть и пронзительный сладко-горьковатый вкус, а Денетор, к удивлению тех, кто близко знал его, ел эти фрукты прямо с кожурой, полной эфирных масел настолько, что дух перехватывает, если откусишь больше, чем надо. Он считал эти фрукты лучшим лекарством от сонливости и невнимательности. Надо было разобрать и разложить весь тот мешок сокровищ, что ему сегодня вывалил Таургон. Кольцо Барахира! – вот о чем и не ожидал услышать. А оно цело. Надо будет посоветовать Таургону рассказать об этом дяде. Уж раз сломал печать молчания, то скрывать такое от сына Барахира – просто бессердечно. Почему же он дорожит кольцом Барахира и совершенно равнодушен к Звезде Элендила? Чем она провинилась перед ним? Потерялась надолго? – так ведь нашлась. Чтобы для потомка арнорцев ничего не значил алмаз из венца, который две тысячи лет носили его предки?! Такого просто не может быть! Рот полыхал от оглушительного вкуса фруктов. От ночного ветерка дрожал и стался огонь светильника. И, между тем, он не лжет. Его безразличие к Звезде – искреннее. Он даже сказал «они», ему нет разницы между грубой подделкой и подлинной. Почему? Трагедия гибели Аранарта? Человека, о котором мы ничего не знаем, а он оказался выдающимся? Трагедия такая жуткая, что северянин и спустя четыреста лет не в силах сказать о ней ни слова?! Если сын Арведуи был таким исключительным, то почему он пал жертвой резни? За кем охотились орки – за ним, за Звездой? как он оказался не готов к такому нападению? там, судя по всему, пали все и их было много… женщины, дети, судя по его молчанию… орки никого не щадили. А столько орков беззвучно не подкрадется. Стоп. Какие орки?! Орк потом отнес Звезду купцу на продажу?! Люди?! Но ведь сказано в хрониках, что в Ангмаре не уцелело никого! Всё интереснее и интереснее… В ангмарцев, которые уцелели, выследили и жестоко убили Аранарта, а заодно с ним и всех, кто был в том тайном поселении, верилось охотно. Но что кто-то из этих ангмарцев потом отнесет венец врага – купцу?! Денетор не стал бы уверять, что отлично разбирается в ангмарцах, но… воображение у наследника было слишком бедным для той картины, что вырисовывалась. Он вышел из покоев, спустился на площадь. Цитадель спала, только и слышно, как журчит фонтан под Древом. Кто-то из Стражей обернулся, услышав его шаги, трое других были неподвижны. Денетор прошел мимо них, сел на край фонтана. Провел рукой по коре Древа, словно здороваясь. Тихо-тихо. И думается хорошо. Итак, что мы знаем? Что о гибели Аранарта мы не знаем ни-че-го. Таургону сказителем бы быть… скорбный взгляд, молчание… вот вам и ужасающая картина резни. А только не закончится эта кровавая месть продажей Звезды купцу. Продать Звезду мог только тот, кто не знал, что это за вещь. Ну да, пришел на пепелище, откопал среди костей, понес продавать… тоже очень правдоподобно. Надо будет посмотреть наши записи по этому делу. Они наверняка велись и, значит, сохранились. Но это утром. Будь Звезда на Севере, Таургон наверняка имел бы на нее право. Ну, то есть не он, а его отец. Неважно. Он же о ней и говорить не хочет: «храните их обе». О гибели Аранарта он тоже не говорит: я помолчу, а вы сочините себе историю такую страшную, какую сможете. И как такой незаурядный человек позволил себя убить и забрать Звезду? «Четыреста лет мы делали вид, что нас нет». «Мы делали вид». От догадки похолодело в груди. Денетор наклонился, плеснул в лицо водой из фонтана. Таургон ни слова не сказал о гибели Аранарта. Для него нет разницы между двумя алмазами в сокровищнице. Но раз он знает, что обе Звезды фальшивы, что подлинная на Севере, что Аранарт жил и столько сделал для своего народа, то… Так. Не просто потомок, а прямой наследник Исил… нет, раз Аранарт не погибал, а Таургон его потомок, то – не Исилдура, а Элендила! Денетор снова окатил лицо водой. К такому он готов не был. То есть вот они, стоящие вокруг, – они должны быть его гвардией. Они носят его герб. Боромир должен звать его государем, в крайнем случае – принцем. Дядя должен служить ему. И он же всё это прекрасно знает. Знает, молчит, и держится так, что его нестареющего лица никто не заметит. Денетор встал. Сердце бешено билось. Король вернулся! Это было невозможно, это было несбыточнее мечты – и это произошло. И что теперь делать?! А что делать… исполнять его волю. Воля его проста и понятна: молчать. Молчать, как он молчит. И успокоиться. Прежде всего, успокоиться. Хотя это и непросто. Меньше дня назад не подозревал, что этот северянин – потомок Исилдура. Успокоиться. До рассвета никто ничего делать не будет. А на рассвете займемся обычным делом: будем думать. Денетор подошел к Древу. Хотелось прижаться лицом к его стволу – так, как он привык стоять щека к щеке с отцом, приезжая к нему в Ламедон, стоять безмолвно, потому что сетования на трудности недостойны мужчины и потому что отцу не нужны слова, чтобы всё понять. И не нужны слова, чтобы ответить. Да, хотелось прижаться к Древу, как прижимаешься к щеке отца. Но это было невозможно: ветви начинали расти на уровне его груди, а их кружево спускалось еще ниже. Ну да можно постоять, положив ладонь на ствол. И успокоиться. Хорошо, что ночь. Хорошо, что Стражи стоят спиной. Что-то мягко скользнуло по щеке. Наследник повернул голову. У его ног лежал белый цветок, опавший с одного из соцветий. Денетор поднял его. В его ладони эта многолепестковая искра смотрелась крошечной. Цветет. Он считает себя проницательным и не видит таких простых вещей. Всю жизнь Боромира оно цветет. Слабо цветет – когда одно соцветие, когда два-три; плотные вытянутые листья, как сильные пальцы, оберегают их. Сколько лет Таургон в Минас-Тирите? Он же не сразу, далеко не сразу попал в Цитадель. Не умеют они тайны хранить, что один, что другое. Только люди вокруг слепы, так что тайна остается тайной. Белые соцветия – как созвездия. Ночной мрак их не скроет. Ни о чем другом он сейчас всё равно не способен думать, так что утром пойдет в Хранилище. Неужели действительно хватило двух алмазов, один из которых точно сделан поспешной подделкой, чтобы убедить весь Гондор, что род Исилдура угас?! А если бы было пять алмазов – что, сочли бы угасшим и род Анариона?! Смешно на словах, но неужели правда? Поверить в такую глупость могли или совершенные, скажем так, дети, или те, кому очень надо это доказать. В то, что четыреста лет назад Совет Гондора состоял из наивных младенцев, – не верилось. Тогда что это было? «Мы делали вид, что сгинули в той войне». Забавно: устроить это представление с двумя алмазами могли как самые пламенные союзники Аранарта, так и самые лютые его противники. А еще лучше – те и другие вместе. Но кто из них кого обманывал?! Скорей бы рассвет. Пойти в Хранилище, потребовать документы и узнать, что же тогда наговорили. В любом случае, это было выгодно Эарну… Стоп. Эарнуру, конечно, «гибель» законного претендента на Корону выгодна, только что он с той выгодой делает?! Почему Эарнур не женился?! Неужели – знал? Неужели оставил Корону северянину?! А тот «погиб». Вот, видите, два алмаза – самое надежное на свете доказательство смерти! Бессонная ночь оборачивалась лихорадочным возбуждением, Денетор пошел к Хранилищу, не дожидаясь рассвета. Не столько от холода, сколько от нетерпения мерил широкими шагами площадку перед входом. Было еще темно, когда стал слышен ключ в замке. Тихие, осторожные движения. Но утреннее эхо всё равно подхватит. Странно, что отпирают так рано. Это очень кстати, но странно. Он думал, что только с восходом. Хранитель оказался не сгорбленным стариком, а высоким мужчиной. Отперев дверь, он сделал еще более странную вещь: вышел и аккуратно запер ее снаружи. Что всё это значит?! Денетор стремительно подошел к непонятному хранителю… было еще темно, но они узнали друг друга. И остолбенели. Менее всего эти двое ожидали увидеться в этом месте и в этот час. Денетор засмеялся первым. Таургон, выждав пару вздохов (это не будет чрезмерной дерзостью? наследник не оскорбится?) расхохотался тоже. Сколько народу они перебудили почти за час до серебряных труб? – Что ты делаешь здесь? – спросил Денетор, переведя дух. – Мне не спалось. А ключ, – сказал Таургон чуть виноватым тоном, – у меня давно. Им проще было дать его мне, чем или сидеть со мной по ночам, или выгонять вечером. – Какие еще ключи у тебя есть?! – усмехнулся Денетор. Это не было вопросом, и северянин понял. – Открой, – велел наследник. – Им сегодня придется встать пораньше. Таургон повиновался. Денетор снова усмехнулся: – Большинство уходит из Стражей в армию. Прочие становятся лордами, правящими землей. А ты будешь первым, кто уйдет в хранители. – Нет, – совершенно серьезно сказал северянин. – Еще лет пять, самое большее семь, и я вернусь на Север. Отец не становится моложе, я буду нужен там. – Но ты нужен здесь. – Тон Денетора был еще более серьезен. – Там я нужнее. – Ты уверен в этом? Таургон кивнул: – Здесь много и отважных воинов, и мудрых правителей. А там я буду делать то, что не сделает никто другой. Чуть посветлело. – Тебе пора на службу, а я задерживаю тебя. – Денетор понял, что его голос звучит суше, чем он этого хочет. – Иди. Таургон поклонился и побежал через площадь. Денетор достал из поясного кошеля цветок Древа, проговорил – то ли цветку, изгибающему свои лепестки-лучи, то ли самому себе: – Всё так и есть. Опавший цветок, которому не стать плодом. Наследник решительно распахнул дверь и прошел в холодный мрак Хранилища. Он ступал тихо, но эхо подхватывало его шаги. Навстречу ему стал приближаться огонек светильника, дрожащего в руке. – Таургон, ты забыл что-то? – раздался старческий голос. – Что там был за шум? случилось что? – Это не Таургон, – сказал наследник. По тону хранитель узнал его раньше, чем разглядел. – Мой господин… Сложить на груди руки для поклона, если в одной из них держишь светильник, оказалось слишком сложно. – Прошу простить за слишком ранний приход, – мягко произнес Денетор, – но раз мы с Таургоном всё равно разбудили вас… Мне нужны документы. Хранитель замер, внимая. – Правление короля Эарнила. Год – примерно тысяча девятьсот восьмидесятый, может быть, немного раньше или позже, я не знаю. Старик кивнул: дескать, понял, слушаю дальше. – В Минас-Тирите появились две Звезды Элендила, одна подлинная, вторая поддельная. Должно было быть какое-то слушание об этом. – Хорошо, мой господин. – И главное, – нахмурился Денетор. – Никаких хроник, тем паче – ничего позднейшего. Мне нужны подлинные документы этого дела. Должны быть записи секретарей. – Если записи были, то они здесь. Я пришлю их… тебе в кабинет? – Нет, я просмотрю их здесь. – Как прикажешь. Хранитель поспешно скрылся. Денетор прошел в зал. Небо за окнами светлело, в зале был серый сумрак. Можно было пройти между столов, не боясь удариться о край. И выбрать место поудобнее: когда взойдет солнце, свет будет падать как раз на стол. Денетор сел. Пара светильников на столе была еще теплой. Интересно, он понял, что я его понял? А он прав. То есть, будь он неправ, мой долг всё равно – повиноваться ему; но делать это, когда согласен, – легче. Еще если бы он сам мог стать Королем... но – одноногий старик на троне?! Салгант раскричится так, что будет слышно в Андрасте, ему только повод дай. Это сейчас он хочет женить своего отпрыска на Митреллас, сам танцует вокруг меня, его красавец – вокруг нее; думает, я не понимаю, что он мечтает увидеть своего внука Наместником! интересно, как? совсем забыл про моих сыновей? Да… а если Наместник склонится перед Королем, то Салганту и его присным будет же всё равно, есть там права на трон, нет… им только огонь к фитилю поднеси – и вторая смута Кастамира вспыхнет во всей красе. Нет, если бы хотя бы сам Таургон мог взойти на трон… молодой, красивый, неженатый и… наш. Хоть как-то наш. И если бы была война. Победа в битве – вот что сделало бы его права бесспорными в глазах всех. Иначе… мятеж и раскол. Война или мятеж. Как давно он это понял? Ведь он стоит на всех серьезных советах. Салгант не замечает его, но Таургон-то смотрит и видит. Он знает, с кем из лордов ему пришлось бы иметь дело, заяви он о правах отца. Чем я занят?! Всегда злился на «что было бы, если бы», а сам?! Чем я занят… жду документы. Митреллас так свои истории сочиняет; наверное, про любовь… Я тоже сочиняю. Про Короля. – Мой господин, ты был прав! – от радости С* шел очень быстро для своих лет. Он катил перед собой маленькую тележку, на которой возлежала папка с древними пергаментами. На обложке было выведено:

В правление короля Эарнила Слушание о Звезде Элендила и ее подделке, а также о гибели Аранарта, сына Арведуи, князя Артедайна

Хранитель положил ее на стол перед Денетором, и тот ринулся в документы с радостной страстью ребенка, получившего вожделенную игрушку. Первый лист. История алмазов. …купец из Тарбада …от неизвестного лица разбойной наружности – они что, действительно не придумали ничего лучше мести недорезанных ангмарцев?! …от гондорского купца …у неизвестного лица сомнительного рода занятий – ну и формулировки были у предков! это ж надо – им лень придумывать, у кого она куплена, а написано с такой серьезностью, что не сразу поймешь. Как Наместник допустил до королевского слушания такое дело?! Хотя… как. Понятно, как. Наместник же Пелендур. Этот еще и не такое допустит, лишь бы вычеркнуть Северную ветвь. Если уж законные права наследника Элендила в его глазах ничего не значат… интересно, почему? Слишком много любви к Гондору? Вряд ли он искал выгоды для самого себя. Второй лист. Список. …в присутствии Короля Эарнила и принца Эарнура …Пелендур …тысячники – и ничего не говорящие имена. …в собрании присутствовали – пара дюжин лордов. Лорды наверняка с семьями, со свитой. Теснота. Это не слушание дела, это спектакль! И роли расписаны заранее. И Король скажет свою реплику независимо от того, удачно ли сыграют прочие актеры. Только вот о чем эта пьеса? о помощи – или о предательстве? И кто сочинитель? Третий лист. Речь Короля. Пролог, как обычно. Четвертый лист. Опрос Эарнура. «Я несколько раз видел Звезду на лбу Аранарта, но я не смотрел на нее внимательно. Я не могу определить, является ли одна из этих подлинной». И всё?! Принц, ты почему роль не выучил?! Тебе же ее наверняка написали! И это – запись секретаря. Они у нас хорошие; думаю, четыреста лет назад были не хуже, так что превращать невнятные слова вот в такие четкие фразы умеют. Можно представить, как это звучало в реальности! И это Эарнур, которому так выгодна «гибель» Аранарта. И который эту выгоду пошлет ко всем оркам… и сам уйдет туда же. Знал. Наверняка всё знал. Пятый лист. Ну, это уже что-то серьезное, мелким почерком во всю страницу. Некий тысячник Талион. …сердце обливается кровью – а можно ближе к делу? …та самая, я хорошо разглядел ее – разумеется, ты же начал с уверения, что Аранарт мертв. …рудаурцы, давние союзники Ангмара – интересно. И хоть сколько-то логичнее выживших мстителей. …Аранарт, зная, что они остались на Ветреном Кряже, приказал не трогать их. Тому было две причины. Наша армия была усталой после боев, и затяжная война с противником, скрывавшимся в собственных горах, привела бы к большим потерям при весьма малом успехе. Но главной причиной было благородство сердца Аранарта, слишком великодушного, чтобы добить поверженного врага. Звучит убедительно. Ладно, считайте, что я простил вам «сомнительное лицо неизвестной наружности». Да и кто из зрителей внимателен в начале пьесы? …пал жертвой собственного благородства …скрывался, но недостаточно – ну, это всё понятно. Значит, недобил разбойников и недоспрятался от них. Он воин, а не лесной житель. А они в лесу как дома. И они не мстители, продать алмаз они могут. Хм. А я поверил бы! Если бы Таургон не ходил с нестареющим лицом второй десяток лет – поверил бы. Шестой лист. Тысячник Рилтин. …запомнил Звезду еще когда он встречал нас в Мифлонде …вторая это грубая подделка потому что… – почему, это и так видно. Зачем им понадобилась грубая подделка, если есть такая не-грубая? Устроить этот спектакль, привлечь внимание? И всё же, о чем эта пьеса? О верности или о предательстве? Седьмой лист. Опять тысячник. Валмах. …у этого алмаза есть одно свойство: если свет падает на него под определенным углом, то благодаря огранке алмаз словно наполняется огнем. Да-а. Пойти в сокровищницу и посмотреть. А молодцы. Текст пьесы слабоват местами, но с реквизитом расстарались. Еще немного, и я сам вам поверю! Даром что Таургон не стареет. Восьмой лист. Король вопросил, желает ли кто-либо из присутствующих оспорить сказанное тысячниками. Ни один не пожелал. Тогда Король повелел призвать ювелиров, дабы они изложили свое мнение о том, когда и как были обе звезды изготовлены. Девятый и десятый листы – рассуждения этих ювелиров. Если они это вслух зачитывали – бедные зрители, они не знали, как скрыть зевоту. Одиннадцатый лист. Тогда Король встал и… …долго аплодировал актерам. Мысленно. Ибо сыграно блестяще. Надо же, солнце давно взошло. А я не услышал труб. Зачитался. Нет, «Сын Звезды» и прочие вдохновенные тексты – хорошо, но нет ничего увлекательнее вот этого: подлинных документов. – Таургон, ты с ума сошел? – своды подхватили громкий голос. – Солнце давно… Денетор поднял голову, и молодой хранитель осекся на полуслове. – Мой господин… прошу простить, я не ожидал, что ты… – Я буду крайне признателен, – проговорил наследник, – если меня не будут отвлекать пустыми словами. Хранитель попытался растаять в воздухе. Не вышло, и он просто попятился к выходу. – Подожди. Подойди. М* повиновался. – Смотри, – Денетор показал ему листы, – Талион, Рилтин и Валмах. Ангмарская война. – Тысяча девятьсот семьдесят четвертый, – безотчетно произнес хранитель. – Да. Мне нужны документы о них. Что они делали на этой войне. Что именно. – Хорошо, господин мой. Когда? – Немедленно, – пожал плечами Денетор. М* опрометью бросился из зала. Наследник скрашивал ожидание чтением рассуждений ювелиров, и это было плохое лекарство от скуки: голова тяжелела, начала сказываться бессонная ночь. Но очень скоро раздались шаги и желанный звук колесиков тележки. Нашел? Уже? Шустрый юноша. Появился не он, а главный. – Мой господин, М* просил пока передать тебе вот это, а он ищет еще. Список награжденных. Первым идет Эарнур, разумеется, а эти трое следующими. Один за другим, тот же порядок. Уже интересно. «…и мудрые советы». Странная формулировка. Никогда не видел подобного. Остальных награждают за блестящие решения, умелое командование, Валмаха и еще каких-то – за доблесть, достойную героев древности, а Талиона вдруг «и за советы». Кому и что он советовал, что это Король упомянул в приказе, вдруг забыв написать второе имя? «Советы принцу» – почему бы и не написать так? Эарнур был молод, слушать советы для него незазорно… или Талион советовал отнюдь не принцу, а тому, чьи планы он так хорошо знал, если верить «Слушанию о Звезде»? Нет, из военных документов вряд ли удастся что-то вытянуть. Секретарей с собой не брали, всё записали по возвращении… и записали, похоже, невнятно. Если всего через три года у них Звезды Элендила с неба посыпались, то даже понятно, почему. – Так, – сказал Денетор. – Передай ему, пусть прекратит. Здесь я ничего не найду. Искать надо… – Господин, быть может, тебе проще самому спуститься?.. – А можно? – обернулся к нему наследник. – Нет, конечно. Но ты же спешишь. «А тебе не хочется бегать». – Благодарю. Пойдем. И они пошли в святая святых Хранилища. Раз в десять лет Наместнику на стол ложилась одна и та же бумага. С той поры, как Диор стал всё больше хозяйственных дел перекладывать на племянника, денежные вопросы шли через Денетора, и эту бумагу подписывал он. Первый раз, лет пятнадцать назад, когда он увидел сумму, он примчался к дяде почти в испуге: что же ему с этим делать и как сократить расходы. – Просто подпиши, – сказал ему Диор и протянул перо. Денетор стал говорить о том, что это безумие. Диор ответил: – Это не безумие. Это гномы. Торговаться с ними означает оскорбить их. – Но можно найти людей, которые сделают то же самое за вдесятеро… ну, впятеро меньшие деньги! – Можно. Но с гномами мы будем уверены, что всё будет сделано не просто хорошо, а безупречно. Это цена нашему спокойствию. Здесь нельзя скупиться, Денетор. Подписывай. И он подписал. Спустя десять лет он подписал это снова. Оплата гномам за проверку состояния Хранилища и ремонт, буде он необходим. Работал подъемник, его корзина шла вниз ровно и почти бесшумно. Они спустились уже на три этажа вглубь скалы. Воздух был чистый, никакой подвальной затхлости. Конечно, никакой сырости. Денетор знал, что внутренние этажи Хранилища выходят воздуховодами на склон Шестого яруса… разумеется, при тех бешеных деньгах, что казна тратит на гномов, вся эта система в полнейшем порядке. Подъемник остановился, они вышли. Размеры помещения впечатляли. А это ведь одно из многих. Дядя прав, здесь нельзя скупиться. Вот она – история их страны. Память их народа. Эти стеллажи в четыре человеческих роста, бесконечные пергаменты и каким-то почти чудом сохраняемая бумага. Чем они пропитывают древние листы? За стеллажами не видно стен, но потолок-то вот он. Чистый. Ни потеков воды, ни выступов селитры… ни копоти от светильников. Заодно и убедился, что твои деньги потрачены недаром. Знать это знал, но теперь видишь. В центре зала – большой стол, молодой хранитель разложил документы. – Ничего? – спросил Денетор. – Мой господин… – М* почти не удивился, увидев наследника здесь. – Пока ничего, но… – Перестань. Надо искать не здесь. Приезд Арведуи в Гондор. – Сорок четвертый год? Или первый приезд? – А был еще и первый? Нет, его требование Короны. М* подкатил высоченную лестницу к одному из стеллажей, почти взбежал по ней. Наследник невольно любовался, с какой уверенной стремительностью хранитель разбирается в своих сокровищах. – Мой господин, – отвлек его голос старика, – военные пергаменты тебе больше не нужны? Я могу убрать их? – Да. А молодой тем временем спускается с объемной папкой. – Это только первая часть, там еще… – Пока хватит. – Ищем?.. – То же самое. Талион, Рилтин и Валмах. Хотя Валмаха найти скорее всего не удастся. Тысячник, награжденный «за доблесть, достойную героев древности», был слишком молод за тридцать лет до войны. Стол большой, можно искать в шесть рук. Солнце уже высоко, некогда читать лист за листом. Пусть Таургон читает, у него времени сколько угодно. Интересно, брал ли он эти пергаменты? Скорее всего нет, зачем травить душу. – Мой господин, Рилтин. И..? …в Гондоре род Анариона …ближайший родственник Короля …решение Совета Гондора – а это точно тот самый Рилтин? Эти казенные слова – и тот изощренный хитрец? Не хочется в это верить. За тридцать лет можно набраться хитрости; но неужели весь спектакль был написан Пелендуром? Неужели предательство? пошедшее Северу во благо, раз они и сами таятся, но – всё-таки удар в спину? И Эарнур, которому написали роль, но он отказался ее учить. Как быстро читают хранители. Они дольше откладывают пергамент в сторону, чем прочитывают лист. Один взгляд – и увидели всё. – Талион, господин. …внук Ондогера и тем ближайший родственник нашего павшего государя …многие из нас слышали от него, что именно во внуке он желал видеть своего преемника. Ну да. И награда «за мудрые советы», только не сказано, кому. Разумеется, не сказано. Зачем об этом говорить, если через три года его мертвым объявлять? Но тогда получается, что всё знал не только Эарнур, но и Эарнил? «Аранарт создал нас такими, какие мы есть. Мы привыкли таиться». Они не предавали его. Отвернулись от мальчика, но не предали потом. – Хорошо, – сказал Денетор вслух. – Сейчас я нашел, что хотел. Остановитесь и выслушайте меня. Хранители повиновались. – Найдите мне всё об этом Талионе. Всё, что сможете. Я вас не тороплю. И отблагодарю, когда найдете. – Мой господин, находить – это наш долг, и он не стоит… – Вы сами мне сегодня принесли приказ о награждениях. Там люди тоже только исполняли свой долг. Они не посмели возразить. – Поднимаемся. Он с главным хранителем вошел в подъемник. – И часто у вас так Таургон катается? – Мой господин, – на лице старика был подлинный ужас, – как можно! Таургон – благородный человек, он знает, что запреты нерушимы. Я сделал исключение для тебя, потому что… – Довольно. Я знаю, что Таургон – благородный человек. И даже знаю, насколько. – Мой господин, ты закончил на сегодня? Или тебе будет нужно что-то еще? Загадка разгадана, только вот о правильном ответе никому нельзя сказать и слова. Тогда Аранарт велел лгать, а сейчас Таургон (как его зовут на самом деле?) велит молчать. Воля Короля – закон. И всё же, оставить всё вот так… правдой, которой не посмеешь поделиться даже с дядей? Ни слова… Но – или мы не достойные потомки славных предков?! Ни слова – так ни слова! – Мне нужно два листа плотной бумаги. И чтобы никто мне не мешал. – Как прикажешь. Зал. Никого. Никто не увидит. Они думают, наследник будет записывать для себя что-то из этих древних манускриптов. Пусть так и думают. …недаром он упал с Древа. Вот так, расправить ему лепестки на листе бумаги. Накрыть вторым листом. И положить между пергаментами. Праздный читатель не попросит эту папку. Ее откроет только тот, кого действительно волнует судьба наследника Элендила. И найдет одно маленькое возражение всем прекрасным речам. Ни слова. Зачем слова? Мир не изменился. Мир остался прежним. Всё, что ты узнал за эти сутки, было таким же вчера, позавчера, десять лет назад. Солнце оглушительно светит. Скоро полдень. Ты вскрыл ларец древней тайны, но собственной рукой захлопнул его и спрятал ключ в надежное место. Еще один решенный вопрос. Думал ли когда-нибудь, что придется решать такое? Безумно хочется пить. А есть хочется настолько, что голода даже не ощущаешь. В кабинете ждут вопросы несравнимо менее возвышенные. Что там было с виноградниками Анфаласа? Апрель – самое время для сбора осеннего урожая. Его не поймут, решат, что шутка. А это не шутка. Это то, на чем и держится его паутина. Узнать заранее, рассчитать и предусмотреть. Порвется одна нить – потянем за другие. Осенью урожай повезут фермеры. Телегами. Сейчас урожай везут гонцы. Листами писем. – Новости? – сказал Денетор, входя к себе. Привычный поклон секретарей. Ни тени удивления на их лицах; а ведь он, привыкший начинать работу в первый час утра, уже второй день приходит к полудню. Но работа этих людей – отвечать на вопросы, а не задавать их. – Из Лебеннина, господин. Об урожае. – Что там с виноградом? – Ни строчки. – Хорошо. Позовите Ф*. Вошел пожилой слуга. – Вина, – велел Денетор. – Разбавь водой на три четверти. Не меньше чем на три четверти! – он строго взглянул на верного помощника, тот кивнул. – И поесть. Мне всё равно, что это будет, но оно должно быть как можно быстрее и как можно более горячим. – Понимаю, господин. Он вышел, чтобы почти сразу вернуться с кубком. Денетор сделал несколько небольших глотков, прикрыл глаза. Сейчас вино подействует, и он будет в форме. За это утро он устал как от хорошего рабочего дня, только это никого не касается. И его тем более. Потерять два дня в апреле – непозволительная роскошь. Это зимой можно уезжать в Ламедон. Ламедон. Там в горах еще снег. А в долинах всё цветет. Красиво. В детстве не ценил, а сейчас не увидеть. Надо Митреллас туда отправить. Ей там будет хорошо на просторе свои фантазии придумывать. А матушку попросить – пусть подыщет ей жениха. Выходить замуж, конечно, надо по любви, но долг родителей – следить, чтобы девочка влюбилась в кого надо. А матушка… ей ли не знать, что из сына небогатого горного лорда получится отличный муж? Вот пусть они внучке и представят… какого-нибудь просто хорошего человека. И никаких политических игр. – Где письмо из Анфаласа? – Господин, – секретарь положил перед ним послание. Град… побитые виноградники… столица получит в лучшем случае треть от объемов дешевого вина, что посылает этот край. Значит, всё как обычно. – Набросай мой ответ ему, – кивнул наследник первому секретарю. – Как и раньше. Вошел Ф* с глубокой миской, полной самого странного кушанья, которое он только подавал своему хозяину за многие десятки лет. Денетор взглянул на эту смесь едва обваренных овощей, залитых десятком, не меньше, яиц; для сытности и чтобы лучше держало тепло прямо туда было покрошено несколько ломтей хлеба. Оно обжигало горло, выгоняя остатки усталости, было мягким – самое то для зверски голодного! – и оказалось в общем даже вкусным. Денетор кивнул, слуга облегченно выдохнул. Наследник повернулся ко второму секретарю: – Урожай в Белфаласе и Итилиене? Тот быстро нашел нужное письмо: – Белфалас ожидает обильный. Итилиен пока не писал. Денетор кивнул, проглотил, сказал: – В Белфалас. Как обычно. – На тысячу бочек больше? – Пока пиши – на две. К осени видно будет. Оба секретаря скрипели перьями. Можно было есть, наслаждаясь оглушительно горячей едой. Всё будет как уже бывало. Надо сегодня переговорить с дядей, и никакого обсуждения на Совете! Напрасная трата времени. Да и дядю поставить в известность только потому, что, когда узнают, что он опять не позволяет поднять цены на дешевое вино, доплачивая из казны и тем, кто пострадал от непогоды, и тем, кто вынужден тратить урожай на молодые сорта, вместо того, чтобы заложить в подвалы на десятилетия… да, опять поднимется шум, что он заботится о выпивке для Нижних Ярусов, разбазаривая казну, и уж если он считает, что в казне так много лишних денег, то тратил бы их на что-то хорошее… и в очередной раз пойдут жаловаться дяде. Наместнику совершенно незачем выслушивать это еще и на Совете. Дядя его понимает и одобряет. Остальные не могут выстроить цепочку рассуждений? – что ж, это не его забота, он им не наставник, они ему не ученики. Хотя всё очень просто. Стоит Анфаласу поднять цену, как вино из других краев будет раскуплено почти сразу. Но оно – странная субстанция: вроде бы не портится годами, а на деле в Нижних Ярусах хранится хуже рыбы. Парадокс, но стоит подняться ценам – и осенью страже придется бегать по беспорядкам из-за неумеренной выпивки. А там вино кончится, начнут варить брагу – для себя, а потом и на продажу. И станет еще хуже. К весне число стражи внизу придется увеличивать… можно посчитать, во сколько это обойдется казне. И это не всё. Неурожай только в Анфаласе – не страшно, на следующий год вина будет вдосталь. Но тот, кто раз отпустил себя, не скоро вернется к прежней умеренности. А это значит – дополнительные расходы на стражу на следующий год, и потом, и дальше. Любители называть его расточителем гондорской казны, вы пробовали подсчитать, во сколько на самом деле столице обойдется взлет цен на дешевое вино?! Нет уж, с дорогими сортами пусть творится что угодно, а дешевое останется дешевым, какая бы буря ни била виноградники. Пусть на него злятся. Ведь это в его руках казна, а не в их. Значит, он не прав. Тоже простая логика. Миска опустела. Секретари дописывали черновики писем. От усталости не осталось и тени. Пока они пишут, надо просмотреть всё о предполагаемом урожае. Лето обещает быть спокойным, но если вдруг опять налетит буря – он должен знать, где могут быть избытки, чтобы… …чтобы порванную нить паутины заменить прочной. Подумалось вдруг: а он стоит сейчас у Белого Древа, пока я его страной правлю.