***
Какое сегодня число? Месяц? Год? Для меня время перестало значить что-то. Я потерял счет дням ровно двести шестьдесят четыре дня назад. Как бы странно это не звучало, но в моей голове чертов календарь, но настроен он только на счет дней, что я провел без тебя. Я не знаю, как долго нахожусь здесь. Может полгода, может и больше, но это не важно. Сейчас ничего не важно. Я — ходячий труп, и только из-за изредка бьющегося сердца меня называют человеком, живым человеком. Но я предпочел бы быть мертвым. Я не смогу забыть, да и не захочу, хотя это и улучшило бы мою жизнь, но к чему мне жизнь, если его нет? Он был моим всем: смыслом, любовью, воздухом, светом. Знаете, какого это, когда у тебя из легких выбивают кислород? Когда забирают единственный лучик света? Нет, не думаю. Да, конечно, все кого-то теряли. Я не исключение, я просто самый плохой пример. Кроме него у меня никого никогда не было, нет и не будет. Меня нет. — Ты слышишь? Никогда… — снова срываюсь на крик в пустоту. — Я знаю, что слышишь. Зачем? Почему ты ушел? Почему не забрал с собой? Ты же обещал, что всегда будешь рядом… Я опять на том же холодном, бетонном полу в четырех белых, обшарпанных стенах. Тело ноет от боли и холода. Мне больно, но не от того, что я опять разбил костяшки в кровь и уж точно не от того, что кричал до потери голоса и сознания. Мне больно, потому что мне вырвали сердце со всеми артериями. Из меня высосали всю жизнь. Я помню, помню все: каждое твое слово, вздох, улыбку, тепло, будто это было вчера. Твое еще теплое тело — я держал тебя, хотел спасти. Но кто я такой, чтобы спасти от смерти? Я- никто. Я помню, как закрывались твои глаза и как холодели пальцы в моей ладони. Ты умер у меня на руках, умер любимым. Я не знаю, как и почему оказался здесь., но мне наплевать. - Я люблю тебя, малыш, и буду делать это вечно. День сменяет день, а я стою на месте. Тебя нет — время остановилось. Как же я виноват перед тобой. Снова бьюсь головой о грязный пол, его еще не отмыли от моей крови. Будет синяк — мне все равно. Из носа хлещет кровь — меня не колышет. Кричу — никто не слышит. Я один, один, совсем один. - Нужно делиться, Фрэнки, мне же холодно. — Я согрею тебя, давай? — Для тебя все, что угодно. — Ты же всегда будешь со мной? — Ты никогда не будешь один, обещаю. — Ты соврал, ты бросил меня, один. Это вошло в привычку, говорить с пустотой. Она схожа с моей душой. Там пусто. Мне в сердце пустили пулю, взорвали мозг и разбили душу, как стекло. Я стал песчинкой. Никогда не думал, что будет настолько трудно. Трудно видеть свет, потому что он не такой теплый, как твой, он режет глаза на миллионы кусочков, которые никак не хотят собираться в единую картинку происходящего. Трудно дышать, потому что воздух больше не наполнен ароматом корицы и мяты, он наполнен запахом гнили, грязи и медикаментов. Трудно слышать, потому что чужие голоса обжигают слух, потому что это не твой голос, который так приятно ласкал слух мягким тембром и теплом. Я перестал замечать простые вещи, как появление человека, я перестал принимать пищу, что теперь выгляжу, как ходячий скелет. — Фрэнк, к тебе пришли. — Поворачиваю голову, и встречаю знакомую тощую фигуру. Глаза больно щиплет от подступивших слез, они еще не закончились. — Привет, Фрэнки, как ты? — Майки заглянул мне в глаза. — Можешь не отвечать — я все вижу. Прости, что засунул тебя сюда, но я не могу помочь тебе самостоятельно, никто не может. — Расскажи мне все, пожалуйста, — прохрипел я. — Ты здесь полгода, а точнее сто восемьдесят три дня, и тебе не становиться лучше… — И не станет. — Фрэнк, ты можешь вылечиться, тебе станет легче. Нужно отпустить. — Отпустить? Отпустить, черт возьми? Как ты себе это представляешь? Ты хоть знаешь, что я чувствую? У меня нет гребанного сердца, его нет, понимаешь? Я, блять, всю жизнь буду страдать, уж легче тут загнуться, чем выйти отсюда, и смотреть на мир, в котором нет его. Я не могу дышать без него, мне нужна кислородная маска. Он был моей кислородной маской, а сейчас его нет — легкие наполняются углекислым газом, который медленно, но верно, убивает меня. Я умираю, мне невыносимо больно, больно физически и морально. Я жить не хочу. Не хочу, понимаешь. Если бы мне дали выбор: быть мертвым или жить без него, угадай, что бы я выбрал. Но ты, черт возьми, с чего-то взял, что я охринительно сильно хочу видеть этот прогнивший до коры головного мозга мир, который так и норовит подсунуть мне очередную подлянку, с меня хватит. Хватит, блять, хватит. — Я опять кричу, уже на самого себя. — Он ушел, не оставив не оставив за собой, ровным счетом, ничего, кроме моего разбитого сердца, сломанной психики и безграничной любви. И мне плевать, что его нет. Он здесь. Так что, можешь не приходить ко мне, я не хочу никого видеть, уходи. Ты делаешь мне больно — напоминаешь его. — Фрэнки, мне жаль, мне, действительно, жаль. — Что мне твои «жаль»? Убирайся, слышишь, проваливай. — Я ору, как ненормальный. Но не остановлюсь, пока меня опять не накачают транквилизаторами. — Прости, Фрэнки, прости, - он, кажется, заплакал. — Я хотел бы тебе помочь, Фрэнки. — Не называй меня так, только он может называть меня так, никто больше. Уходи, к черту все. влетают врачи, и все, что я вижу — темнота. Я уже знаю, где и как проснусь. Мне плевать, пусть заколят меня до смерти, я не успокоюсь. Я, черт возьми, не в порядке. — Ты слышишь, я — ненормальный. Все из-за тебя. Прости, меня, прости, из-за меня тебя нет, из-за меня ты умер, — шепчу от отсутствия сил. Отключаюсь.***
Просыпаюсь весь в поту, точнее, подскакиваю. — Черт. — Что такое? Опять кошмары? — Нет, теперь все точно нормально, ты же здесь. — Иди ко мне, — он подмял меня под себя, забирая в свои крепкие и такие родные объятия. — Я люблю тебя, Фрэнки, мой Фрэнки. — Я тоже люблю тебя, Джи. И хорошо, что сны — просто сны. Это ваши самые сокровенные желания или то, чего боитесь больше всего на свете. С ним все хорошо и спокойно. С ним я могу направить голову по ветру, и он не будет бить меня, потому что Джерард не позволит этому случиться. С ним я не боюсь жить дальше, но боюсь остаться один. — Я не переживу, если с тобой что-то случиться, слышишь? — Я не представляю жизни без тебя, малыш. Он нежно поцеловал меня в уголок губ, так сладко, что дыхание участилось. Я люблю тебя, Джерард Артур Уэй. — Просто спи, Фрэнки. And through it all How could you cry for me? Cause I don't feel bad about it. So shut your eyes, Kiss me goodbye, And sleep. Just sleep.