Во Имя Ирландии

Прийти сюда было сложно. Сложно и мучительно. Когда там, час назад, в маленьком домике он смотрел в глаза людям, которые ему присягнули. Людям, которые были так близко. Подтверждать. Своими словами. «Майкл Коллинз должен умереть. Ради Ирландии». И они смотрят на тебя так фанатично предано. Смотрят и не видят стекол внутри, треснувших стен. И приняв решение, подписавшись под ним, Дэв бежал. Бежал от них в Бандон. В таверну. Сюда. К Майклу. И стоял как мальчишка у двери, не смея ни постучать, ни уйти. Внутри сердце бьется об ребра. И внутри что-то сжимается. И… нет сил. Дверь открывается. И Дэв отшатывается к стене. Он готов увидеть шлюху. Готов увидеть невесту. Готов встретить того, кто сейчас выстрелит ему в лоб за Майкла, за все, что сделано раньше и еще не сделано. Его смерть ничего не изменит. Дэв сам себя ощущает мертвым. С того утра когда его должны были расстрелять. И хуже, чем пуля, внутрь входит теплая улыбка Майкла, его слегка-взъерошенный вид и эти глаза… Господи, что я делаю?! Майкл хватает его за плечо и почти затаскивает в комнату. Эамон чувствует себя побитой собакой вот так. Когда он стоит напротив и смотрит на него вот так трепетно, так… словно соскучился. — Дев… — Он выдыхает. — Правда ты? Дэв. Дэв. Дэв — Он твердит, обхватив Эамона за плечи. И Эамон вздыхает нервно, теряется глядя в эти глаза. Глаза, которые завтра закроются. Глаза, которые смотрят так трепетно. Вырываясь, он выворачивается. Закрывает глаза, сам сжимает свои плечи и отходит к окну. Мучительно. Страшно. Страшно. Как же так. Как не сказать ему? А как сказать? Как сказать когда чужие теплые руки обхватывают плечи, словно с головой окуная тебя в безумие, которое было с тобой последние годы. В неверное, совершенно неверное, но безумие. Господи, прости… за все это. И за все, что с ним, и как, и за все. Руки скользят по плечам. Руки снимают влажную рубашку — был дождь, да? Руки гладят по плечам, обнимают со спины и чужое дыхание выдыхает в шею, над выступающим позвонком «Дэв». Его руки на груди. Тепло. В тепле сложно не утонуть. Тепло спустя всю боль этой затяжной войны. Войны, которой так не хотелось. Войны, без которой было бы так проще! Мик… что же мы сделали? Зачем мы до этого довели? Эамон запрокидывает голову, подчиняясь теплым рукам. Рукам, которые не в первый раз уже ломают его силу воли. Рукам, которые его себе подчиняют. Рукам, с которыми совсем не удается спорить, когда они уже расстегнули брюки, когда они уже под тканью, когда гладят… Прикусив губу, Дэв выдыхает свое тихое «Господи», когда мокрые брюки оказываются у щиколоток, когда Майкл наваливается сверху своей сухой кожей. Когда его руки выхватывают и с земли и из брюк. Когда под руками оказывается стол и как-то так правильно просто упереться в него руками, уткнуться лбом в них. — Майкл… Теплые пальцы почему-то влажные, но скользят между ягодиц. — Майкл… И в его тело проникают пальцы. Дэв закусывает руку, закрывает глаза и тихо шипит. Майкл наваливается сверху. И вжимает его в стол. Не то что бы больно. Нет. Господи. Жарко. И чужая рука поперек торса. Словно бы Майкл тоже знает что это — последний раз. Когда целует плечи, когда двигается так мучительно и медленно, когда покусывает кожу над позвоночником, когда покусывает плечо. На каждое движение хочется взвиться. На каждом движении сорваться. «Нет. Ненавидь меня. Убей меня. Останови меня, Майкл!» Со слезами. Де Валера не помнит когда начал плакать. Де Валера вообще не помнит. Внутри все так странно, и дождь словно не только за окном. Майкл внутри. Майкл. Господи. Потом приходит гроза. Внутри буря в его голове. Внутри странно. И когда опора рук Майкла исчезает, то стол больно продирает по животу. И Дэв сползает на пол, вдирается руками в свои волосы. Нет-нет-нет. И все же… Майкл рядом. Майкл смеется. Майкл счастлив и дело даже не в белых разводах на ногах. Подхватив на руки, Майкл оттаскивает его на кровать и эти руки-губы-шепот. Майкл, который утирает ему слезы. Майкл… Утро застает их в неизменном. Объятия Майкла, засохшие слезы… Дэв выскальзывает, не оставляя записку на столе. Одевается и, только выйдя за дверь на как деревянных ногах, прижимается спиной к двери. Слезы текут по щекам. Его трясет. Трясет совершенно не в шутку. Внутри — буря. Внутри боль. Майкл… Он так и не предупредил его. Дэв без памяти добредает до лачуги, и по ее двери и вовсе сползает в траву. Буря внутри. Хочется в немую орать. И он орет, хотя и без звука. Слезы текут по щекам. — Майкл-Майкл… Он почти ничего не видит. Почти ничего не понимает. И когда его кто-то вздергивает на ноги Де Валере буквально на минуту кажется что это Майкл. Он касается чужой щеки и совершенно бездумно шепчет — Майкл… — Он умер, умер, наконец! — Звучит радостный голос. Голос как звон колоколов внутри. Как треск и хруст, который заставляет его согнуться. Дело сделано. Во имя Ирландии. Господи… Нет. Майкл. Прости меня.