***
- 728… 728… - Пробормотал Киван, заканчивая расчёты. - Что 728? - Количество ртов, и это не считая тех фанатиков - босяков, что к нам присоединились, и если не брать сотню дотракийцев, что остались в кхаласаре. В моём отряде со мной теперь 40 полноценных воинов, с теми кого я принял во время пути до Солеварен. У тебя, после всех приключений, всего 35 дорницев и ещё двое больны. У Чакко осталось всего тридцать бойцов, с ним 31! И это последствия переходов, вечных споров между собой и разумеется столкновения с Братством без Знамён. Если нам не дадут хотя бы сотню человек… Странно… меня больше печалит, что Мартина с Томменом здесь я оставить не могу – здесь Север. - Понять не могу, почему подкрепления не успели к Солеварням... – Раздражённо произнёс Арчибальд, сжимая длинную рукоять боевого молота. - Насчёт этого я и хотел с тобой поговорить, но вначале ответь мне честно – у тебя сколько денег? - Ты о чём Ланнистер? - Сколько? - Есть. – Нехотя ответил дорниец. – Но на что их тратить кроме как на жратву? - На стреломёт или на что – нибудь покрупнее, если получится. - Требушет что ли? На чём мы его потащим до Винтерфелла по таким сугробам. У нас всадников полторы сотни, теперь каждый конь наперечёт. И так половина конников теперь пешие, а ты ещё хочешь на лошадей лишний груз повесить. Лучше еду закупить, этот вес хотя бы уменьшается. - К сожалению! – Подчеркнул Киван. – От ещё одного орудия вреда не будет. У меня в обозе два стреломёта, четверо стражников, что я взял из Дарри – обслуга, в крайнем случае, им помогут мальчишки. Такая работа им по плечу. - Что ты так озаботился стреломётами? - Вот по этому. – Сказал Киван, протянув свёрнутую записку. – Сегодня когда мы явились к Вилису Мандерли, он передал мне это послание от нашей новой королевы. Послание явно не из столицы. Арчибальд резко вырвал из рук Кивана записку, ругая себя, что не пошёл к Виману вместе с Киваном, а передал эту честь Чакко. Небольшие глазки бегло пробежали по строкам, лоб пронзили морщины. Наконец он отшвырнул комок пергамента в сторону. - Теперь понял, почему нам нужна баллиста и почему не было подкреплений? – Скрестив руки на груди, спросил Киван. - Мы не идём в Винтерфел, мы идём в другое место… - Мы идём к стрелке реки Желудёвой и занимаем там позицию, охраняя Болтонов, засевших в Винтерфеле с востока, а заодно отвлекаем противника от Дредфорта. Иные и армия вихтов обошли Стену, дождавшись сильных морозов со стороны Восточного Дозора, и устремились на юг. Брандов Дар, Новый Дар и Последний Очаг принимают к себе беженцев, способных сражаться и готовятся к осаде – везде раскапывают кладбища и уничтожают останки тел. - Что с одичалыми, северными лордами, горными кланами и железнорождёнными? - Виктарион пока заткнул Эурона Грейнджоя своим появлением вместе с драконами Дейнерис, По крайней мере мы можем не опасаться пока второго, скорее всего он уплыл к Летним Островам. Болтоны неплохо пошинковали одичалых, которые осмелились снова поднять свои дубины, часть из них заключила договор с Ночным Дозором. Только не понятно – кто им тогда командует!? Сноу зарезали его приближённые, а про выборы нового Лорда – Командующего ничего не говорилось. Горные кланы пока союзники Болтонов… - И мы должны держать эту стрелку? Своими силами? - Только сейчас понял? - Скотина Доран! А я – то радовался что мне доверили тебя охранять, думал выслужиться перед новой королевой… - Почему ты говоришь только о королеве, но не о короле. - Про Эйгона Юного Грифа? А что про него говорить, жил с изгнанником Конингтоном, который был предан Рейгару Таргариену – сыну Безумного Короля. Имеет связи среди наёмников. Не могу себе представить, что было бы, если бы он повёл свои силы не на помощь Дейнерис в Миерине, а сразу на Вестерос. Ему бы ничего не помешало бы. - Без драконов Дейнерис была бы обычная война, которая быстро не закончилась бы. - Согласен… А они меня обвели вокруг пальца, как мальчишку! Видать это мне наказание за то, что не сберёг его мальчишку Квентина. – Закипал раскрасневшийся от ярости Арчибальд. – Кстати, а почему наша королева не использует своих драконов? - Обвели не тебя одного. В письме отмечалось, что она со своими ящерицами делает облёты северных территорий. Дважды ночью они атаковали идущие в темноте толпы… Предлагаю союз на время похода, а если получится то и на будущее. - Только между нами… - Что только между нами, продолжай. – Не понял Киван. - Только между мной и тобой, тебе я доверяю, хоть ты всё ещё и мой пленник. Ты и командуй нашей армией, я солдат, а не командующий, а если что, то я тебе помогу удержать хотя бы моих людей. - Так сколько у тебя денег? - 67 драконов. - Нужно ещё 300…***
Деньги не понадобились – Вилис Мандерли передал три старых, но её вполне годных, стреломёта, дав к ним девять человек обслуги. Воинов, правда он дал мало – всего двадцать пехотинцев и пять конников - проводников, но они хотя бы шли со своими припасами и были хорошо вооружены (исключение составили тридцать арестантов с Джейме Ланнистером). Так же лорд выдал им десять повозок с продовольствием и двадцать лошадей. Больше всего Кивана поразил и порадовал груз, который им выдали по приказу королевы - шесть телег с горшками или бочками с зелёным огнём. Зелёный огонь был залит в горшки и запечатан плотной крышкой с коротким торчащим свечным фитилём. Подожжёный фитиль зажигал зелёную смесь и та разрывала горшок изнутри, обливая округу горящими брызгами и черепками. Но Киван обеспокоился, осмотрев один из горшков заметил, что внутри много железа и камней. Алхимики не успевали изготовить нужное количество огненной смеси и хитрили, засыпая в наполненный на половину или треть горшок камни, чтобы визуально казалось, что горшок наполнен до верху. "Хорошо, что у меня есть гончары, свои снаряды мы сделаем как надо". - Зелёный огонь не превратится в ледышку на северном морозе? - Спросил он напоследок у мейстера, который выдавал ему провиант и вооружение. - Не волнуйтесь насчёт этого, смесь на морозе превращается в подобие холодца или мягкого жира, хоть и вспыхивает она немного позднее чем в обычном состоянии. Общее число людей теперь превышало две тысячи. Женщины и дети теперь составляли меньшинство. Не всем беднякам досталось место на кораблях, а фанатики из Белой Гавани ушли из города раньше прибытия отряда из Солеварен. Двигалась длинная колона по крепкому льду реки Белый Нож. Двигаться по льду, в условиях полного бездорожья и снегопадов, было легче, чем по суше. Из предосторожности колонну растянули, в Гавани также закупили лёгкие лошадиные сани, на которые перенесли часть грузов, облегчив вес телег. Впереди ехали проводники, за ними дотракийцы, после них конники Кивана и Арчибальда с Сынами Воина, позади них шли обозники, а в арьергарде двигались отряды ополченцев и бедняков. Поход был рассчитан на четыре недели до стрелки рек Белого Ножа и притока озера Долгое, что рядом с Одинокими Холмами, с учётом двухдневного отдыха в Чёрной Заводи. После перехода – занятие высоких берегов реки и оборона их, в случае атаки с востока или севера.***
Первое время Томмен ещё пытался считать дни похода, делая зарубки на взятой во время плавания палочке, но сбился со счёта, когда Бронн использовал палочку для розжига огня. Поначалу просторы, окружавшие его, пусть и ограниченные лишь рекой и лесом по её берегам, потрясали обилием различных оттенков, в которых практически отсутствовали яркие цвета, за исключением белого, но особенно поражала внезапная тишина, словно во всём мире существовали только одна походная колонна, шагавшая вперёд по твёрдому речному льду. Он пытался запоминать интересные события, произошедшие с ним, чтобы потом написать в письме Ширен и Маргери или же рассказать им при возвращении, но вскоре потерял интерес и к этому занятию, поскольку каждый последующий день напоминал предыдущий. Подъём с расстеленной тёплой медвежьей шкуры в наскоро собранном маленьком шатре, быстрый завтрак, медленно тянущийся день в седле, долгожданный горячий ужин, сон, а потом всё с начала. Бесконечно повторяющиеся действия и даже движения формировали новые привычки. Даже заснув он спокойно держался в седле. Только Томмен никак не мог привыкнуть к незнакомым ранее ощущениям постоянного холода и желания есть. Привыкший к сытной пище живот требовал замещения растраченной энергии на согрев тела. Но постепенно уменьшающаяся, даже у знати, пайка перестала удовлетворять растущие потребности. От постоянного желания хоть что – то пожевать он стал часто двигать челюстью. Приём пищи для Томмена превратился в настоящий ритуал, свидетелем которого он был. По своему положению и бесполезности, да и при помощи дяди его с Мартином определили в эскорт телег, которые везли запасы. Мартин, считавший данное назначение унизительным постепенно присмирел, осознав выгоду, которую не увидел сначала – близость к горячей пище. Фактически воины ели горячее дважды – вечером и утром, когда согревали то, что осталось от ужина, а днём ели в лучшем случае холодное мясо и сухари. Желавший что – нибудь пожевать Томмен с благовейным трепетом стал смотреть на то как повар Дрейс, пересчитав запасы, готовил похлебку, следил за тем как же ловко и умело потрошат рыбу, режут мясо и овощи замёрзшие побелевшие руки. Незаметный ему ранее человек, в суровых условиях выполняющий свои прямые обязанности приобрёл для него неожиданные героические черты. Томмен никогда не думал о том, что во время переходах людям нужно есть, и теперь представлял повара настоящим чародеем, алтарём которого служил старый потемневший от времени и следов от еды переносной стол. А ножи, ложки, черпаки и тесаки были его неизменными атрибутами для последующего чуда, которое готовилось на огне в глубоком котле. Дрейс, попривыкнув к спокойному и не мешавшему зрителю и желая выслужиться, предлагал мальчику на пробу небольшую чашечку с готовым бульоном или кашей. Томмен, сняв кротовые рукавицы, грел пальцы о горячие стенки глиняной чашки и маленькими глотками выпивал жирноватую водицу или обмакнув в кашу сухарь, неспешно принимался есть, смакуя каждый кусочек и наслаждаясь тем как теплота от горячей пищи разносится по всему телу. Постепенно Томмен сам того не подозревая, стал помогал Дрейсу в простых делах – принести немного дров, подать нужный котелок раньше поварёнка, подбросить в пламя деревяшек, сосчитать запасы или записать что – то, даже зажечь огонь, показывая чему он ещё научился у Бронна. Позднее он начал делать нарезку мяса и овощей, что отнимало время у двух человек, которые должны были накормить большую ораву людей. Так что Томмен неплохо отрабатывал дополнительную тарелку еды, к тому же ему не попадало за промахи, за которые Дрейс выкручивал уши своему помощнику. Мартин, уже бывший в военном походе и будучи старше, видел перед собой лишь человека из челяди, который должен накормить его – отпрыска из знатного рода и кланяться при встречи. Единственное на что не мог пожаловаться Томмен так это на сон. Он всегда любивший спать с открытым окном под тёплым пуховым одеялом, мгновенно засыпал в построенном на скорую руку шалаше, шатре, повозке или просто вырытом на скорую руку сугробе, лишь бы быть укрытым тёплой медвежьей шкурой. Спал он вместе с Мартином, поскольку так было теплее. Но чем легче и приятнее было ложиться, тем труднее становилось просыпаться. Каждое утро он чувствовал себя усталым, руки и ноги отказывались слушаться от странной усталости, глаза сами собой слипались, а когда в лицо дул ветер с колючим снегом, закрытые веки покрывались инеем. Бывало он спал в седле, не замечая этого. Болела переносица, а нос был полон соплей. Холодные тиски под утеплённым дополнительной подкладкой камзолом сдавливали тело. Холод проникал под брюки и колол своими невидимыми иголками покрытые гусиной кожей ноги. Даже сапоги с мехом, а так же шерстяные носки обмотанные тряпками не спасали от закоченения пальцев. Только нахлобученный капюшон хоть как то сохранял тепло… если ветер не дул в лицо. - И почему все говорят, что от холода ног не чувствуют. Я боль в них ещё как чувствую. – думал про себя Томмен. Лошадям приходилось не лучше чем людям – фураж уменьшался, а трудности пути по давно занесённым снегом дорогам увеличивался. Дотракийские лошади, равно как и дорнийские, отставали от привычных к холодам и сугробам северных собратьев.Томмен жалея Уши иногда давал ему кусочек сухаря, хоть и понимал, что такая еда мало что даёт коню. Святое Воинство постепенно уменьшалось. Не было утра, чтобы кто – то не поднимался после сна, иногда среди них были и часовые, замёршие во время вахты, но большей частью это были бедняки. Смерть, тем не менее, была многим в радость – вещи покойного доставались живым… вернее тем, кто узнавал об этом первым. Тряпьё, дрова, огниво, сухари в походе заменили деньги. Золото, серебро и медяки были практически не в ходу, слишком было их мало для того чтобы обеспечить такое число людей. Деньги практически не на что было тратить, здесь царил закон быстрого и сильного. Те, кто первыми обнаруживали поселение, скакали туда и забирали у крестьян всё что возможно. Поэтому пехотинцы ненавидели всадников, ведь им оставались в лучшем случае пустые дома, оставшиеся от деревень, расположенных на берегах реки, где можно было переждать ночь под крышей. Отставшим мест не хватало, к тому же некоторые старые и обвалившиеся постройки шли на топливо для костров. После них оставались разбитые бочки, разграбленное здание, следы от костров и трупы. Кочевники постепенно начинали оставлять своих больных, забирая их лошадей. Женщин и детей они оставляли с больным мужем, их практически никто не брал себе – зачем лишние рты. Один раз колонну застал в дороге сильный буран, Томмен, Мартин и Бронн спаслись благодаря тому, что спрятались в высоком сугробе, по быстрому раскопав пещеру в мягком снегу. Уши лёг на живот рядом с выходом отрытого туннеля. Одна из лошадей налетала на остановившуюся телегу и сломала переднюю ногу. Ополченцы по быстрому осмотрев её, перерезали ей горло, а когда стало понятно что буря утихнет не скоро, то не нашли ничего лучше, чем вспороть животному живот, вытащить внутренности и самим залезть в ещё тёплую лошадиную плоть, только бы хоть как – то спастись от ветра. Лошадь им не принадлежала, поэтому им её было не жалко. Уставшие от дороги, недостатка тепла, они заснули в выпотрошенной туше, чтобы уже никогда не выйти наружу. Мясо превратилось в ледяной кокон, кровь слиплась с тканью одежды и эти двое умерли от сильного переохлаждения. Поддерживать дисциплину было всё труднее. Чакко трижды во время похода приходилось вступать в единоборство с бросившими ему вызов соплеменниками. Они всё чаще начали задумываться над тем, чтобы уйти, ведь они не смогли награбить практически ничего ценного, а из - за холода лошадей у них становилось всё меньше, а заменить их было нечем, так как всадники вестеросцы всегда держались вместе, оберегая как своих коней, так и чужих. Дорницев удерживал лишь тяжёлый кулак Арчибальда. А бедняков – только страх перед неизвестными лесными северными просторами. Всем уже казалось что они идут уже вечность, а короткий отдых в Черной Заводи лишь случайно запомнившимся сном, когда наконец впереди не увидели густой дым. Киван, увидев дым впереди, вздохнул. Это был сигнал разведчиков и ушедшего с ними проводником, что они уже достигли той злополучной стрелки. "Осталось лишь дойти до туда, построить укрепления и ждать противника... Хоть с первой задачей мы почти справились".