Пятёрка

Я жевала жвачку на уроке. Я носила драные колготки. Я рисовала неприличные картинки на полях тетрадок. А ещё я была влюблена. Как думаете, высокий и статный, с лёгкой щетиной и маленькой родинкой на подбородке учитель по русскому языку мог хоть когда-нибудь обратить на меня своё внимание? Нет, конечно. По нему сходили с ума все девчонки нашего 11-го, а он улыбался глазами из-под своих очков на каждое признание и ставил пятёрки в журнал, «искупал» вину, скажем так. Видимо, ему было стыдно за то, что не может ответить на чувства. За то, что не может никак оправдать чужие надежды. За то, что раз за разом разбивает девичьи сердца. Я никогда не считала себя барышней из робкого десятка. Захотела — подошла к незнакомому парню, заговорила, познакомилась. Но не с ним. И пусть он старше всего на шесть лет — подумаешь! Дело вовсе не в этом. Просто он был не такой, как все. До ужаса пошло звучит, правда? Знаю. Но ничего не могу с собой поделать — вот такая я дурочка (существительное, именительный падеж, единственное число, женский род). Видели бы вы меня, когда он только устроился преподавать. Белый верх, чёрный низ, отвратительная «серая» причёска и абсолютное отсутствие индивидуальности. Мне было всё равно. Но когда он вошёл и представился, что-то щёлкнуло. Не сразу, но мне захотелось выделиться. Для него. Так же, как он выделился из толпы для меня. И пошло-поехало... Помню, как сидела в ванной по-турецки и стригла свои длинные волосы. Щёлкала ножницами, глядя, как прядки одна за другой падают на холодный кафель. Посреди моего занятия в комнату зашла мама — не помню, зачем, что-то ей понадобилось. Крику-то было! До сих пор с ужасом вспоминаю. Но я ни капельки не жалею о своём поступке. Мне всё нравится. На следующий день все только и судачили о моей «смене образа». Но они не знали, что то было только начало! Да-да, впереди у меня были грандиозные планы. Прозвенел звонок, в классе появился он, и я с интересом стала наблюдать за его реакцией. Прошёлся взглядом по рядам, затормозил на мне, вскинул бровь и... отвернулся к доске. Что ж, не совсем то, на что я рассчитывала, но уже хоть что-то! Когда я из светло-русого перекрасилась в иссиня-чёрный (настолько насыщенный, что аж глаза режет), он лишь криво усмехнулся своим мыслям, но снова ничего не сказал. Однако я знала, что нахожусь на правильном пути. В ход шло всё: косметика, яркие лаки, мятая одежда. Меня было не остановить. Одним «прекрасным» осенним днём я упала, пока шла в школу — был поздний ноябрь, и лужи на дорогах превращались в мини-стадионы для пернатых фигуристов. Зачем-то и я решила прокатиться — итог: огромная стрела в капроновых колготках и дыра в чёрно-серой школьной юбочке. Жутко расстроившись, я хотела уже повернуть назад и идти домой, а про уроки благополучно забыть, как вдруг подумала, что уж это (ну сто процентов!) должно произвести на объект моих мечтаний впечатление, и побежала на занятия. Он был поражён. Так сильно, что даже отчитал меня перед всем классом, а затем потребовал дневник и поставил замечание. А я сидела и улыбалась во весь рот. Замечание! Об этом можно было только мечтать! После урока я не преминула подойти с извинениями, мол, мне так жаль, но он лишь отмахнулся, а я разозлилась на себя. И зачем полезла? Ещё не хватало в любви ему начать признаваться. Ну уж нет, ни за что! С такими мыслями я рисовала всякую ерунду в тетрадке для контрольных работ, пока все усердно писали сочинение. Сидела, облизывала подсыхающую ручку и выводила одну картинку за другой. Соседка по парте усиленно толкала меня в бок, а я шипела на неё и продолжала своё занятие. А потом сдала работу и убежала из кабинета, чувствуя невероятное волнение. Дома папа спросил, как дела в школе, а я что-то невнятно пробормотала, забивая рот макаронами и стараясь не думать о том, что, возможно, именно сейчас он листает мою тетрадь. И думает обо мне. Результат моих трудов был не таким, какого я ожидала: объявляя оценки, он лишь вскользь упомянул обо мне, заметив, что с моего позволения подарит мою тетрадь учителю по изо — тот наверняка должен оценить мои старания. Однако я не отчаивалась и продолжала оттачивать своё мастерство, заполняя одни поля за другими. А через неделю я нашла в старой зимней куртке нетронутую пачку жвачки. И это сокровище целиком и полностью принадлежало мне! В школе я тогда оказалась в приподнятом настроении, шутила с одноклассниками и вообще была само обаяние. А затем начала постепенно заполнять рот жвачкой — одна, две, три... Мы как раз повторяли старый материал, когда мне вдруг приспичило надуть пузырь. Видели бы вы, какой он получился огромный! Ну просто жуть. Весь класс хохотал. А вот учителю было не до смеха. Таким грозным я его ещё никогда не видела, и, если честно, то впервые в жизни мне стало очень страшно. Ненадолго, правда, так как он потребовал, чтобы я немедленно ликвидировала жвачку и подала дневник. К слову о дневнике — он уже практически поселился за учительским столом и явно чувствовал себя там комфортно. Снова замечание? Замечательно! Но мне нужно было больше. Крайней точкой стало двадцатое января. Я не придумала ничего лучше, чем заявиться в школу с пачкой сигарет. Я даже ни от кого не скрывалась — пара одноклассников сразу стрельнули у меня несколько никотиновых палочек, так, на будущее, а я, рухнув на стул и закинув ноги на стол, неспешно закурила. Девчонки что-то кричали, парни пытались отговорить меня от такого безрассудного поступка, но я не слушала — мне были нужны только его слова. Когда он зашёл, в классе повисла мёртвая тишина. Ученики замерли, кто-то вжался в свою парту, боясь дышать, а я спокойно затягивалась, глядя прямо на него и дерзко сверкая глазами. Мой внешний вид так и кричал: «Ну что же ты молчишь? Неужели нечего сказать?» Он выгнал меня. С треском. С обещанием вызвать родителей. Стоя в коридоре, я ожидала, что же произойдёт дальше. Спустя десять минут он вышел из класса и потащил меня к директору. Директор долго кричал и что-то пытался мне объяснить — я не слушала. Я смотрела только в одну точку — на его бордовый галстук и ждала, когда всё завершится. Наконец, он схватил меня за руку (внутренне я ликовала!) и повёл за собой в кабинет. К тому моменту урок уже закончился, и мы оказались в классе одни. — Не хочешь объясниться? — А что мне вам объяснять? Всё понятно, как дважды два. — У нас здесь не урок математики, по которой у тебя и без того тройка в полугодии. Так что не пытайся строить из себя «леди на велосипеде», а лучше рассказывай. — Но... что вы хотите услышать? — Правду. Он смотрел на меня, я — на него, и это происходило на самом деле. Я не спала, наконец-то я полностью владела его вниманием, и это было невероятно! — Я влюблена. — Произнесла; помнится, обещала себе, что ни за что ему не признаюсь, но это оказалось выше меня. — Ну что, поставите мне теперь пятёрочку, и разойдёмся по домам? — И зачем ты мне хамишь? — как-то грустно поинтересовался он, присаживаясь на стул. — Это ничего не изменит. — Даже так... — Я рассмеялась. — Ну... пожалуйста, учитель! — Я попыталась повторить интонацию своих одноклассниц, с которой они выклянчивали оценки, но получилось у меня скверно. Он выглядел донельзя серьёзным, и меня это вдруг очень разозлило. Хотелось, чтобы он отчитывал меня, ругал, говорил, чтобы я убиралась со своими чувствами куда подальше, а он молчал и смотрел. А потом вдруг встал и подошёл ко мне почти вплотную. Я опешила и оттого не успела сделать шаг назад. Длинные пальцы подцепили чистый выглаженный галстук и... поднесли его к моим губам. А в следующую секунду мужчина, по которому я сходила с ума, с усилием стирал помаду с моих губ своим же галстуком, а я стояла как громом поражённая и глупо хлопала глазами. — Знаешь, ты мне нравилась гораздо больше, когда носила белый верх, чёрный низ и длинную косу, — заметил он спустя какое-то время, наполненное нашим молчанием. — Ты выглядела такой необычной, такой светлой, удивительной. Трогательной. А сейчас... Сейчас мне нечего тебе сказать. Разве что... — Он горько усмехнулся. — Думаю, за такие старания тебе действительно стоит поставить оценку. Он вернулся на место и черкнул что-то в классной тетради. — И что теперь? — Мой голос прозвучал глухо. — Теперь иди-ка на следующий урок, он вот-вот начнётся. Дверь найдёшь. В подтверждение его слов в коридоре задребезжал звонок, а я на негнущихся ногах вышла из класса. Ученики разбегались по кабинетам, кто-то меня толкнул, но мне было всё равно. Моё сердце было разбито. Разбито точно так же, как и у всех его предыдущих поклонниц.