Все из-за него

      В этот день Илья всегда вспоминал свою мать. Запах цветов в квартире и уроки изо, на которых заставляли рисовать открытки. У него никогда не получалось, да и вообще рисование — для девчонок, но это было неважно, ей все равно нравилось. А ему нравилось смотреть, как мама улыбалась. Окажись он сейчас дома, то вместо открытки принес бы ей самый красивый букет…       Стоя у витрины небольшого цветочного магазина на Монпарнасе, он смотрел сквозь стекло на яркие букеты и мысленно выбирал, старался угадать, какой бы больше всего понравился ей. Нежно-розовые тюльпаны или может лучше нарциссы? Или вот эти ярко-лиловые кисти, названия которых Илья не помнил? Наполеон бы справился с задачей куда быстрее. Интересно, а он поздравлял свою маму?       Илья тряхнул головой в надежде избавиться от наваждения, но безуспешно. Он уже почти привык к тому, что мысли об американце посещали его даже в самые неподходящие моменты. Каждое действие, каждый шаг прокручивались в голове так, как если бы Наполеон наблюдал за ним, если бы оценивал. И каждый раз Илья проигрывал. Проигрывал его смекалке, его способности завязывать галстук двенадцатью разными узлами, его безупречности.       Пытаясь навести в мыслях хотя бы условный порядок, Илья переступил с ноги на ногу, развернулся и неуверенно вошел внутрь.       Часом позже он уже открывал дверь парижской конспиративной квартиры, надеясь, что Наполеон все еще следит за объектом, а Габи на приеме с Уэйверли, и небольшой букет белых гиацинтов, из ниоткуда появившейся на подоконнике, никто не заметит.       Внутри было тихо, и Илья обрадовался, что никому не придется объяснять свой иррациональный поступок. Он скинул ботинки и прошел в гостиную. — Чем занимался, пока я слушала скучные истории Уэйверли и его друзей? Габи сидела на диване, привычно пряча лицо за свежим номером утренней газеты. «Еще можно успеть сбежать на кухню и избавиться от внезапного приобретения», — подумал Илья, но почему-то не сдвинулся с места. — Я не виноват, что не симпатичная миниатюрная девушка и меня он с собой не позвал, - и, выдержав паузу, добавил, — Гулял. Габи опустила газету и посмотрела на Илью. Двухметровый Курякин с маленьким белым букетом в руках стоял в проходе и пытался смотреть куда угодно, но только не на нее. Девушка поднялась и медленно подошла ближе, не отрывая взгляда от лица русского. — Цветы? — Ммм… да, я… не знаю, отмечают в Германии этот праздник или нет, но сегодня Международный женский день. В общем… это тебе, — чуть дрожащим голосом произнес Илья и протянул ей букет. Девушка сжала цветы своей маленькой ладонью, пытаясь сдержать улыбку, и в тот момент, когда Илья уже почти чувствовал, как проваливается сквозь землю, Габи крепко схватила его за отворот куртки и потянула к себе. Иллюзия падения вмиг растворилась, заставляя вернуться в реальность. Он ловко перехватил ее запястье и отстранился. — Это не то, что ты думаешь. Прости, — виновато произнес он. — Жаль. Все из-за него, да? — Я не знаю о ком ты, — выпалил первое, подвернувшееся на язык. Умение убедительно врать всегда было его слабым местом, для этого в команде А.Н.К.Л. имелся Соло. — О, ты его прекрасно знаешь. И мне даже обидно, что мы ни разу об этом не говорили, думаешь, я не пойму? — Прости. Илья все-таки попытался ретироваться на кухню, чувствуя, как начинает колотиться сердце, но Габи успела поймать его за руку, чтобы задать вопрос, который сейчас меньше всего хотелось услышать: — А он что? — Не знаю. В этот момент послышался скрип открывающегося замка и знакомый голос из-за двери: — Угроза, это всего лишь я, можешь не хвататься за пистолет.       Габи успела проскользнуть в кухню мимо снимавшего пальто Наполеона, спрятав цветы за спиной. Приличной вазы в этой квартире не наблюдалось, поэтому пришлось использовать обычный стакан. Белые кисти с душистым ароматом отправились на подоконник, а девушка, спешно накинув плащ, пробормотала что-то про срочный вызов Уэйверли, чмокнула Наполеона в щеку и вылетела прочь. Усмехнувшись, американец направился в ванную, совершенно не обращая внимания на застывшего у входа в гостиную Илью.       Выйдя из душа, Наполеон зашел на кухню, где обнаружил Курякина в компании до боли знакомой чашки черного чая. И необычного аромата. — Пахнет так, как будто ты притащил сюда гиацинты. — Сочувствую, если тебе не нравится, — русский отвернулся к окну, чтобы скрыть дрожь в пальцах. — Я не сказал, что не нравится. Просто слегка удивлен. Он подошел совсем близко и обнял Илью за талию, устало выдыхая куда-то в плечо, как будто это было чем-то совсем привычным. Курякин сильнее вцепился в проклятую чашку, теряясь, не зная как реагировать. — Расслабься, Угроза. Габи ведь не просто так сбежала. — Думаешь, я ее обидел? — Думаю, что она справится, — ответил Наполеон, медленно разворачивая Илью и забирая из его рук чашку.