Гештальт

      Он тихо подошёл. Заправил за ухо длинную каштановую прядь мягких волос, погладил по щеке тыльной стороной руки, взял лицо в ладони. Долго смотрел в стальные глаза с зелёной каёмкой, искал в них ответ на все свои вопросы. Он любил так делать, когда его терзали мысли — просто смотреть в глаза и ждать там проблески надежды. Простояв так долгие пятнадцать минут, он склонился ближе, нежно провёл большим пальцем по нижней губе, его дыхание грело. Ему нравились эти губы, такие яркие, такие мягкие, такие горячие. Его чёлка спала на лицо, волосы прикрыли глаза, и стало слишком тихо вокруг. Словно время остановилось. Он прошептал почти неслышно:       — Я хочу знать.       И всё, что оставалось сделать — только позволять ему. Только ждать, что он сделает. Он медленно начал расстёгивать свою рубашку, стаскивать её с плеч, проводя руками по точёным чертам. Шея, ключицы, грудь, пресс. Он стоял практически бездыханно, словно гипсовая фигура, его кожа светилась в темноте молочной белизной, а взгляд его блуждал, блуждал по комнате, по теням, что падали от деревьев за окном, по отблескам луны на стенах. Он был как Давид, нет, даже прекраснее Давида. Он определённо перестал быть человеком ещё когда родился. Он невесомо коснулся стекла, провёл пальцем по своему отражению. И тайна стальных глаз с зелёной каёмкой навсегда осталась в старинном зеркале.

***

      Свет из окна рвал окружающую темноту, нагло вторгаясь в мои мысли. Я шла по улице где-то в половине третьего ночи — обычное дело для того, кто живёт исключительно по ночам. Вообще-то, даже в такое позднее время город жил своей непонятной, но такой притягательной жизнью. Однако я шла не ради любования своим городом. У меня было задание, которое, возможно, принесёт мне кругленькую сумму денег. А окно всё продолжало раздражать глаз. Оно принадлежало к роду тех старых деревянных домов, какие можно найти только в Томске — городе дымчатых узоров. Окно высвечивало на пустой улице небольшой клочок тротуара, заставляя блестеть грязные лужи. В этом районе всегда было очень тихо, а улицы не освещались разбитыми фонарями. К моему раздражению прибавлялась ещё и возможная опасность. Я не хотела быть замеченной сегодня ночью, иначе не сносить мне головы. Но этот свет… Он притягивал. И это жутко бесило. Мне не удалось преодолеть своё любопытство. Я прошла совсем близко к окну, заглядывая в него. Там, внутри, сидел человек, но было трудно разглядеть, кто именно. Да я и не особо-то вглядывалась. Он сидел полубоком в большом кресле и читал книгу, по уши завернувшись в плед. Я улыбнулась этому спокойствию. Должно быть, прекрасно вот так полуночничать, зачитываясь чужими мирами, и ждать чуда. Но мне этого чуда ждать было бесполезно. Потому что те, кто живёт по ночам, не имеют права на надежду. Я прошла мимо, навсегда запомнив тот момент домашнего уюта, который так дерзко посмела подглядеть в чужой жизни. Меня ждали дела, меня ждала реальность.