На моей Луне

Лунный свет прочертил дорожку по льду небольшой речки, и я, как по лестнице, спускаюсь по ней к высокому дереву, создающему небольшую лунную тень. Вот уже год, как я постоянно, каждую ночь, прихожу сюда и слушаю плач ветра в сухом тростнике. Я Ньют, и я мёртв. Я Ньют, и я никому не нужен. Я даже рад этому, потому что со смертью приходит отчуждение. Я возвращаюсь сюда, чтобы взглянуть на тех, кто забыл обо мне. Нахожу несколько веток и разжигаю костёр. Интересно, что думают глэйдеры, когда видят этот одинокий костерок? И видят ли они его? Знают ли, что тот, кто был когда-то их другом, сидит в нескольких десятках метров от них и смотрит на их спокойный сон? Из домика в отдалении струится дымок. Один из них не спит, и я знаю, кто это. Пройдёт ещё несколько минут, и Минхо, закутавшийся в тёплую куртку, придёт к моему одинокому костру. Каждую ночь, в одно и то же время, он приходит сюда и рассказывает о дневной жизни глэйдеров, ни к кому не обращаясь. Он и не догадывается о том, что я стою за его спиной, прячась в лунных лучах, бесстрастно слушая его слова. Он много говорит... О том, как Томми первое время плакал, вспоминая меня. О том, что он влюбился в Бренду, забыв меня одним из первых. О том, как вскоре про всех умерших в Лабиринте и Жаровне стали говорить, как про умерших героев книг. О том, что его самого назначили главой лагеря и о том, как нелегко одному контролировать полсотни подростков.       -Спасибо за костёр, шанк...-Минхо садится возле меня на холодный снег и привычно благодарит меня, не зная, что это я.-В лагере всё спокойно, даже Бренда не возмущается из-за холода. Сегодня Томас в очередной раз хотел вернуться в Жаровню, посмотреть, что с ней стало... Еле отговорили придурка, а то ведь и правда ушёл бы, балда стебанутая...-я медленно обхожу сидящего парня, кладу руку ему на лоб. Он чуть морщится от холодного прикосновения, пытается скинуть мою ладонь, но его веки тяжелеют и он падает на снег, мгновенно засыпая. Я отстранённо смотрю на него, пытаясь понять, что он чувствует сейчас. Холодно ли ему? Чувствует ли он, как намокает его одежда? Видит ли он сны, когда засыпает от моего прикосновения? Я давно разучился чувствовать мир, как его чувствуют живые. Все мои чувства-это лишь глухие отголоски реальных чувств. Чуть приминая снег, я подхожу к Минхо и касаюсь его щеки своими губами: он вздрагивает во сне, а я проникаю в его мысли. Ему снится белая пустыня, по которой, по колено в снегу, пробираются он, я и Томми. Я падаю в снег, закапываюсь в него и точно пытаюсь согреться. Минхо бросается ко мне, будто помогая мне согреться снегом, и я замираю, чувствуя тепло. Откуда-то сверху льётся мелодия и слова, точно кого-то отпевают в церкви. Минхо присоединяется к пению и я, тот я, что упал в снег, закрываю глаза. Кожа на моём лице становится бледной, из виска начинает течь кровь, и я понимаю, что Минхо видит мою смерть в Жаровне, только в облегчённом варианте. Всё это прокручивается перед моими глазами, как немое кино: все звуки доносятся, словно через пуховое одеяло. Усилием воли-слишком велик соблазн остаться в голове Минхо, слышать его мысли, подсказывать иногда верный шаг-выныриваю из его сна и встаю вновь на готовую исчезнуть лунную дорожкку. Бросаю последний взгляд на спящего парня: что-то глубоко внутри меня хочет разбудить его, чтобы он не замёрз, но безразличие берёт верх. Я поднимаюсь на свою луну. Здесь я сам себе король, сам себе свита, сам себе судья, сам себе палач. Здесь мне не нужен никто. *** Поздней осенью я заглядываю в окно Минхо. Он сидит, сгорбившись, над каким-то длинным письмом. Свет вечернего солнца слабо светит в его окно, почти не освещая бумагу, но он этого не замечает. Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он заметит, что стало совсем темно? Минхо тихо всхлипывает, но мне всё равно. С высокого шкафа слетает к нему маленький голубь, садится на стол возле его рук и начинает клевать хлебные крошки, покрошенные на краю стола. Голубок напоминает мне, как мы надеялись на то, что все вместе доберёмся до выхода из Лабиринта, справимся с испытанием Жаровней и будем нормально жить... Я выдыхаю на окно и вывожу на запотевшем стекле своё имя, которое начинает исчезать под струями дождя, идущего на улице. Жаль, что я могу воздействовать только на неодушевлённые предметы. Сколько всего я мог бы рассказать глэйдерам о жизни после смерти... Порыв ветра чуть приоткрывает скрипнувшую дверь, и я набираюсь смелости и вхожу в дом. Внутри тепло, глухо пахнет травами и вареньем. Чем больше проходит времени, тем слабее становится безразличие, уступая место невыразимой тоске. Минхо вздрагивает от холодного ветра, поднимается с места и закрывает дверь, одновременно включая свет. Комната озаряется слабым блеском лампы, подвешенной под потолком. Я сажусь на продавленную кровать, не отводя взгляда от Минхо. Тот, точно чувствуя мой взгляд, оборачивается. Меня начинает клонить в обычный, человеческий сон, я позволяю себе чуть подольше подержать глаза закрытыми... Зрачки Минхо удивлённо расширяются, когда он бросает взгляд на кровать, а я невольно вспоминаю, что мой силуэт не виден только в лунном свете.       -Ньют?-слышу его неверящий шёпот. Киваю ему, зная, что мой голос он всё равно не услышит. Замечаю за окном какую-то тень, невольно настораживаюсь, но заметив серебристое мерцание, успокаиваюсь: кто-то, такой же, как и я, бродит по лагерю.-Это твои костры? Ты меня звал?-я прохожу к столу, беру лист бумаги и карандаш.       "Я тебя не звал. Я грелся."       -И всё же, костёр манил меня на улицу. Я верил, что ты где-то рядом.       "Ты рассказывал про жизнь глэйдеров. Про жизнь без меня."       -Я один не мог смириться с твоей смертью, Ньют. Ты был мне нужен. Ты и сейчас мне нужен.       "Я не уверен."-что-то вздрагивает в моей груди, карандаш ломается в пальцах.       -Если бы я только мог быть с тобой...-Минхо наклоняется надо мной, глядя мне прямо в глаза.-Я готов умереть, чтобы быть с тобой! От звука голоса Минхо я открываю глаза, вырывая себя из полудрёмы.       -...без него плохо, Хоуп... Но с ним было бы ещё невыносимее, ты же знаешь...-в его волшебных глазах отражается свет лампы.-Я бы никому не пожелал того, что чувствую сейчас. Если бы Ньют знал об этом... Нет. Он никогда не узнает. Он мёртв, и пора бы мне с этим смириться...-вот и всё. Последний глэйдер забывает меня. Резко поднимаюсь с его кровати и выбегаю из дома. Почти вслепую бегу к реке, а с моих глаз срываются невидимые слёзы. Около моего дерева стоит красивая светловолосая девушка с чёрными, как смоль, глазами.       -Ты? Что ты здесь делаешь?-девушка лишь улыбается. Я ненавижу её и люблю одновременно. Я хочу убежать от неё, но понимаю, что только она может мне помочь.       -Тебе нужна моя помощь, Ньют... Чего ты хочешь?-её жутковатый, потусторонний голос придаёт мне уверенности в себе. Смерть никогда не отвернётся от того, кого забрала. Даже через много веков она бы всё равно помогла бы мне, несмотря на то, что со временем моя ненависть к ней только усиливается.       -Я хочу...-я медлю с ответом, подбирая слова.-Я хочу, чтобы они все умерли. Все до одного. Как умерла память обо мне в их сердцах. Чтобы они умерли от моей руки. Я хочу, чтобы я их убил...       -Ты уверен в этом, Ньют?-в её голосе слышится нотка грусти. Я киваю. Слова Минхо выжгли во мне все чувства, кроме ненависти к глэйдерам за то, что они живы, а я умер. А Смерть, честно говоря, плохая собеседница... Все остальные умершие не торопились подойти ко мне поговорить, даже болтун Чак молча проходил мимо меня, когда нам случалось столкнуться.       -Что ж, ты сам этого захотел... Будет только хуже, но ты сам выбрал свою судьбу... *** Дверь одинокого домика распахнулась. Минхо вскакивает со своего стула, в его глазах мечется испуг.       -Ньют?-тихо шепчет, а осенний ветер развевает мои отросшие волосы. Свет одинокой свечи отражается в лезвии огромного ножа в моей руке. Голос Минхо дрожит, в то время, как он, внезапно растеряв всё своё бесстрашие, молит меня о пощаде. Я только улыбаюсь, подходя к нему всё ближе и ближе. Его тёмные глаза, завораживавшие меня при жизни, наполняются слезами отчаяния.-Это что... Конец?       -Да, мой милый. Это конец. Конец всего...-нож погружается в тело Минхо. Он закатывает глаза, оседая на пол, а я, вытаскивая лезвие, бью ещё раз и вдруг, точно взбесившись, принимаюсь бить его ножом всюду, куда только могу попасть. Минуты через три я успокаиваюсь. Изрезанное тело Минхо лежит у меня под ногами, его кровь везде: на полу, на кровати, на моей одежде... Мои руки перестают быть материальными, они начинают светиться серебром... *** Я просыпаюсь, но глаз не открываю, Дождь заливает моё убежище, но мне всё равно. Я опять слышу голоса, узнаю их. Каждый из них проклинает меня, они ненавидят то, что я с ними сделал, но мне всё равно. Голос Томми, Фрайпана, Бренды... Они звучат в моей голове вот уже третий год... Я медленно схожу с ума, если это может случиться с мёртвым... Я поднимаюсь и с закрытыми глазами иду к моему дереву. Возле него есть маленькая могилка, на которой значится всего одно имя:"Минхо" Рядом стоит он-и, я знаю, сочувствующе смотрит на меня. Я приоткрываю глаза. Минхо касается меня, и моё тело пронзает чудовищная боль. Она гораздо сильнее, чем всё то, что я когда-либо чувствовал, но она приносит некоторое облегчение: я перестаю слышать голоса тех, кого я убил... Эта боль длится вечно... В этот раз я не выдержу: я хватаю Минхо за руку и закрываю глаза, отдавшись боли. Всё вокруг чернеет, и я на долю секунды понимаю, почему глаза Смерти такие чёрные: именно эту черноту я видел, в неё проваливался, стараясь уцепиться за что-то. И вдруг всё кончилось.В последнюю секунду я успел подумать: "Хоть бы ничего этого не было..." А затем раздался взрыв...