***
Билл Пэкстон С ума сойти, моё первое погружение. Рука дрожит, ведь я пишу, выбравшись из субмарины меньше часа назад. Пережить спуск, не поддаться клаустрофобии, не думать о давлении — всё, что вертелось в голове. Под ложечкой засосало, когда люк над головой опустился и плотно закрыл нас в тесном пространстве. Признаюсь, эти жестянки, как я называл оба «Мира»* до этого, не внушали доверия. Конечно, произнеси я подобное вслух на борту «Келдыша»**, вся команда приняла бы мои слова за личное оскорбление. Я не раз видел, как механики любовно поглаживали стальные бока. Анатолий Сагалевич, кажется, питал к ним особую, трепетную любовь. Чтобы понять это, нужно всё испытать на собственной шкуре. Такое здесь правило, хоть его никто не озвучивал. Поэтому сегодня я украдкой, чтобы никто не заметил, неуверенно притронулся к холодному мокрому боку, как бы благодаря субмарину. Один из ребят всё же заметил и понимающе улыбнулся. Я докучал моему капитану (?), компаньону (?) расспросами весь спуск. Что, если упадёт уровень кислорода? Что будет, если техника даст сбой? Как насчёт аварии? Большую часть времени я лежал на боку, обречённо глядя в потолок, и думал, зачем я согласился на эту авантюру? Затем Евгений сказал, что видит дно. И меня подкинуло на месте. Скольким людям выпадает шанс увидеть нечто невероятное, вроде дна океана? Увидеть известнейший в истории корабль не на экране, а через иллюминатор глубоководного аппарата? Когда на сонаре появились знакомые очертания, все вопросы разом покинули голову. Мы стали не более, чем двумя парами глаз, ожидающими зрелища. Всё, что я читал, смотрел в записи и слышал вживую от очевидцев о первом мгновении, — ложь. Когда он появился, сердце не выдавало бешеный ритм, и не было судорожных вдохов. Меня просто пригвоздило к месту. Я замер во времени вместе с ним, боясь моргнуть. Мне говорили, что мы подойдём близко к «Титанику», но чтобы настолько… Над «Миром» навис его нос, и я невольно задался вопросом, как ржавые обломки могут быть так величественны? Еще один парадокс «Титаника». Постоянно приходилось напоминать себе, что мы здесь всё-таки фильм снимаем, и бормотать на камеру. Иногда всё, что я мог выдать, было: «Только посмотри на это». «Титаник» вовсе не такой, каким ожидаешь его увидеть. Он гораздо больше. Его величие царственно, а покой неприкосновенен. Такой огромный, само совершенство. Будто скала упала в бездну. Чувство благоговения сжимало грудную клетку. Мы с Евгением неловко толклись у иллюминаторов, по очереди заглядывая в них. Я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь на другом берегу реки Стикс, в неком астральном месте, а не на дне Северной Атлантики. «Только взгляни. Невероятно».***
Кен Маршалл Из всех членов команды именно я вижу «Титаник» в самых ярких красках. Если бы кто-то смог увидеть его моими глазами, сквозь призму времени, это перевернуло бы его жизнь. Я знаю и могу воспроизвести в памяти мельчайшие детали, как если бы вспоминал собственное лицо. На днях предстоит первое погружение, не стану врать, будто вовсе не нервничаю. Сидеть по ночам в тёмной каюте и просматривать часы записей, пытаясь узнать знакомые «черты» — одно. Лично проделать долгий путь ко дну — совсем другое. Ощущения… Очень сильные. Словно выполнение долга перед старым другом, дань уважения. Я не могу удержаться от того, чтобы обратить внимание команды на все восхитительные мелочи. Будь то медная табличка, обозначающая номер палубы, или нетронутое витражное стекло. Взрослый мужчина не может усидеть на месте от восторга, когда по радиосвязи слышит что-то вроде: «Да, мы нашли! Передайте Кену, он был прав». Лучше подарка на Рождество.…
Насыщенные дни пролетают быстро, и вместе с тем, очень медленно. Долгие часы подготовки и обсуждений, когда мы выхватываем из рук друг друга макеты и активно жестикулируем. Я наблюдаю за каждым погружением и поднятием, вижу уставшие, но одухотворенные, лица. В Кэмероне столько энтузиазма, я частенько подкалываю его. «Полегче, мистер, а то все тут рискуют загореться от тебя, как спички от огня». Он улыбается, ему явно нравится такое сравнение. Часы показывают полседьмого, значит, через полчаса из зеленоватой воды вынырнут оранжевые спины субмарин. Уже завтра настанет моя очередь поднестись к огню.***
Лори Джонстон Вчера вечером, когда команда собралась в большой комнате, чтобы просто поболтать и послушать игру на гитаре, Джеймс спросил, пытался ли кто-нибудь записывать свои впечатления. Многие признались, что ведут дневники, и тогда я задумалась. Почему бы не попробовать? Посмотрим, что из этого выйдет.…
Дорогой дневник, признаю свою вину. Я сделала первую запись несколько дней тому назад, и с тех пор не прикасалась к блокноту. Работа кипит, ведь появляется всё больше часов видеосъёмок и образцов. Историки цепляются взглядами за важные мелочи по типу состояния люстр, сохранности зеркала в каюте Эдит Рассел, обвалившихся полок в шкафу для посуды и ещё множества вещей. Меня тоже интересует всё это, но я, прежде всего, биолог. Если жизнь «Титаника» закончилась восемьдесят девять лет назад, то происходящее с ним сейчас — жизнь после смерти. Анализ простейших организмов, взятых как образцы, показал, что они буквально пожирают обломки. Там же обитает множество слепых рыб, большинство которых, как мы смеем предположить, пока не известны науке. Самые странные — это, пожалуй, полупрозрачные черви. Они отдают предпочтение деревянной обшивке, мебели и колоннам. Наблюдать за ними крайне интересно, но я знаю, что в глазах остальных они скорее выступают врагами корабля. Теми, кто уничтожает наследие. Мы же, биологи, видим лишь то, как природа постепенно возвращает «Титаник» себе. Он тает в океане времени. Совсем скоро сталактиты съедят всю сталь, стены и потолки прогнутся, и случится непоправимое. Грустно осознавать, что однажды соберётся ещё одна группа учёных, а на дне уже не будет ничего, что можно будет опознать, как «Титаник». Мои коллеги дают ему около тридцати лет.…
Мне наконец удалось заполучить несколько свободных часов в каюте. Я ни на что не жалуюсь, всё замечательно. Мне идёт специальный комбинезон с нашивкой «Мир», морская болезнь перестала беспокоить, и недавно я попробовала борщ! Такие маленькие, «бытовые» радости на борту «Келдыша». Они как якорь с реальностью, удерживают нас. Мы играем в волейбол на палубе и купаемся в бассейне. Вчера вода была тёплой и я решилась прыгнуть в океан. Никто не сказал ни слова, но, мне кажется, все ощутили одно то же. Холодок по позвоночнику от мысли, что всё произошло здесь. Там, где я болтала ногами и смеялась от летящих в лицо брызг, когда-то дрейфовали обломки и ждали спасения шлюпки. И закаты. Господи, какие здесь закаты. Небо пылает, а солнце словно тонёт в океане. Корабли будто дрейфуют в небе, это просто невероятно. Если «Титаник» видел солнце в последний раз именно таким… У меня нет подходящий слов, чтобы описать, как прекрасно это было. Одно могу сказать точно. Недели, проведённые на дне и поверхности Атлантики, — одни из лучших в моей жизни.***
Джеймс Кэмерон Я проскальзывал в люк каждого из «Миров» десятки раз. Наблюдал за реакцией тех, для кого всё происходило впервые, как и за самим собой. От волнения можно с ума сойти, потому мы переговариваемся, шутим, считаем метры глубины. Вообразите только: трое мужчин хохочут в крошечной субмарине где-то на глубине трёх километров. — Ты когда-нибудь опускался под воду? — Только в Диснейленде. Такой вот Диснейленд. Я стараюсь запомнить каждую драгоценную минуту, чтобы потом годами переживать их во снах. Через месяц я буду лежать дома в тёплой постели и пытаться различить далёкое эхо сонара и моторчиков «Миров». Иногда удаётся задремать во время погружения. Когда открываешь глаза, просыпаешься в другом мире. Когда запускаются роботы — глазами становятся их линзы. Это вызывает у меня ощущение чистого восторга, ведь мы — первые люди, которые «пройдутся» по «Титанику» спустя многие годы. Взгляд постоянно цепляется за мелочи, от которых щемит сердце. Кружевная женская туфелька, уцелевший гранёный стакан, забытый джентльменом котелок… Эмоции, от них никуда не деться. Команда глубоко переживает это, проецируя всё на себя. Часто мы садимся вокруг стола и просто говорим. Даём друг другу возможность выговориться, и получаем её взамен. Это объединяет нас, как пассажиров «Келдыша». С пассажирами «Титаника» нас объединяет сам корабль. Мы заходим в их каюты, видим лампы с оставленными выключателями, открытые краны. «Титаник» — не только могила, он — капсула времени.***
Дон Линч Принять участие в подобной экспедиции долгие годы было моей мечтой. Терпеливое ожидание вознаграждено — я здесь. Со мной не только интерес учёного, но и опыт выживших. Я смотрю на «Титаник», и в памяти постоянно всплывают имена и лица всех тех людей. Сегодня мы запустили робота в комнату, прилегающую к рубке радистов. Техника всё ещё узнаваема, а рычаги находятся в том же положении, в каком их оставил Гарольд Брайд***. Корабль хранит последние прикосновения человеческих рук. Команда постоянно делает открытия, все буквально на месте не могут усидеть от восторга и возбуждения. Настоящее открытие — это окна в столовой первого класса. Мы смотрели на них, как заворожённые, трудно было поверить в реальность происходящего. А потом кто-то воскликнул прямо по радиосвязи: «Это вам не Канзас!». Действительно, не Канзас. Целый дворец на дне океана. Солнце последний раз заглядывало в эти окна почти девяносто лет назад. И люстры! Казалось, сейчас раздастся треск проводов, и всё снова вспыхнет ярким оранжевым светом. Сдерживать воображение иногда просто невозможно.…
Новый день — новый опыт. Сегодня я воочию видел винты. Выглядели они… жутковато. Вовсе не из-за их состояния, они пугающе целы. Наполовину зарытые в песок, мрачные, словно надгробные камни. Уже после, когда мы поднялись на поверхность, Джеймс сказал мне: «Помнишь кадры из фильма, когда люди падали с кормы и ударялись об лопасти? Я вспомнил об этом, когда смотрел на них. До сих пор мороз по коже».***
Кен Маршалл Сегодня у меня спросили, как много я ожидаю увидеть при погружении? Я ответил: «Столько, сколько можно увидеть глазами». Несколько дней назад, когда команда встречала на палубе наших героев, Льюис выдал забавную фразу. Его рыжая голова показалась из люка, и он тут же восторженно закричал: «Я всё время визжал, как девчонка! Совсем как маленький!». Все рассмеялись и ринулись поздравлять его с почином. Надеюсь, со мной произойдёт нечто подобное.…
Меня переполняют эмоции! Видеть мой корабль разбитым и погребённым всегда тяжело. Сегодня мы подошли близко к корме, я не ожидал, что это будет так близко. Двигатели высотой с четырёхэтажный дом. Билл удачно назвал их сфинксами, охраняющими тайны. И котлы! Так странно было видеть их там, в холодной мгле, и представлять, как в топках пылало пламя. Котлы особенно ценны. С них всё началось, их первыми увидели, когда «Титаник» нашли. В тот момент корабль как бы позволял себя увидеть. От его величия дух захватывало. Конечно, изменения (мне хочется называть так процесс разрушения) не щадят обломки. Я поражённо моргал, глядя на обнажившуюся реальность. Ведь она ещё хуже, чем я ожидал. Как ни подготавливайся, «Титаник» всё равно вышибет из тебя дух. Огромный нос, скалой стоящий на океанском дне. Изящные изгибы и переплетения перил, стальные бока, уходящие вниз, в ил и песок. Он зарыт по самый якорь. Лежит там в безмолвной тишине, пока из неё не вынырнут, журча моторчиками, «Миры». И мы сидим в них, в крошечных батискафах, с раскрытыми от восхищения ртами, а над монументальными обломками загорается призрачный свет «Медузы»****, словно от луны. Всё это — гораздо больше, чем ожидаешь вынести из погружений. Через несколько часов мы снова займем места и опустимся на дно. Сегодня 11 сентября, и я предвкушаю действительно хороший день.***
Билл Пэкстон 11 сентября 2001 года Мы поднялись на поверхность, и нам тут же сообщили ужасные новости. Все поражены до глубины души. Многие по спутнику звонят друзьям в Нью-Йорк. Это — последнее, что ожидаешь услышать, когда над головой наконец поднимается люк. Жуткое ощущение беспомощности. Мы висим на якоре посреди Атлантики и чтим старую трагедию, пока происходят не менее страшные вещи. Всё теперь кажется таким… бессмысленным? Не знаю, какое решение будет принято. Продлится ли экспедиция?…
Экспедиция продолжилась, команда пришла в себя. Более того, все вернулись к работе с ещё большим рвением. Вчера состоялось последнее погружение. Всё было так церемониально. Памятная табличка на корме и прощание с «Титаником». Я прижался к иллюминатору, наблюдая, как он таял в темноте. Щелчок — и свет погас. Пришло время возвращаться.…
Стоя на корме и глядя на бурлящую воду позади корабля, я наконец полностью осознал всё, что произошло со мной. Неделями я жил «Титаником». Как будто частичка души осталась там, с ним. Это истинная правда. Вы можете покинуть «Титаник», но он уже никогда не покинет вас.