Jazz Thieves

Сегодня у Винса странное задумчивое настроение. Ховард понимает это сразу, как только он входит в комнату, даже прежде, чем он здоровается тише и рассеянней обычного, садится на диван и принимается озадаченно кусать губы и без конца взлохмачивать и так взъерошенные волосы, медленно запуская в них руку, приподнимая и опять роняя пряди. Ховард еще пару минут роется в джазовых пластинках, стараясь понять, все ли расставлены ровно по алфавиту, но скоро не выдерживает и поворачивается к Винсу. Он, казалось, его не замечает, поглощенный собой. Ховард чувствует привычный смутный холодок в душе, появляющийся всякий раз, когда он пытается читать эмоции Винса и знает, что не справляется. — Что такое? Ты выглядишь обеспокоенным чем-то. Винс вздыхает и хмурится, открывая было рот, чтобы сказать что-то, не находя слов, и замолкает, осекшись. — Да нет… ничего. — А. Ладно, — бормочет Ховард, по привычке ругая себя за несообразительность. Не зная, что сказать, он оглядывает комнату и натыкается взглядом на шкаф с пластинками. — Не хочешь что-нибудь послушать? Я мог бы… Джаз тебя расслабит, отвлечет от проблем… Знаешь, это ведь хорошее средство. Легкий ритм, летящие импровизации, свежий бриз фортепиано. Говорят, на джаз даже можно медитировать… — Да брось. — Морщится Винс. — Ты знаешь, что я не люблю джаз. — Почему? Почему, Винс? Ты столько упускаешь! Столько прекрасных нот и мелодий! — Вдохновенно начинает Ховард, садясь на диван рядом с ним. — Отвали! — Винс резко отодвигает руку Ховарда, которую он собирается было положить ему на плечо. — Джаз просто не для меня. — Хорошо, не слушай сейчас, — неожиданно уверенно начинает Ховард. — Но ты действительно упускаешь прекрасный жанр, я знаю, как ты любишь музыку, и ты достоин лучшей музыки! Винс поворачивает голову и очень внимательно на него смотрит. Несколько секунд оба молчат. Выражение лица Винса с сосредоточенного сменяется опять рассеянным и пустым. — Почему ты думаешь, что я достоин лучшей музыки? — очень тихо спрашивает он. — Почему нет? Винс беспокойно сцепляет руки в замок, поведя плечом, опять складывает их на колени и зажмуривает глаза на мгновение, словно желая уйти от чего-то, не видеть. — Джаз слишком хорош для меня, Ховард. Это смешно. Я создан для попсы и электроники. Разве я похож на сложную личность? Я просто мальчик с блестящей страницы журнала. Все эти ритмы, гармонии… Это не мой уровень. Ховард чувствует что-то, похожее на легкий толчок в грудь. Он должен поговорить с Винсом, объяснить, в чем дело, объяснить, как он заблуждается. Плевать, что эмпат из него неважный, что он часто не может подобрать нужные слова. На этот раз он не будет просто слушать. — Я не знаю, что делает личность сложной, но за все время, что я тебя знаю, я до сих пор толком в тебе не разобрался. Это можно считать критерием? И я не знаю, как выглядят люди, которые достойны слушать хорошую музыку, но ты прекрасно рисуешь, у тебя есть чувство стиля, и, по-моему, это как-то приближает тебя к... этому типу… ну ты понимаешь. Винс молча смотрит на него, и Ховард понимает, что сказал что-то правильное. Винс смотрит на него так, как он скажет, так и будет. Ховард выдыхает и, как ему все еще кажется, через силу заставляет себя отбросить волнение и сконцентрироваться на моменте. — Ты так думаешь? — голос Винса тихий, дрожащий; это больше не уверенный во всем дерзкий модник, теперь он просто человек, который сомневается в себе и просит помощи у единственного близкого друга. — Конечно, — Ховард тянется ладонью к ладони Винса, боясь быть отвергнутым или просто сделать очередную неловкость, но рука Винса ныряет в его руку неожиданно легко и плавно, словно это привычно для их обеих. Ховард понимает, что на этот раз делает все правильно. — Нет никаких причин, чтобы что-то для тебя было слишком хорошим. У тебя же прекрасный вкус. Как ты себе вон подбираешь одежду. — Ты же всегда считал это пустяком. — Ну для меня это следовать моде глупо, потому что как раз я для этого не создан, смотрелось бы глупо. — Да ладно. — Наконец улыбается Винс. — Вовсе не глупо. Он смотрит на их сцепленные руки, как будто пытаясь решить, что с ними делать, и решает оставить как есть. — То есть ты не считаешь меня поверхностным или что-то вроде этого? — Не смог бы, даже если бы захотел. Винс переводит взгляд с Ховарда куда-то вдаль и откидывается на спинку дивана. По его лицу почти ничего не видно, но Ховард знает, о чем он думает, и сам замирает в смеси волнения, облегчения и восторга. Время течет странно и неопределенно, но Ховард понимает, что прошло полминуты, прежде чем Винс аккуратно высвобождает свою руку из его руки и целеустремленно выскальзывает из комнаты. — Я принесу чай! Ховард чувствует себя странно, оставшись один. Его взгляд цепляют лежащие на полу пластинки. Он выбирает, что можно дать послушать Винсу, чувствуя себя удивительно спокойно, но не расслабляясь до конца, и зная, что сегодня он то и дело будет удивляться своим мыслям и своему состоянию, то и дело концентрируясь на своих ощущениях, чтобы понять, что все идет нормально. Все должно быть нормально. Винс возвращается и шумит чашками. Ему немного неловко от произошедшего, и он старается это не показывать, но Ховард чувствует, то темное и гнетущее, что было у него на уме, когда он пришел в первый раз, отступило. — Я оставлю только ночник, ты не возражаешь? — Говорит Ховард, и Винс улыбается немного неловко. — Конечно. Ховард выключает верхний свет, и в комнате становится уютней. Без яркого света, который настраивает на будничный, серьезный лад, ничто не грозит спугнуть давние мысли и неловкие, искренние фразы, и обоим сразу становится легче. Винс уже смелее и спокойнее располагается на диване. — Я думаю, ты можешь попробовать что-нибудь послушать. Что-нибудь несложное, обещаю. — Предлагает Ховард, и на этот раз ему даже не нужно прилагать усилия, чтобы звучать спокойно и уверенно. Это все освещение и ободряющее присутствие конвертов с пластинками на полу, думает Ховард. Он залезает в шкафчик и ставит пластинку. Сразу тихо шуршит игла, звук, бесконечно знакомый Ховарду, практически его сакральный звук, слово силы; и новый для Винса. Ховард выбирает легкий джаз, никакого неистовства бибопа, разрывающего уши саксофона, упоительно сложной какофонии, после которой на концертах болит голова; только тихая труба, серебряные клавишные и негромкий бас, неторопливый диалог инструментов, достаточно пауз между ними, чтобы оценить каждый звук. — Похоже на цветущее дерево, — говорит Винс через минуту. - В… в джазе всегда так — всегда все разное? — Если ты говоришь о том, что музыка построена на импровизации — да. — Ховард хочет было продолжить и рассказать сразу все, но что-то его останавливает, и Винс выглядит благодарным за это. — Тебе нравится? — Не знаю, — тянет он рассеянно. — Просто… необычно. Совсем другое. Почему это так не похоже на что-то еще? — По-детски интересуется Винс. Ховард издает звук, означающий «В этом-то и прелесть!» или «А вот потом узнаешь». Винс улыбается и садится по-турецки ближе к проигрывателю, рядом с Ховардом. Музыка начинает его странно затягивать, успокаивая, обволакивая все его мысли подобно сладкой патоке и заставляя их течь медленней и основательней. Винс про себя удивляется тому, как поменялось его настроение. Потом он смотрит на Ховарда и видит, что тот хочет что-то сказать, но не решается. — Ты хотел что-то сказать? — Спрашивает он одобряюще. — Да. Из-за чего ты был так расстроен сначала? Винс вздыхает. — Лерой… сказал, что ты, наверное, считаешь меня поверхностным и недалеким. — Наконец неловко говорит он. «О боже», думает Ховард. — Ну, это всего лишь то, что сказал Лерой, не так ли? Винс хмурится. — Да, просто… Иногда я боюсь, что действительно так. — Иногда я боюсь, что я кажусь тебе скучным и не стоящим внимания, — вырывается у Ховарда. Винс озадаченно смотрит на него. — Правда? Но я же… Черт. — Губы Винса против его воли растягиваются в улыбке. Он неверяще качает головой, выдыхая резкий нервный смешок. — Это же не так. — И я тоже не считаю тебя таким. — Говорит Ховард серьезно. Винс улыбается, качая головой. — Получается… Черт, почему все так… Черт! — Ты о чем? Но Винс уже опять срывается с места и возвращается с маленькой бутылкой коньяка, из которой он наливает совсем немного им в чай, уже остывший достаточно, чтобы его можно бы спокойно пить. Они делают по глотку. Пластинка заканчивается, и Ховард хочет перевернуть ее. — Пока хватит, — говорит Винс. — Я хочу посидеть так. — Он забирается на диван с ногами, устраиваясь поудобней, и обхватывает чашку руками. Еще недавно Винс был растерян и расстроен, но его настроение меняется быстро, как у ребенка, и сейчас он улыбается почти весело, позабавленный какой-то своей мыслью, и с удовольствием пьет сдобренный коньяком чай. Вдруг, еще глотая чай, он вспоминает, что хотел сказать, и едва дожидается момента, когда можно будет отнять чашку от губ и начать говорить. — Как так получилось, что мы оба думаем друг о друге какую-то ерунду? — Спрашивает он, смотря на Ховарда внимательно и открыто, вопросительно приподняв брови и улыбаясь. «Как получилась такая нелепость, что мы друг друга не поняли?» — спрашивает его улыбка. Ховарду кажется, что в его груди вдруг становится на градус теплее, но это не мешает ему растеряться от этого наивно-серьезного вопроса, а его мыслям — запутаться и бойкотировать всякую деятельность, которая помогла бы на этот вопрос ответить. — Я... я не знаю… — Запинается он, чувствуя, как опять превращается в нелепую, неуверенную ни в чем, жалкую копию себя. — Да не волнуйся! Можно выяснить это позже, — спешно успокаивает его Винс. Ховард вздыхает, продолжая нервничать. — Хэй. — Винс ободряюще смотрит ему в глаза, вынужденный для этого чуть наклониться. — Все будет в порядке! Результат его не устраивает, и Винс решительно придвигается ближе к Ховарду и берет его за руку, как раньше сделал тот. Он мягко сжимает его пальцы, стремясь его успокоить. — Я серьезно. Мы поговорим об этом завтра, хорошо? — Ладно, — наконец говорит Ховард, когда волнение его немного оставляет и он уже может попытаться звучать спокойно. — А, насчет Лероя… Это был просто дурацкий спор, он сказал, что электроника примитивная, это же бред, правда? Чтобы что-то должно быть хорошим, это не должно быть супер сложным, я ему так и сказал, и началось — да ты вообще слушаешь одну попсу, ничего сложного не можешь, вот придурок, да? Винс увлеченно рассказывает, и Ховард против воли успокаивается от звука его голоса. — Кстати, где Набу и Болло? — Вдруг спрашивает Винс, внезапно отвлекшись от того, о чем говорил. — На дискотеке. Вернутся поздно. — Отлично. — Винс заглядывает в чашку, потом переводит взгляд на фляжку. — А, черт с ним. — И делает несколько глотков. — Мм. Класс. Потом довольно улыбается и даже смеется. — Почему ты такой веселый? — Удивляется Ховард. — Понятия не имею, — хихикает Винс. — Не хочешь? — Он протягивает ему фляжку. — Нет, спасибо. — Как хочешь. — Винс потягивается и улыбается немного мечтательно. — Слушай! Так хорошо, что мы можем в любой момент что-то обсудить. Ну, типа… Блин! Вообще замечательно. Просто взять и поговорить! Да? — Выходит, что так. — Да выпей ты немного! — Винс настойчиво протягивает ему фляжку. — Ладно, ладно! — Ховард отпивает из нее и морщится, смешно прищуривая и без того маленькие глаза. Винс счастливо смеется, видя это. — Слушай, Ховард… Я не знаю, как так получилось, что из-за меня ты думал, что я считаю тебя черт знает кем. Но я подумаю об этом, правда? Винс смотрит на его так открыто и искренне, что Ховард понимает — он действительно постарается это выяснить. — Спасибо. — Он удивляется тому, как эмоционально он сказал это короткое слово. — Тебе тоже спасибо, — говорит Винс. — И за то, что музыку поставил. Чай и алкоголь сделали его расслабленным и мечтательным, его улыбку — мягкой и рассеянной, а щекам добавили румянца. — Расскажи, как ты начал слушать джаз, — просит Винс, красиво растягивая слова, как ребенок, который хочет, чтобы ему рассказали сказку. — Ты же уже слышал. — Расскажи по-хорошему. Я хочу понять, почему ты этим так увлекся. Ховард говорит, сам постепенно расслабляясь. Винс прерывает его только один раз, чтобы быстро переодеться в пижамный костюм и принести себе плед. Он придвигается ближе к Ховарду, закутывается в плед и внимательно его слушает, изредка смотря на свои ногти или в пустую чашку. Ховард совершенно забывает про свою нервозность и то, что им нужно было обсудить что-то серьезное, просто позволяя себе раствориться в том, что он говорит и во внимательном взгляде Винса. На этот раз он точно знает, что ему интересно, и это немного непривычное, но приятное ощущение. Уже поздно, и дневной разговор естественным образом переходит в ночной, особый. Ховард мог бы часами просто сидеть рядом с Винсом и разговаривать. В какой-то момент он настолько перестает думать и концентрируется только на ощущениях, а лицо Винса так привычно близко, что он замирает. Несколько секунд они просто молчат, не замечая этого. Ховард уже чувствует бессознательный, ультимативный импульс двинуться вперед, потому что вот он, Винс, рядом, и этого достаточно; но тут звенит дверной звонок. Винс срывается с места открывать дверь. Ховард, сонно моргая, слушает голоса Набу и Болло. Винс обсуждает с ними дискотеку, на которой они были. Через несколько минут он снова заглядывает к нему. — Ночи, Ховард, — полушепчет он, радостно улыбаясь. — Завтра все еще обсудим, если хочешь, ладно? — Да, конечно. Винс уходит спать. Ховард еще некоторое время сидит на диване, потом гасит свет и смотрит в темноту. Потом он тоже ложится и засыпает удивительно быстро, без мыслей, раздумий и сомнений.