« Деньги — в Нью-Йорке, бордели — в Париже, но идеалы — идеалы только в Лондоне. „
Всеволод Овчинников.
***
Викторианская эпоха — пожалуй, самый яркий период в истории Великобритании, берущий свое начало с водружения короны на светлую головку 18-летней наследницы престола в 1837 году. Век стягивающих женскую талию корсетов, кичащихся джентльменов, зарождения феминистического движения и передовой буржуазии. Время, когда кричащая бедность граничила с роскошными кварталами, где на периферии ютились мелкие капиталисты.***
1.Первое впечатление. Дабы окунуться в тогдашний круговорот событий, стоит спешной походкой побродить по столице, прежде чем предстать перед графом. Побыть в шкуре собственного персонажа, так сказать. И что же вы видите (если поточнее, то чувствуете)? На дворе вторая половина 19 века, а запашок стоит еще тот. Нам еще повезло: вплоть до второй половины столетия жители Лондона буквально вихрем неслись по улицам ради сохранения собственного обоняния, умудрялись при этом уклоняться от нечистот из ночных горшков, которые хозяйки беспардонным образом опорожняли прямиком из узких окошек. Не упустим и вонь от конского навоза и выгребных ям на задних дворах — и вот вам целый набор причин, по которым итальянский архитектор Базальджетт принялся за налаживание устаревшей канализационной системы, вдобавок обустроил две набережных Темзы. Если появится свободная минутка, спуститесь к одной из них, под именем Виктория, и выразите благодарность мужскому бюсту, что не воротите носом во время прогулки. Наверняка вас смутила обстановка. Все эти снующие туда-сюда серые работяги с постными лицами, чумазая ребятня, попрошайки, дамы в нарядах на манер тогдашней моды, но с подозрительными завязками по бокам и озорным блеском в глазах… Дело в том, что жемчужина Туманного Альбиона условно разделялась на Вест-Энд и Ист-Энд. По второму округу — району бедняков — мы и бродим. ‚Почему же именно он?‘ — спросит навостривший уши спутник. А потому, что ради составления полноценной картины викторианской обыденности стоит заглядывать за любой угол, как делали это первопроходцы. Впрочем, мы отвлеклись, а вон тот конопатый мальчишка, минутой ранее чуть не сбивший вас с ног, выудил из кармашка мелочь. Да-да, деньги ваши, но не беспокойтесь. Его веснушчатое личико уже успело скривиться за непониманием диковинного рисунка на монетах. Он попытается выдать их за новую чеканку подслеповатой продавщице булочками спустя полчаса после нашей встречи и удерет с выпечкой за пазухой под посыпавшуюся на него ругань ‚набожной матроны‘ в чепце. Ей в голову не пришло сперва попробовать на зуб, а затем распространяться о плохой подделке и грозить погнутой монетой в кулаке. Ну, полно о неприятном. Видите вдалеке циферблат Бена? Нет? Что ж, спешу заверить, что проблема не со зрением. У промышленной революции, как и у любой другой, были свои достоинства и недостатки. Жизнь викторианцев упростилась благодаря появлению массового фабричного производства продукции, взамен же к облачным сгусткам примешивались едкие пары, валившие из труб промышленных предприятий. Посеревший туман получил название смога и ухудшал видимость. Бывали случаи, когда горожане не различали идущего навстречу прохожего за десять метров. 2. Уличная жизнь. Наше внимание привлек сиплый мужчина, который всем своим видом, а в частности сжатыми в кулаках пучками соломы, говорил о дельном предложении. Заприметив приостановившегося джентльмена, торговец начал вкрадчивым голоском подзывать его к себе. Вы, наверное, возмутились бы, очутившись на месте покупателя и услышав речь незнакомца, ведь где это видано, чтобы валявшуюся невесть где еду для скота продавали по хворостинке за полпенни! Выслушайте же его до конца. Неоправданным действием считалось бы воображать, что временные мужские потребности прошедшей эпохи отличались от теперешних. Но тогда не существовало доступных всем книжных магазинов и соответствующих издательств. Их доставали что называется ‚из-под полы‘, а именно из карманов плащей и штанов, с замявшимися краями, вручали вместе с символичной соломинкой и приговаривали, что любой молодой человек найдет там весьма занятные картинки: и у стола, и на столе, и под кроватью, и на кровати и т.д. Словом, иллюстрации эротического содержания достать было реально. Другая проблема выплывала из последствий. Викторианская медицина осуждала самоудовлетворение сексуального характера, хотя последнее десятилетие 19 века ознаменовалось широким использованием электрических вибраторов. Лекари утверждали, что таким образом вылечивают бич прекрасного пола — истерию. Повышенный тон постороннего разговора опять вынудил вас устремить взгляд на проходимцев. Рыжие локоны одного из них выдавали чистокровного ирландца. Таких здесь не жалуют даже больше, чем уроженцев Шотландии, так как первые брались за работу и не выражали недовольства заработной платой, а закоренелые англичане своим достоинством хоть перед кем-то, а должны похвастаться. Пусть и живут в трущобах Ист-Энда. Впрочем, происхождение в их дебатах не несет никакой важной истины — они спорят на тему предстоящего праздника Пасхи. Проголодались, верно? О деньгах можете не волноваться — шайки воришек и единичные их представители больше нас не потревожат. Кстати, расценки на уличную еду были сносными: за полпенни или пенни (тут уж как кому повезет) горожане получали жаренную рыбу, печенный картофель, креветки, мидии, ананасы и много чего съестного. Однако бдительность еще никому не стала поперек горла. Уже в те времена торговцы прославились мошенническими замашками по подкрашиванию и приданию продукции презентабельного вида. Чего только стоил процесс обновления тех же ананасов: их скупали потемневшими у купцов, вымачивали, спешили продать, чтобы на следующий день покупатель обнаружил вместо экзотического фрукта отсыревшие ошметки, пахнущие соленой морской водой. Но апогеем, на мой взгляд, кулинарного искусства трущоб были лытки. Мясники счищали и подпаливали ворсинистый покров свиной ноги от коленки до копытца, затем скудное мясо подвергалось варке, после чего сбывалось. Интересно, что раньше на основе именно этой части животного изготавливали клейкую субстанцию, пока сам по себе химически добытый клей не вытеснил конкурента. Мы вновь повстречали раскачивающую юбками леди в дешевых ажурных перчатках и теплой шалью поверх оголенных плеч. Выглядит усталой и спешит прямиком в паб, где как нельзя кстати звучала заезженная песенка.‚Моя милашка изящней феи. Ее подбородок прилеплен к шее, Ее кудряшки как нос красны, От юбки несет запашком дурным…‘
Падших женщин, как вы уже могли догадаться, отличить от обычных не составляло труда. Они выглядели вычурными пташками на фоне сгорбившихся и раздавшихся в объемах от частых родов жен рабочего класса. Более того, куртизанки хоть и претерпевали осуждение со стороны общества, однако гордились независимостью, свободой и возможностью иметь неограниченную власть над добытой выручкой. Вы удивляетесь тому, с каким вожделением смотрит на сдобу в ваших руках бедняк. Между тем, не менее чувственно взирает и мужчина поопрятней. Если первый завидует вашему достатку и обхватывает урчащий живот, то второй проявляет интерес исключительно к вашей натуре. Совсем позабыла уточнить маленькую деталь: вам уже есть восемнадцать? При отрицательном покачивании головой позвольте поведать о детской проституции. Девочек отдавали в публичные дома неспособные прокормить родители, их тайком утаскивали и теряли в сетке неизведанных улиц. К слову, с мальчиками вытворяли тоже самое. Педофилия, гомосексуализм, садистские-мазохистские замашки — все это имело место быть в эпоху королевы Виктории. Ее современник и по совместительству журналист Генри Мейхью, автор титанического трехтомового труда ‚Труженики и бедняки Лондона‘ 1861 года, однажды принял участие в афере, которая едва не повлекла за собой потерю социального статуса. Писатель был возмущен похищениями и продажей детей, в нем буйствовало негодование напополам с желанием совать нос не в свое варенье. Он обходными путями добился расположения двух бывших проституток, пообещав кругленькую сумму, только бы получить достоверные данные. Одна дама ходила с ним под ручку и объясняла, как это происходит, другая же непосредственно воплощала ее слова в реальность. Не прошло и полдня, а мужчина очутился в одной комнате с усыпленной девицей тринадцати-четырнадцати лет, которую безо всяких ужимок продала собственная мать и осмотрела врач. Лекарь даже прокомментировала то, что девочке будет очень больно из-за хрупкого телосложения, и дала хлороформ. Мейхью — порядочный господин — коротал время вжавшись в кресло и делая заметки в блокноте, пока девчонка не очнулась и не собралась поднять шум. Обеспокоенный мужчина пулей вынесся вон из помещения, велел накормить и приодеть пострадавшую, а после его публикации публика заинтересовалась данным вопросом. Судьба девчонки сложилась как нельзя кстати. Насколько мне не изменяет память, через некоторое время она была удочерена одной французской семьей. Ах, посмотрите, как довольна покупкой только что хлопнувшая застекленными дверьми дама! Ее компаньонка и горничная в одном лице с горем пополам несет тяжелую упаковку охряного шелка, а выглянувший продавец располагает своей улыбкой. Такой владельцы магазинов обычно провожали покупателей, которые брали под честное имя продукцию. Ведь не так-то просто отвести любимого за ручку и ткнуть пальцем на необходимую вещицу, а Сезон уже на носу! Роль главного семейного бухгалтера доставалась мужу, в то время как супруга хлопотала по домоуправлению, следуя указаниям идеала смиренности и верности — миссис Битон. Хозяйка наставительно указывала своим читательницам на порочность расточительства, рекомендовала полагаться на вторую половинку, но блюсти обет внимательности к нему. Неутомимая создательница энциклопедии по домоводству, будучи женой шефа небольшого газетного издательства, как никто другая прознала о тонкостях совместной жизни. На ее долю выпали искренняя любовь, чванливость отчима, который не одобрял брак, трое мертвых малышей, и двоица выживших. Изабелла Битон чуток не дожила до тридцати лет и почила в следствие послеродовой горячки, хотя некоторые источники указывают на ее супруга как на больного сифилисом и заразившего ее. Руководство по домоуправлению, что хранит примерно пятьсот разномастных рецептов блюд, а также правила этикета, модные советы и прочую информацию, разошлось тиражом в более чем 150 000 экземпляров и считалось бестселлером викторианского века. 3. Прислуга. На полпути до признания обществом. Наш путь с вышеупомянутой парочкой служанки и леди совпал. Мы и не заметили, как за разговором пересекли границу бедности и достатка. Между прочим, признаком заработка свидетельствовал не домик ближе к центру столицы, не ежегодные поездки по стране, а то и за ее границами. Нет. Некоего рода константой зажиточной жизни рассматривалось наличие хотя бы одной пары рабочих рук, таких, чтобы супруга могла позабыть о домашних хлопотах и вести однообразный образ существования достойной леди. День обычной горничной, во многих семьях среднего класса являвшей собой единоличного блюстителя порядка, начинался в шесть утра. Сонливая леди надевала простецкое платье, собирала волосы в неприглядный пучок волос, прятала их за чепцом. Позевывая, она брела на кухню, по дороге открывая шторы. Обитель праздного разгула для приготовления стряпни встречала служанку холодом и серостью, пока чугунная плита не нагревалась, при этом делясь теплом с подошвой тяжеловесных утюгов и дном чайника. В это же время горничная полировала лакированные носки господских туфель. Когда ее работодатели спускались завтракать, девушка спешила разносить теплые блюда и тащить тяжеловесный чайник, напоминавший русский самовар. Предварительно она переодевалась. Семейная чета трапезничала, прислуга обязывалась взбить за отведенное время два матраса в каждой спальне, а также провести небольшую уборку. После служанка всячески избегала прямого контакта с хозяевами, ведь ее внешний вид оставлял желать лучшего: по окончанию чистки каминов платье из темного становилось пепельно-бурым. Шиковавшие господа позволяли себе нанимать гораздо больше человек: кухарку, помощницу, мог даже появиться повар (предпочтительно французских корней для пущего лоска), камердинера, камеристку, гувернантку, дворецкого, лакея, экономку. Рассмотрим примечательные подробности каждой должности. Дворецкий заведовал мужской половиной прислуги, он отрешался от физической работы и максимум его трудовой деятельности заключался в чистке столового серебра. В его ведении находились все ключи, а также винный погреб. Дворецкий объявлял гостей и следил за тем, чтобы блюда подавались вовремя, мог приглядывать за гардеробом господина, но не одевать его — это обязанность камердинера***. Начальницей ‚белых чепцов‘, коллегой и соперницей любителя фраков была экономка. К ней обращались почтительно ‚миссис + фамилия‘ вне зависимости от ее семейного положения, в распоряжении предусматривалось всевластие над младшими по рангу служанками. Опытные экономки варили лучшее варенье, изготовляли отменные закрутки, скупали первосортный товар и умудрялись сэкономить на всем этом. Их побаивались за бдительность, прислуга старалась лишний раз не упоминать что-то сокровенное, вроде имени ухажера, иначе ‚мопс‘, как тогда называли всезнайку, брала таких на особый счет. Примечательным фактом было наличие у экономки собственной гостиной, где завтракали, ужинали и чаевничали старшие слуги — дворецкий, камердинер и камеристка. Двоица последних —доверенные лица господ, помогавшие им в ежедневных процедурах и сопровождавшие в поездках. Личная горничная леди получала за свою верность что-то из сундучка хозяйки, вроде прошлогодних платьев или аксессуаров. Двойственное положение занимали гувернантки. С одной стороны, эти образованные дамы нанимались с целью привить детям трудолюбие и стремление к знаниям, с другой же получали за это деньги. А достопочтенной женщиной по тем временам считалась та, которая не работала ни физически, ни морально, и подавно не брала ни гроша взамен. На наших глазах двоица зашла в трехэтажный симпатичный домик. Можем переждать несколько минут у кованной ограды. Не бойтесь, за высокими вечнозелеными кустарниками нас никто не приметит из окон жилища. Да и что такого в разговоре давно не видавшихся приятелей? Горничная появилась уже в простеньком платьице, с расплескивающейся мыльной водой в ведре и щетками. Она уважительно опустилась на колени перед парадным входом и руки ее, натруженные и от того огрубевшие, коснулись жестких ворсинок. Ей предстоит оттереть каждый сантиметр четырех ступенек, затем тщательно вымести двор. Девушки столько времени проводили, ползая на коленях, что появилось особое название для опухших суставов — ‚чашечка горничной‘. Служанка обернулась на зов мальчишки, разносившего газеты. Совсем юная, лет шестнадцать от силы. Замельтешила к нему, параллельно выуживая из кармана медную монету. Он подал ей свежий выпуск ‚Кесселс‘ сквозь черные прутья, она поблагодарила его и с пылким жаром принялась читать. Начальное образование стало обязательным в 1880 году для всех мальчиков и девочек, так что таким вот смышленым была предоставлена возможность расширять свой кругозор через чтение.