Ну же, улыбнись, моя Леди

Глупый. Глупый нерешительный мальчишка. Сколько раз ты клятвенно обещал и себе, и Плаггу, что признаешься ей в чувствах? Столько же раз эти элементарные три слова застревали где-то в горле, мешая дышать, и ты пасовал, отшучивался и просто давал ей ускользнуть. И вот она стоит там за дверью — выйди и скажи ей! Но нет, вместо этого ты стоишь и терзаешь себя ненужными размышлениями. Забудь. Ты упустил момент, она ушла. Пустая комната и открытое настежь окно — подсказка, как именно на этот раз сбежала его Леди. Легкие потоки свежего воздуха, создаваемые сквозняком, пробирают насквозь. — Спасти Париж от нашествия демонов — легко. Но вот признаться девушке в чувствах… — реплика в пустоту, обращение к самому себе и взгляд, устремлённый куда-то в небо. Туда, где сейчас она, маленькая божья коровка, выпорхнувшая из окна его комнаты, перепрыгивает с крыши на крышу. Она так искренне переживала за Адриана, она даже была готова отдать свои камни чудес ради его спасения. Значит ли это, что он не безразличен ей? И если да, то будет ли она рада, узнав, что тот, кто сражается с ней бок о бок, кто готов отдать ей все свои девять жизней, и тот, кому она так мило улыбается, один и тот же человек? — Узнать бы, что чувствуешь ты, моя Леди, — вопрос без ответа повисает в гнетущей тишине. С тихим писком исчезает последняя подушечка на кольце. Тёплая волна зелёного света окутывает тело, поднимаясь от ног до самой макушки. Можно было даже почувствовать, как волосы укладываются на другой бок, открывая лоб. Без костюма стало ещё холоднее стоять под открытым окном. Но что-то подсказывало, что дело вовсе не в сквозняке. Маленькая чёрная лапка касается щеки. Плагг, словно, чувствует, что сейчас не время для сарказма и шуток. Он просто опускается на плечо и, кажется, тоже смотрит в окно. Как гром среди ясного неба, нет, куда хуже, куда громче и неожиданней — раздаётся новый писк, заставляя всё тело содрогнуться. Но уже ничего не поделаешь. Осталось только собрать жалкие ошмётки мужества и повернуться. Она знает. Героиня Парижа поднимается из-за настольного футбола, служившего ей укрытием, нервно теребя один из хвостиков. Её щеки пылают, а по взгляду совсем невозможно понять, что сейчас происходит в её голове, только пушистые ресницы растерянно опускаются и поднимаются. Безмолвная игра в гляделки. И жалкие попытки угадать, какое именно чувство разгорается в ней. Радость? Облегчение? Разочарование? — Как глупо, — она наконец оставляет ленту в волосах в покое, — нет-нет-нет, — она замахала руками, — ситуация глупая... я глупая, очень глупая, не ты. Ты… ты… — она закрывает лицо, вспыхнувшее с новой силой, руками. Писк — кольцо мягкого розового света проносится вверх по телу девушки, сменяя супергеройский костюм на повседневную одежду. Она всё так же продолжает прятать лицо в ладонях. Маленькое красное существо, вылетевшее из серёжек, опускается ей на голову, практически зарываясь в волосах хозяйки. Он узнал её. Его сильная, независимая, решительная, всегда уверенная в себе и своих действиях напарница оказалась милой, застенчивой, немного неуклюжей одноклассницей. Но он… рад, что это именно она? — Я осталась, чтобы наконец признаться парню, которого уже давно люблю, в своих чувствах. А тут, — она отнимает руки от лица, — оказалось, что всё это время он был влюблён в меня? Она замолкает. Её прекрасные голубые глаза наполняются печалью. — Нет. Кого я обманываю. Не в меня, а в Ледибаг, — на её губах играет горькая усмешка, — ни Адриан, ни Кот Нуар не смог бы полюбить Маринетт. Она опускает взгляд в пол. Никогда ещё она не выглядела такой подавленной и беззащитной. Всё это так неправдоподобно, так абсурдно, но так…. Восхитительно! Он даже теряется от переизбытка чувств, совсем не понимая, что должен сделать в такой ситуации. Она любит Адриана, а Кот любит Ледибаг. Но ведь Адриан и есть Кот, а Маринетт - это Ледибаг. Значит он любит её, а она любит его. И фактически, всё это время их чувства были взаимны. Кто бы мог подумать, что всё так обернётся. Но вот только её рассуждения пошли совсем не в ту сторону. — Это прозвучит нелепо, но если бы в жизни Кота Нуара не появилась Ледибаг, то Адриан точно бы влюбился в Маринетт, — его рука ложится на её плечо в попытке приободрить и успокоить. — Тикки, ущипни меня, а лучше укуси! Не может всё это быть правдой, — она испугано трясёт головой, — ай! — Ты же сама просила, — маленькая квами закапывается глубже в волосы хранительницы серёжек, пытаясь скрыться. — Разве это не замечательно? Мы знаем друг о друге то, что больше не знает никто. Ты и я — две противоположности в одном флаконе. И я люблю тебя, Маринетт. В маске и без неё, — при последних словах она безвольно обмякает в объятьях, уткнувшись носом в шею. Тепло её горящих щёк можно даже ощутить на коже. — Ты любишь её, не меня, — она пытается отстраниться, от этого хочется прижать её ещё ближе, обнять ещё крепче. — Но ты это она. Вы две половинки одного целого. Помнишь, как Маринетт была смелой и решительной, совсем как Ледибаг, а героиня Парижа робко краснела, выдавая в себе простую школьницу. Не помнишь? А я помню. Теперь всё встало на свои места. Ну же, улыбнись, моя Леди. Я люблю тебя. Она оставляет попытки вырваться и сама прижимается ближе. Её губы легко касаются уголка его подбородка. — И я люблю тебя, Мой котёнок. Ему определённо нравится новое прозвище.