Девушке в метро

Я увидела тебя в метро: ты внимательно читала какую-то книгу в шершавом переплёте тёмно-синего цвета, такого же, как и мой любимый сборник Борхеса. Я ехала домой после долгого и тяжёлого дня, и взгляд непроизвольно бродил по пустым окнам, сиденьям и курткам; и всё-таки ты сразу бросилась мне в глаза. Удивительной ты казалась в своих до нелепости громоздких и старомодных сапогах и рыжеватом пальто, с книгой в огромных ладонях, и ещё удивительнее было это сочетание: тонкое юное лицо, серьёзные задумчивые глаза — и очень большие, покрытые синими канатиками вен руки. Когда я увидела эти руки, я было подумала, что передо мною старуха, или даже мужчина в женской одежде, но нежные губы твои шевелились вслед словам книги, проносящимся в загадочном, непостижимом мозгу, как быстрые тёмные птицы. И ты была так серьёзна и внимательна, и ладони были так необыкновенно огромны и неподходящи бледному и прекрасному лицу, что две мысли, одна за другой, взвились в небо и под моими веками. Сначала я представила тебя пианисткой — твои длинные, словно из старого иссохшего дерева пальцы с невыразимой силой и страстью впиваются в заснеженную равнину клавиш, а она вздувается, кипит и тает, и рассыпается тысячью ручейков и рек, звуками, звонами, шепотом, криком; твой белый лоб покрыла матовая испарина, грудь часто и глубоко дышит, и вот ты нервно, по-птичьи дёргаешься, качаешься из стороны в сторону, пытаясь угнаться за потоком, бьющим из-под собственных ладоней: таких мощных и таких хрупких. А потом я вдруг подумала, как будет выглядеть моя (вполне обыкновенная, небольшая, безыскусная) рука в твоей; должно быть, она потонет в ней, как в кармане или в варежке; я подумала ещё: какая она, эта рука, на ощупь — прохладная или горячая, влажная или сухая, твёрдая или мягкая, пружинят ли вены… И когда я снова посмотрела в твои пытливые, строгие тёмные глаза, мне вдруг стало невероятно жарко… В этот момент поезд остановился, и, выходя, я чувствовала в груди вспенившееся, словно шипучка, облегчение, однако мне всё хотелось обернуться и посмотреть: не шевельнулись ли сильные пальцы слоновой кости, чтобы перевернуть страницу, а за страницей — целую стаю непостижимых слов и чувств, кружащихся под тончайшими веками, где-то в серебряной глубине, и почему-то было горько, что среди этой стаи совсем нет меня. 24 февраля 2014