Не нужно лишних слов.

Гексли нельзя было назвать совсем уж беспомощным и беззащитным, он, скорее, намеренно хотел казаться таковым. Габену, наблюдавшему за сорванцом 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, было не сложно заметить подобное. И он поддерживал эту игру, ведь отчасти это входило в требования его работы.  Получив новый контракт, Габен отреагировал как обычно. Лишь сухо кивнул, внимательно перечитал все документы и поставил подпись. Никаких проблем не предвиделось, достаточно стандартное для его сферы деятельности задание – следовать тенью за неспокойным сынулей какого-то денежного мешка.  Но кто знал, что в итоге все обернется так.  Сам "сынуля" оказался тем еще фруктом. Вечно хитрый прищур мутно-голубых глаз и не покидающая лица широкая улыбка. Рыжие волосы, которые то ли от природы, то ли от укладок, находились в вечном беспорядке. Несколько вызывающая, необычная одежда. Яркий, мельтешащий, слепящий, иногда раздражающий и, в то же время, какой-то манящий. Как блик цветного стеклышка в пыльном подвале. Он не делал вид, будто вовсе не замечает своего нового секьюрити, как большинство клиентов до него. Он не раздражался, когда Габен наперекор прихотям Гексли отвозил его туда, куда следовало на самом деле. Парень лишь хихикал, называя хмурого мужчину каким-нибудь уменьшительно-ласковым прозвищем, пытаясь развести охранника на эмоции. Но серые глаза в любой ситуации выражали полное спокойствие. Не холодность, нет, это проницательный паренек понял сразу, как увидел своего нового охранника.  Всего такого серьезного, но вовсе не напряженного, отчего создавалось ощущение, будто он совсем ничего не делает. Но на самом деле Габен успевал подмечать и делать куда больше, чем предыдущие его предшественники, которые сменяли друг друга по той или иной причине. При первой встрече Габен едва обвел скучающим взглядом парнишку, но Гексли почувствовал, будто по нему прошелся сканер, подмечающий только то, что нужно знать мужчине. И он был этим доволен. — Ты молчаливый. — Говорил Гексли и, расплываясь в простодушной улыбке, добавлял. — Мне это нравится. Подобное заявление не значило, что предыдущие телохранители были больно разговорчивыми. Это было прямым заявлением о симпатии, как немного позже понял Габен. Некие странности телохранитель стал замечать еще с невинных, на первый взгляд, встреч Гексли с его приятелями. Знаков, которые подмечал Габен, было много. Чуть задержался, прижавшись сухими губами к жесткой щеке очередного друга. Смеясь, свободно позволил кому-то прикасаться к своему плечу, руке, шее и прочему. Именно из-за мысли, что Гексли просто спокойно относится к нарушению собственного и чужого телесного пространства, Габен сразу и не просек, что к чему. Только когда число мужчин странной наружности, крутящихся вокруг Гексли, явно превысило количество женщин, понимание очевидного сформировалось до конца. Чем дальше, тем откровеннее Гексли демонстрировал свои предпочтения. — Что, совсем ничего не скажешь по этому поводу? — как-то спросил Гексли, разгоряченный после одного из клубов, которые он частенько посещал. Ну и Габен, соответственно, с ним. — Мне нечего сказать. Это не мое дело. Гексли улыбнулся, поймав спокойный взгляд охранника в отражении зеркала заднего вида и, прижавшись горячей щекой к прохладной обивке салона машины, продолжил: — А я все равно тебе объясню. Вот ты какое сладкое любишь? М? — спросил он и, не рассчитывая на ответ, сразу продолжил. — Я люблю черничный пирог и яблочную шарлотку. И если на полочке будут стоять эти две выпечки, можешь быть уверен, я выберу обе. Вот так же и с женщинами и мужчинами. Зачем мне выбирать только черничный пирог или только яблочную шарлотку, если я люблю и то, и другое? Просто с яблочной шарлоткой проще, а черничный пирог редко попадается вкусным.* — В полудреме заканчивал свой странный монолог парень, укутавшись в ультрамариновое пальто. Но Габен понял, о чем он толковал. И понял, что с этих самых пор выполнять бесстрастно его работу будет несколько сложнее, нежели до этого прямого признания. Парень начинал ему доверять. И хуже было то, что это доверие нашло отклик в душе спокойного и, на первый взгляд, совсем непоколебимого Габена. Снова оглушающий рев музыки, жара и толпа полувменяемых людей. Распущенный серый галстук змейкой лежит на рубашке, а по шее скатываются капельки пота. В неизменном черном костюме довольно сложно долго выдержать в душном помещении очередного клуба. А потому пиджак вскоре оказывается на спинке дивана. К Габену подходило несколько девушек, которые кокетливо приглашали провести вечер с ними, но получали категоричный отказ. Зато яркое пятнышко мигом выделялось среди толпы. Постоянно смеющееся и неугомонное, но всегда чье-то чужое, а не его, Габена. Рыжие волосы касаются щеки, когда Гексли опускается рядом с ним и облокачивается, беспардонно положив голову на плечо, обтянутое белой тканью рубашки. Его колено касается ноги Габена, и от его тела веет невыносимым жаром. Телохранитель переводит взгляд на него и натыкается на такое серьезное выражение лица. Гексли на миг прикрывает глаза и снова раскрывает их, смотря прямо на мужчину. Теплые пальцы невесомо скользнули по животу Габена сквозь рубашку, и от места соприкосновения кожу защекотали мурашки.  — Тебе жарко. Может, поедем домой? — спрашивает парень, касаясь теплыми губами уха мужчины. И все это сводит с ума.  — Ты ведешь себя, как шлюха. — Гексли больше читает по губам, нежели слышит эти обидные слова. — Но ты знаешь, что это вовсе не так. — Снова выдыхает Гексли, когда гремящая музыка стихает, чтобы смениться плавным трансом, который должен был слегка утихомирить разгоряченных весельем людей.  Знал ли Гексли, что дикость и несдержанность Габена прямопропорциональны его спокойствию и уравновешенности? Отчасти знал и видел эту манящую темную суть. Серый кардинал, темная лошадка, вот уж точно.  Габен всегда ему напоминал тигра, который спокойно возлегал, притворяясь спящим, и лишь нервные махи хвостом позволяли всем понять, что в любой миг он накинется, полосуя жертву острыми когтями и разрывая зубами, после чего снова, преисполненный сытого спокойствия, продолжит свой отдых как ни в чем не бывало.  Гексли не раз пытался представить, насколько прекрасен его телохранитель в порыве страсти. Но он и мечтать не мог, что все будет так. Что сильные руки прижмут его к стене, как только они переступят порог его дома, а чуть колючие щеки будут приятно царапать шею, когда мужчина прижмется губами к его влажному плечу. Жесткие пальцы сжимают его бока, и Гексли шумно выдыхает, чувствуя, как от соприкосновения их тел по коже будто проходят электрические разряды, от которых внутри все трепещет и горит. Желанные сухие губы находят его губы и впиваются, с силой проникая языком в податливый рот. Гексли цепляется за одежду мужчины, пальцами сминая рубашку, и плавно выгибается навстречу желанным ласкам, соприкасаясь торсом с телом Габена.  Хотел ли он кого-то так сильно? Не только телом, но и душой… Сейчас для него существовал только он, такой спокойный, на первый взгляд, мужчина. Который был опасен, но в тоже время рядом с которым сорванец чувствовал себя защищенным.  Габен пах противоречивой смесью нежности и агрессии. До кровати они все же добрались. Гексли, без футболки и с приспущенными джинсами, и Габен в расстегнутой рубашке и брюках. Страсть сменяется нежностью, когда Гексли обнимает Габена со спины и утыкается ему между лопаток. Гладкие ладошки скользят по обнаженной коже живота, кончиками пальцев лаская изгибы мышц пресса. Отодвигают полы рубашки, скользят вверх по руками мужчины и, зацепившись за белый воротник, тянут вниз, снимая ненужную сейчас вещь. Мягкие губы запечатляют горящий поцелуй на правом плече, и мужчина наконец-то поворачивается лицом, смотрит на эту неизменную улыбку. Гексли придвигается, обнимая Габена за пояс, и прижимается ухом к его груди. Быстрый глухой стук вовсе не успокаивает, а еще больше подливает масла в огонь. Сердцебиение желанного человека находит отклик в душе Гексли, во всем его нутре. А Габен, не отрываясь, уткнувшись носом в рыжую макушку, вдыхает его запах. Чуть сладковатый, с нотками цитрусовых. — Я так счастлив сейчас. — Тихо прошептал паренек и, сжав пальцами запястья Габена, перевел его руки себе на поясницу.  Мужчина промолчал, спустив ладони ниже, цепляясь за край джинс парня и чуть приспуская их вниз, обнажая две трогательные ямочки на копчике.  И Гексли не нужны были слова. Чтобы понять Габена,  достаточно было взглянуть в спокойные серые глаза, на дне которых яркими бликами таился огонь, и достаточно было заметить, как очертились жилки на шее, когда он шаловливо провел пальцем по соску мужчины.  Шалость не осталась безнаказанной, и в следующий же миг Гексли снова был прижат к кровати мощным телом. Габен легко касался губами приоткрытых, ярких от укусов губ, дразня и заставляя парня ерзать под ним от жгучего желания слиться в поцелуе, и в тоже время рывками стягивая надоевшие джинсы вместе с нижним бельем со стройных бедер.  Жаркий стыд и смущение затопили сознание Гексли, окрашивая щеки в яркий румянец и заставляя через силу раздвинуть ноги, чтобы сжать бедра мужчины, беззастенчиво наблюдающего за его мучениями.  Теплая улыбка тронула губы Габена, стоило увидеть нотки стеснения в обычно ярком и раскрепощенном сорванце.  Гексли кусает губы, чтобы рвущийся наружу стон не был услышан, и прогибается в пояснице, чувствуя, как Габен сжимает пальцы на его бедрах сильнее, удерживая парня в одном положении. Жаркое чувство наполненности, с примесью боли в растянутых мышцах сфинктера, кружит голову, плавит пространство перед мутным взором голубых глаз. И лишь человек, обладающий телом парня, виден четким силуэтом.  Габен шумно выдыхает, скребя короткими ногтями спину парня, медленно толкаясь между раздвинутых ног Гексли. Переводит руки на гладкие ягодицы, сжимая их и касаясь пальцами жаркой впадинки между ними. Чуть трет горящую огнем влажную кожу, задевая собственную плоть.  — Больно, — не жалуясь, а коротко прося быть осторожнее, шепчет Гексли, обнимая мужчину за шею и прижимаясь вплотную к его торсу, пытаясь расслабиться и подчиниться натиску, невзирая на боль, отдающую жгучим пламенем от растянутой дырочки вверх по позвоночнику.   Парень чувствует, как сухие губы касаются его виска, сцеловывая капельки пота, немо прося прощения за грубость. Слова снова остаются ненужными, ведь они учатся понимать язык их тел. Габен обхватывает ладонью чуть обмякший член рыжего, то нежно, едва касаясь чувствительной кожи, поглаживая большим пальцем головку, то грубовато сжимая в ладони ствол, и скользит чуть влажными от смазки пальцами по животу парня, чувствуя легкую дрожь.  Пленительная, легкая волна оглушает, и яркие от поцелуев губы больше не способны сдержать коротких и постыдных стонов зарождающегося наслаждения. Оно застывает в солнечном сплетении, скручиваясь тугим комом. Дыхание срывается, и руки Гексли беспорядочно блуждают по сильной, мускулистой спине Габена, пока мужчина, вцепившись пальцами в его бока, оставляя покрасневшие следы, поддается бедрами чуть резче, до упора входя в податливое тело.  Гексли сжимается, когда очередной толчок, очередное соприкосновение влажных тел заставляет выгнуться в сладкой судорге, закидывая голову назад и подставляя под укусы-поцелуи беззащитную шею.  А Габен утробно рычит, оставляя красные пятнышки на белой коже парня и, коротко выдохнув, подхватывает его ладонью под спину, сильнее прогибая и глядя вниз, туда, где его бедра плотно соприкасаются с бедрами Гексли, и где у самого основания исчезает внутри его ноющий член. Гексли стонет, оставляя белые полосы на спине Габена, и поддается навстречу, поджимает пальчики на ногах и стискивает бедра мужчины теснее. Габен перехватывает его руку и, прижав к подушке рядом с головой рыжего, сплетает пальцы.  Короткая вспышка, иголочками удовольствия тянущая член и разливающаяся внизу живота. Выгнутые до предела поясницы, вжатые до упора бедра в горящую промежность, белесые капельки на животе и груди Гексли, в сладкой, послеоргазменной неге ерзающего по смятым простыням, тяжелое дыхание Габена, который плавно скользит обмякающим членом в растянутой дырочке.  Гексли выравнивает дыхание и водит ладонями по своему животу, трет ноги друг о дружку, чуть сгибая колени, а Габен ложится рядом на спину, закрывая глаза и также пытаясь успокоиться.  Обычно после такого мужчину ни за что не вытащишь из кровати, но вид раскрасневшегося, умиротворенного после оргазма выражения лица Гексли, почему-то заставляет встать, подхватить полусонного парня на руки и вместе отправиться в душ.  * * * Гексли лег на живот, обнимая руками подушку и подминая ее под голову, вдохнул запах чистого белья. Потерся лицом о хранящую прохладу ткань и тут же почуял другой, не менее приятный запах чая. Разлепил чуть красные глаза, тут же смешно щуря их от яркого света, потянулся, перекатываясь на спину, и обмяк, хныкнув, чувствуя ломоту в теле и неприятное тянущее ощущение между ног. Парень покраснел, вспомнив некие детали прошедшей ночи, и тут же, приподнявшись на локтях, осмотрелся по сторонам, пока не наткнулся взглядом на Габена, устроившегося в кресле перед огромным панорамным окном. Гексли прикрылся простыней и подполз к краю кровати, тихонько свесил ноги. Аккуратно встал и на носочках подкрался к мужчине, накрыл его глаза ладонями. — Я услышал, что ты проснулся, еще несколько минут назад. — Спокойно сказал Габен, не вздрогнув и уж точно не испугавшись. Гексли улыбнулся, убирая руки, но его улыбка тут же померкла, стоило телохранителю повернуться к нему лицом.  Возможно, никто и не заметил бы никаких перемен на привычно спокойном лице. Но только не Гексли. — Я был искренен. — Сердце пропустило удар, заставив сорваться на миг дыхание. — Ты был пьян. — Твердо ответил мужчина, на что получил шипение, подобное кошачьему. — Я не был пьян, и ты это прекрасно знаешь.   Габен прикрыл глаза, ровно вдыхая и призывая себя к спокойствию. Он не имел права. Гексли – его объект, Габен – телохранитель. Он не должен был переступать эту четкую грань, но что-то заставило его не просто перешагнуть ее, а перепрыгнуть, импульсивно и не свойственно ему поддаться искушению. И ладно Гексли – избалованный, безбашенный пацан, но какое ему, взрослому мужику, найти оправдание?  Гексли с трудом огибает кресло и берет широкую ладонь мужчины в свои ладошки.  — Послушай, Габен... — шепчет он, глядя неотрывно в серые глаза. — Ты ведь знаешь, что я не спал ни с одним из них. Да, я не девственник, но я и не шлюха. — Никому другому Гексли не объяснялся бы так. Никому другому не позволил бы увидеть это выражение на вечно веселом лице. Заостренная линия челюсти, плотно сжатые губы и чуть надломленные брови. И болезненный взгляд голубых глаз. — Я играю, но никогда не заигрываюсь. А с тобой я искренен. Ты это знаешь. Как и знаешь то, что это все равно рано или поздно случилось бы. Мы оба это чувствовали, я уверен.  Но Габен не может просто так смириться. Его поступок был нелогичным. Неправильным. Теплые пальцы сжимают крепче его ладонь. — Доверься мне. — Выдыхает Гексли. Он не смог бы открыться ни перед кем другим. Габен вздыхает тяжело и, чуть сжав руку парня в ответ, сдержанно говорит. — Оденься. Простудишься еще. — И любой другой расценил бы это, как посыл. Но только Гексли понимает истинную суть этих слов, и потому расцветает в счастливой улыбке, понимая, что о нем заботятся. Что его не отвергли. Его услышали. И Габен почему-то успокаивается, видя это неподдельное счастье, эти лохматые волосы, искусанные губы и горящие глаза. Габену сорвало крышу потому, что это Гексли. Только он может понять все без слов. Только он вызывает раздражение и тягу одновременно. Не будь это он – ничего бы подобного не было, глубоко в душе Габен понимал это. Все дело в самом этом, подобном цунами, пареньке.  И Гексли мог довериться только Габену. Потому что не нужно километров слов, чтобы понять, что он любим и нужен. Все ясно и без них. Рядом с Габеном можно быть настоящим.  У них с ним общая суть.  * Если кто не понял, идет метафорическое приравнивание отношения Гексли к женщинам и мужчинам на примере еды. Гексли же.