Допрос

Генерал Хакс никогда не пытал пленников сам — для этого у Первого ордена имелись пыточные дроиды и особо обученные люди. Он предпочитал приходить в самом конце и разговаривать. Ни в коем случае не допрашивать, просто спокойно беседовать. Обычно пленники были вполне расположены к обстоятельному диалогу — если оставались в сознании, разумеется. Как правило, оставались: в Первом ордене работу делали качественно, без перегибов. Хакс не получал удовольствия от мучений — он любил подчинение. Ему нравилось, что пленники, избитые и сломленные, смотрели на него как на спасителя, как на последнюю надежду — и рассказывали все без утайки. После, опустошенные и сломленные, они выкрикивали проклятия Хаксу в спину. Первое время это несколько задевало, потом перестало. Однако этот форсъюзер — Хакс предпочитал не запоминать имен пленников, даже самых ценных из них — смотрел на него с ненавистью. Темноволосый, бледный, отчаянно некрасивый, он открыто глядел Хаксу в глаза. Он совсем не боялся. Хакс улыбнулся. Что ж, так было даже интереснее: достойные противники попадались редко. Пленник, закованный в блокирующие Силу ошейник и наручники, был настроен бороться. Его не сломили ни вывихнутые пальцы на обеих руках, ни разбитое лицо, ни электрошок. — Зачем ты упрямишься? — равнодушно спросил Хакс. — Это бессмысленно. Мы знаем, что у тебя есть нужная информация. Просто скажи нам координаты, и все закончится. Пленник молчал, только взгляд стал жестче. — Молчишь? Жаль, — Хакс покачал головой. — Ты зря надеешься выбраться отсюда. Силу блокирует не только игрушка на твоей шее и наручники, но и стены этой камеры. Спасать тебя никто не прилетит. Даже твоя влиятельная мать не сможет помочь. Пленник дернулся. Хакс довольно усмехнулся: кажется, он попал в цель. У них была информация о том, что этот джедай из ордена Рен — сын Леи Органы, но доподлинно никто не знал. Теперь знали, и пленник был не в восторге от этого. Осталось надавить на него еще немного, самую малость… Голову внезапно пронзила резкая, разрывающая боль. Показалось, будто что-то невидимое вклинилось в сознание и насквозь прошило мысли и воспоминания. Хакс стиснул зубы: это ощущение было ему знакомо. Когда Верховный лидер был чем-то недоволен, он причинял схожую боль. — Кайло Рен, магистр ордена Рен, — шепнул пленник и облизнул губы. От напряжения из сломанного носа потекла тонкая струйка крови. — Что? — спросил Хакс, с трудом справляясь с головной болью. Звуки доносились глухо, едва слышно. — Это мое имя. Ты не запоминаешь имен, но это ты запомнишь, мразь, — пленник оскалился, демонстрируя испачканные в крови зубы. Усилием воли Хакс сдержался и не ударил его кулаком в челюсть — за то, что тот посмел в обход всех барьеров влезть в его разум. Этот пленник был важным и знал немало, следовало его поберечь — и одновременно сделать более сговорчивым. Похоже, беседа будет долгой. — Понизить температуру, — приказал Хакс по комлинку. — Нашему гостю слишком жарко. И да, вправьте ему пальцы и покормите. Пленник рефлекторно прижал к груди травмированные ладони. — Не благодари. Скоро увидимся. Хакс вышел из камеры, и впервые вслед ему не кричали проклятия. *** У этого артефакта было много названий — каждая раса именовала его по-своему. На всеобщем языке оно звучало как «Камень Пустоты». Никто не знал наверняка, был ли это и в самом деле камень: вот уже много столетий артефакт числился утерянным. Говорили, что сам император Палпатин долгие годы искал его, но так и не нашел. Камень Пустоты изначально не принадлежал ни Темной стороне, ни Светлой. Все зависело от того, в чьи руки он попадет. Согласно легенде, с его помощью можно было воскрешать мертвецов, уничтожать звездные системы одним взмахом руки и стирать из истории целые фрагменты. С недавних пор Верховный лидер был одержим идеей отыскать этот артефакт. Хакс не был чувствителен к Силе и оттого не совсем понимал, зачем бросать все ресурсы на поиск сомнительного предмета, но спорить не решался. Его работой было качественно исполнять приказы Верховного лидера, а не ставить их под сомнение. Неделю назад пошли разговоры, что Сопротивлению совместно с орденом Рен удалось обнаружить Камень Пустоты. Согласно поступившей информации, у них на руках уже имелись точные координаты. Такое было вполне возможно: поговаривали, что джедаи уже десятки лет тайно занимались поисками, — и это только облегчило Первому Ордену задачу. Теперь дело оставалось за малым — заполучить координаты и успеть раньше. Хакс был уверен, что справится с этим. В их руках был нужный человек, один из знаменитых рыцарей Рен. В галактике их считали сумасшедшими сектантами: они изжили в себе страх смерти и оттого слыли непобедимыми бойцами. Формально рыцари принадлежали к Ордену джедаев, однако подчинялись только своему магистру. Тому, кто сидел сейчас в углу камеры и зябко обнимал себя за плечи. Его лицо больше не выглядело агрессивным — скорее, растерянным. Посиневшие губы дрожали. Температура была не слишком низкой, однако в тонкой одежде и после продолжительных и болезненных медицинских манипуляций холод воспринимался острее. «Все лгут. Ты боишься смерти, рыцарь Рен, — удовлетворенно подумал Хакс, следя за трансляцией записи с камер на датапад. — Все боятся». — Сделать температуру еще ниже, — скомандовал он по комлинку. Пленник вдруг поднял взгляд и посмотрел прямо в камеру — так, будто знал, что Хакс наблюдает за ним. По спине пробежал неприятный холодок. Разумеется, это было совершенно невозможно — и все же Хакс на миг почувствовал себя уязвимым. Как будто это он пленник. — И поставьте свет на максимум яркости. *** Пленник не разочаровал: его упрямство было восхитительным. Вопреки обыкновению, Хакс внимательно следил за тем, что за пытки к нему применяют. Привычное чувство брезгливости смешивалось с азартным желанием сломать, пусть и чужими руками. Пленник почти не кричал, когда по его телу пускали разряды электрического тока. Когда один из тюремщиков резкими движениями выкручивал ему пальцы, на этот раз ломая, он только тихо скулил. Пленник стоически переносил холод, обливание ледяной водой, неизменно яркий свет и скудное питание. Он не закрывался от побоев. Не вырывался. Не сопротивлялся. Хакс не приходил к нему, только наблюдал за происходящим через датапад. Опыт подсказывал, что ожидание допроса и неизвестность выматывают сильнее любых физических пыток. Но через день он не выдержал. — Подвесьте его, — приказал Хакс тюремщикам за час до запланированного визита. — Пока что за руки. *** Пленник смотрел перед собой так равнодушно и спокойно, словно не чувствовал боли от выгнутых под неестественным углом рук. — Не надумал говорить? — поинтересовался Хакс, обходя его вокруг и вскользь рассматривая напряженную спину. С незнакомым прежде удовлетворением он отметил и изломанные кривые пальцы, и синяки от наручников, и красный натертый след в том месте, где металлический ошейник чуть отходил от кожи. — Нет, — пленник покачал головой. — Зря тратишь со мной время. Я не стану говорить. — Я так не думаю, — ровно отозвался Хакс. — Все ломаются, и ты — не исключение. Пленник издал хриплый смешок. — Я — не все. Я исключение, я не боюсь смерти, — он медленно выдохнул и заговорил решительнее. Так, словно бы не был подвешен с выкрученными руками: — Смерти нет. Когда я умру, то стану частью Силы, и это будет вечная жизнь. А боль… Боль можно потерпеть. Это не так уж и страшно. — Если мы не справимся, тебя допросит Верховный лидер, — Хакс подавил желание коснуться явно затекшего плеча. Наверное, даже через перчатку можно было ощутить, какое оно горячее. Откровенно говоря, угроза была блефом. Верховный лидер не выказал никакого желания допросить ценного пленника, сказав, что всецело доверяет Хаксу и его людям. Это было странно, учитывая то, что стояло на кону. — Сноук не станет меня допрашивать, — был ответ. — Он боится. Резким движением Хакс развернул пленника к себе и посмотрел в покрасневшие темные глаза: — Что ты несешь? — Он меня боится. Когда-то давно он уже пытался залезть ко мне в голову. Но я вовремя попросил о помощи и изгнал его. Больше он в мою голову не заберется. Хочешь — сам спроси у своего хозяина. Злость лишь на миг стала сильнее здравого смысла, но и этого хватило: Хакс замахнулся и дважды ударил пленника кулаком под ребра. Тот не уворачивался, да и не смог бы, пожалуй, — и его беспомощность хотелось поглотить физически. Попробовать на вкус. — Ты не выйдешь отсюда, — пообещал Хакс, снова взяв себя в руки. — Сгниешь здесь, ясно? Пленник посмотрел на него безо всякого выражения, и за одно это хотелось избить его до крови. — Не кормите и не поите его до моего приказа, — едва покинув камеру, отдал распоряжения Хакс. *** Пленник сидел на полу, его глаза были плотно закрыты. Ладони лежали на коленях так спокойно, словно изуродованные пальцы совсем не причиняли боли. Он шептал что-то неразборчивое, еле слышное. «Дай мне сил, дай мне сил, дай мне сил», — разобрал по губам Хакс. Что ж, это было прогрессом. Очевидно, голод и жажда, пусть и недолгие, все-таки ослабили его волю. В остальном новости были неутешительны: Сопротивление в крайне резкой форме отказалось вести переговоры относительно пленника. Очевидно, генерал Органа не слишком-то любила своего единственного сына. Тем временем пленник обессилено завалился на бок и притянул колени к груди. Вся его поза выражала стремление защититься, и тем сильнее хотелось причинить ему боль своими руками, без посредников. Это было редкое, почти уникальное желание — обычно пленники не стоили физических усилий и вызывали только брезгливость. Однако этот — стоил. Хакс не знал, чего же ему на самом деле хотелось больше — избить, не снимая перчаток, заставить вылизать свои сапоги или попросту отыметь. Хакс давно уже не позволял себе подобных фантазий. Близость с людьми своего пола, как и прочие подобные извращения, осуждались в Первом ордене. Более того, отказ от любых привязанностей считался высшим достоинством, и Хакс по праву гордился собой. Он был чист, и даже в мыслях не позволял себе запретного. Но пленник… Пленник принадлежал ему. Он не считался за равного — ни за человека, ни за мужчину, его можно было смело использовать, а потом пристрелить. Или нет, пристрелить пока что было нельзя. Впрочем, пожаловаться пленник в любом случае никому не сможет. Хакс еще раз понаблюдал за тем, как пленник обнимает себя, пытаясь согреться, — и почувствовал, что сегодня расколет его. Сегодня, и ни днем позже. *** Дверь распахнулась почти бесшумно, однако пленник все равно обернулся на звук. Сжавшись, он сидел в углу и, кажется, снова твердил слова своей бесполезной молитвы. — Вижу, ты соскучился по мне, — Хакс усмехнулся. — Расскажешь что-нибудь интересное? — И когда же тебе надоест это спрашивать? Глаза у пленника лихорадочно блестели, и это делало его бледное изможденное лицо в неком смысле привлекательным. По нему хотелось ударить. — До тех пор, пока ты жив, не надоест, — Хакс достал темно-серый строгий портсигар с фамильным вензелем. — Не против, если я закурю? — Да пожалуйста, — пленник посмотрел на него с вызовом. Как будто прочитал все грязные мысли до единой. Хакс щелкнул зажигалкой и медленно затянулся. Мутно-серый дым поплыл по камере, делая происходящее почти нормальным. — Ты знаешь, что я сейчас сделаю? — лениво спросил Хакс. Хорошо все же, что он отключил камеры и отозвал охрану. Не хотелось бы, чтобы кто-то случайно помешал. — Догадываюсь, — пленник оскалился. — Ты предсказуемый. Вы все предсказуемы. Неприкрытое высокомерие его тона вывело из себя мгновенно, до темноты перед глазами. Крепко схватив пленника за волосы, Хакс дернул его вверх и с наслаждением затушил сигарету о белую шею. Запах дыма стал едким — а, может, это просто казалось. Пленник стонал сквозь зубы и рефлекторно вырывался, но Хакс не отпускал его. Сжимать эти густые темные волосы в кулаке оказалось чуть ли не приятнее, чем ставить ожог. — Ублюдок, — пленник поднял взгляд, полный ненависти. Такой же неуступчивый, как и в первый день своего заточения. — А ты упрямая дрянь, — Хакс сильнее оттянул волосы. — Ничего. Я знаю, что тебя разговорит. Он резко отпустил пленника, и тот покорно осел на пол. Возможно, он и в самом деле больше не мог сопротивляться. От одной этой мысли кровь в жилах вскипала. — Вставай на четвереньки. Пленник не пошевелился. — Вставай, — Хакс грубо пнул его сапогом в бок. — Или тебя побить для начала? Медленно, не поднимая глаз, пленник подчинился. Под тонкой кофтой проступали острый позвоночник и худые ребра. Хакс сглотнул: то, что задумывалось как акт подчинения и удовлетворения собственных нехитрых потребностей, превращалось в нечто другое, выходящее за рамки пыток на допросе. От возбуждения было почти больно, но подойти и бездумно присунуть оказалось труднее, чем избить и ожечь. Руки и колени пленника подрагивали; очевидно, долго он так не простоит, и следовало поторопиться. Но все же Хакс мягко провел ладонью по широкой спине пленника, и только потом спустил его штаны до колен. Разумеется, возбужденным он не был, но это и не требовалось. Хакс не стал просить, чтобы пленник облизал его пальцы — он просто пропихнул их в рот. Прикосновения горячего влажного языка обжигали и создавали приятный контраст: кожа у пленника была совсем холодная, почти как у мертвеца. Пара пальцев вошла легко. Похоже, девственником пленник не был, и это оказалось к лучшему. Смазки у Хакса не имелось, но слюны должно было хватить. — Расслабься, — посоветовал он, чувствуя, как постепенно пленник начинает рефлекторно сопротивляться. — Будет хуже. — Тебе будет хуже, — прошипел пленник на выдохе. — За свой член не боишься? Хакс с трудом подавил в себе очередной всплеск ярости. Поведение пленника было обыкновенной провокацией, поддаваться на которую не следовало. Необходимость опускаться рядом на колени и без того портила удовольствие. С гораздо большей охотой Хакс бы трахнул пленника у стены, но тот вряд ли удержался бы на ногах. Когда Хакс медленно, стараясь не причинить себе боль, вошел в его дырку, поза стала неважна. Это было почти так же головокружительно приятно, как в юности, когда Хакс еще мог позволить себе сомнительные эксперименты. Он почти забыл это сладкое, всеобъемлющее ощущение власти над чужим телом — пленник определенно послушался его совета и расслабился, позволяя брать себя глубоко и резко. В какой-то момент он не удержался и упал на пол, но это не заставило остановиться. Хакс торопливо дотрахал его и кончил внутрь, ощущая смесь острого удовольствия и брезгливости. Обычно он предпочитал предохраняться. Пленник не шевелился. Просто лежал, уткнувшись в пол, и прерывисто дышал. Хакс хотел было окликнуть его — убийство пока не входило в планы — как вдруг пленник приподнялся, посмотрел ему в глаза и громко рассмеялся. Его лицо и руки были исцарапаны в кровь — Хакс довольно сильно возил его по полу, из глаз текли слезы — и все же он смеялся. — Я все равно ничего тебе не расскажу, — прошептал пленник, переведя дыхание. — Никогда. Знаешь, почему? Хакс смерил его вопросительным взглядом. Вместо удовлетворения он ощущал теперь только пустоту и уязвленность. Как будто пленник смеялся над ним. Хотя, возможно, так и было. — Я ничего не знаю, — торжествующе произнес пленник. — Вот почему я ничего тебе не скажу. Стер себе память, перед самым вылетом с базы. Знал, что вы купитесь, что выследите меня, станете допрашивать, бросите на это все силы… Я все это знал и поэтому подготовился. И вы меня не разочаровали. Голова вдруг поплыла. Неужели все действительно оказалось так просто и глупо? Поверить в это было невозможно — и все же это было очевидной, ослепляющей правдой. — Ты сделал это все… добровольно? — неверяще спросил Хакс. — Ты знал, на что идешь? — Да, — пленник кивнул. — Но это того стоило, — он вытер слезы. — Сопротивление победило. Они нашли Камень Пустоты, я чувствую, мне даже Сила не нужна для этого. Скоро Первый орден будет уничтожен. — Вместе с тобой, — тупо проговорил Хакс. Весь его привычный мир был разрушен парой фраз, и он не знал, что с этим делать — и можно ли что-то с этим сделать, и стоит ли? — Вместе со мной, — спокойно согласился пленник. — Я мечтал о такой смерти. Мои нареченные братья и сестры Рен будут горды мной, — он быстро облизнул бескровные губы. — Знаешь, я запретил моей семье торговаться за мою жизнь, и они поклялись, что не станут. Я боялся, что они все же не смогут, больше всего боялся, что они сдадутся. В маме я был уверен, а вот отец и дядя… Но они смогли. Я так ими горжусь. Он вдруг всхлипнул, горько и безысходно. Хакс заметил вскользь, что пленник был совсем молодым человеком. Наверное, лет на десять младше его самого. Такому вряд ли хотелось умирать по-настоящему. Разве что ради красивой позы и не навсегда. Хакс смотрел на пленника и ощущал, как его внутренняя пустота заполняется незнакомым, неуютным чувством. Как будто бы ощущением чего-то неправильного, точнее было не сказать. — Мне не страшно, — пленник резко промокнул блестящие от слез глаза. — Это честь. Не каждому удается пожертвовать своей жизнью для победы Сопротивления. Разумеется, ему было страшно — сейчас это было очевидно. Хаксу тоже было страшно. Впервые в жизни он понимал, что проиграл. Окончательно, безысходно, без права отыграться. Если Сопротивление и в самом деле заполучило артефакт такой мощности, шансов у них не осталось. Словно бы в подтверждение этих слов пискляво запиликал комлинк. Лейтенант Митака сообщил, что на близком расстоянии от Старкиллера зафиксирована странная активность. — Черная дыра открывается, — прошептал пленник, услышав обрывки разговора. — Она всех здесь заберет. И Верховного лидера, где бы он ни был. Хакс выключил комлинк. Похоже, спасаться и правда было поздно, да и незачем. Оставалось только признать поражение. Хакс осознал вдруг, что смотрит на круглый алый след от сигареты. Он не испытывал жалости — скорее, недовольство собой. И зачем только понадобилось портить такую красивую шею? Надо было прижечь плечо. Надо было не идти на поводу у своих инстинктов. Еще в первый день следовало передать этого пленника другому. Тому, кто не станет день и ночь пялиться на записи с камер наблюдения. Тому, кто не сойдет с ума. Тогда, возможно, поражение стало бы победой. У пленника было лицо человека, смирившегося со своей судьбой. Гордое, почти сияющее. Хакс не мог больше этого выносить. — Вставай, — приказал он пленнику. — Зачем? — тот слабо моргнул. Силы явно покинули его. — Оденься, — Хакс проигнорировал вопрос. — Я сниму с тебя ошейник и наручники. На лице пленника мелькнуло сомнение. — Почему… Почему ты это делаешь? — Я сам не знаю, — честно ответил Хакс. Когда он снял блокирующие Силу устройства, на потолке тревожно замигал свет. Идти пленник почти не мог и, несмотря на худобу, был достаточно тяжелым. Но Хакс смог довести его до ангара. Препятствий им не чинили — некому было. Все были заняты попытками остановить рост черной дыры. — Сможешь вести корабль? — Этим? — пленник продемонстрировал переломанные пальцы. — Впрочем, смогу, если нужно. — Тогда уходи, — скомандовал Хакс. — Уходи к своим, пока все не началось — Почему? — Не знаю я, — повторил Хакс. — Правда, понятия не имею. Просто чувствую, что ты должен уйти. Уходи! Но пленник не двинулся с места. Он внимательно смотрел на Хакса — и вдруг коснулся кончиками пальцев его лба. От этого легкого прикосновения бросило в дрожь. — Возможно, у тебя еще будет второй шанс. Не сейчас, в другой раз, — произнес пленник, точно продолжая давно начатый разговор. — Хотя я могу ошибаться, ты весь черный и совсем пустой, — он помолчал. — И еще: мое настоящее имя — Бен Соло. Хочу, чтобы ты его запомнил. Хакс только кивнул в ответ, не понимая ровным счетом ничего из сказанного. Он позволил пленнику уйти. За такое расстреливают. Впрочем, если сказки про Камень Пустоты не врали, им всем уготована куда более медленная и болезненная смерть. Впервые в жизни Хакс не знал, что теперь делать. Проводив взглядом исчезнувший в космической черноте корабль, он развернулся и, не разбирая дороги и никого не замечая, пошел вперед.