If Today Was Your Last Day

Антива пахла апельсинами, оливковым маслом, соленым морем и — совсем немного — опасностью. В Антиве каждый день мог стать последним, и это завораживало, даруя невообразимое наслаждение от того, что ты не мог бы предугадать, что ждало тебя за следующим поворотом: тупик, полный Воронов, или следующая друг за другом сеть петляющих улочек с лавками и приветливыми торговками с золотым загаром на обнаженных плечах. Антива пахла домом. По крайней мере, так казалось Зеврану. В Антиве почти каждый день — это праздник, а каждый вечер — новый карнавал с выпивкой и веселой музыкой на главной площади, и Дайлен, словно ребенок, разглядывает всех и вся, когда они выходят на улицу после заката солнца. Зевран поддается мимолетной слабости — берет его за руку и показывает на небо, где в розовых бликах еще не севшего солнца начинают рождаться звезды, а поток смеющихся девушек и парней, пахнущих солнцем, морем и вином, проносится мимо них, замешкавшихся и остановившихся прямо посреди площади, чтобы просто смотреть вверх и ясно понимать, что нет никаких Воронов, нет никакого Мора, нет никакого Архитектора и никаких киркволльских храмовников и магов. Есть только они, смех со всех сторон и соленый от морей воздух Антивы. Это их заслуженный отдых, думает Зевран. Они это заслужили. И какая разница, что у Дайлена на лице глубокий шрам, а по ночам он стонет от фантомной боли в ожогах на спине? Главное, что они вместе. Главное, что сейчас они сидят на чертовом скате крыши какого-то дома, болтают ногами над пятиметровой высотой и, смеясь, считают прошедшие внизу парочки. Главное, что вокруг них — Антива. Море, солнце и апельсины. В Ферелдене было холодно и сыро, вспоминает Страж. И Зевран легкомысленно толкает его в плечо, не переставая пить из бутылки антиванский бренди, от которого почему-то тоже пахнет апельсинами. В этой странице книги их истории нет никакого Ферелдена, никакой Вольной Марки и уж точно нет никакого Орлея или Тевинтера. Есть только белая луна на небе, шум моря от причала, запах оливкового масла с ярмарки, теплые объятия от внезапно нахлынувших чувств и Антива, пахнущая домом. Они были везде, где только можно: объездили весь Ферелден от Амарантайна до Денерима и Орзаммара, пешком таскались по Вольной Марке и Киркволлу в компании Хоуков, в погоне за неуловимой Морриган каким-то невообразимым образом попали в Орлей и его распрекрасный Вал-Руайо, по приглашению тевинтерского Круга даже съездили в Империю, умудрившись и там найти себе приключений на неугомонную голову. Антива стала их приютом. Их перевалом между очередной порцией опасностей, распрей магов и храмовников, драконов, древних богов и прочей чертовщиной, с которой они вдвоем умудрились сталкиваться за все это время. И какая разница, что у Дайлена в волосах белеет редкая седина, а иногда по ночам ему кажется, что он слышит Зов? Главное, что они вместе, вокруг шумит остатками карнавала Антива, а далеко на горизонте занимается рассвет. В Антиве на все воля случая. Это и пугает, и завораживает. И Дайлен, не привыкший к такому, постоянно в напряжении, даже когда они возвращаются в их небольшой домик на окраине города, а Зеврану хочется смеяться, обнимать и целовать своего Стража, пока он не отставит в сторону посох, больше похожий на трость, и не скажет какую-то ерунду на элвише, которому его еще давно научили Махариэль и Табрис. Зеврану хочется смеяться, потому что произношение у Амелла ужасное, а после орлесианского тут и там он инстинктивно картавит как последний аристократишка из их жалкого Вал-Руайо, но Зевран молчит, лишь протягивает руку и поправляет спадающие на спину волосы своего Стража, мимолетным прикосновением касаясь серьги у него в ухе. Его подарок. Сколько же лет прошло? А, впрочем, какая разница, если в Антиве их каждый новый день может стать последним, потому что за ними все еще охотятся остатки Воронов, не согласные с Араннаем, а их двоих так и тянет за новой порцией приключений? Десять лет, думает Зевран. Десять лет как закончился Мор, как этот идиот в свои недавно стукнувшие двадцать с — тогда еще — девчачьими волосами прикончил дракона, а его душа отошла к ребенку Морриган. Девять лет, думает Зевран. Девять лет как они покончили с Архитектором, Матушкой и повстречали хасиндскую ведьму, решившую уйти от них и от своей ответственности через элювиан. Девять лет, как Дайлен ни разу не заговорил о ней вслух. Семь лет, думает Зевран. Семь лет как они приехали в Киркволл, и Дайлен наконец-то обрел настоящую семью вместо давно погибшей из-за интриг малефикаров сестры; Гаррет, Мариан, Бетани, Карвер, монна Лиандра, мессир Гамлен и даже Шерада. Они стали и семьей Зеврана. Четыре года, думает Зевран. Четыре года как закончилась эта кутерьма в Киркволле, как Мариан стала наместницей, как Гаррет и Андерс бежали из города с мятежными магами, как их с Дайленом из города прогнал Каллен, взявший на себя бремя временного управления храмовниками, и как Карвер пошел с ними, присоединившись к Серым Стражам. Три года, думает Зевран. Три года как Лелиана пишет им, наставляя и оберегая. «Вернулось нечто еще более опасное, чем Архидемон и Архитектор, которых вы оба победили когда-то», — писала она. — «Вы уже достаточно натерпелись. Мы пытаемся найти Хоука. Я — с горем пополам — уговорила Кассандру оставить поиски Командора Серых. Надеюсь, вы в порядке. Была бы рада снова увидеться с вами обоими». Серые Стражи живут не дольше тридцати лет, вспоминает Зевран. И смеется, когда думает про Лария, которого они встретили вместе с Хоуками. Нет, думает Зевран, легким движением руки разливая вино в бокалы, его Страж не доживет до Зова с такими происшествиями кругом. Кто-нибудь обязательно доберется до них, и они погибнут в бою подобно… героям, наверное? Хороши герои, смеется Зевран, пока Дайлен обнимает его за плечи и легко целует в макушку, одержимый маг и Ворон-отступник, самые главные кандидаты в летопись тедасских рассказчиков. В Антиве жарко круглый год, и они распахивают ставни на окнах, поток воздуха колышет огоньки непотушенных свечей на столе, пока они, словно дети, забираются на подоконник и сидят, прижавшись друг к другу, и смотрят на улицу, где в первых лучах солнца город уже начинает свою обычную жизнь: торговки под окнами выставляют в лавочках оливковое масло и апельсины, загорелые танцовщицы проносятся мимо них, смеясь и потрясая длинными юбками, молодые парни ловят их и, смеясь в ответ, присоединяются к потоку веселья от недавно завершившегося карнавала, а рыбаки уже возвращаются с пристани с сетями, полными рыбы и водорослей. В Антиве каждый твой вдох может стать предсмертным, и Страж дышит так спокойно и размеренно, что Зеврану кажется, будто он спит. Он легко целует мага в губы только чтобы проверить: не уснул, не отошел в свою чертову Тень, чтобы поболтать с духами о вечном, и Амелл притягивает его ближе, целуя в ответ, а Зевран радуется как ребенок, зарываясь пальцами в длинные черные волосы. Он почему-то вспоминает их лагерь, разбитый недалеко от Денерима, и разговор с Логэйном, совсем недавно принятом в Серые Стражи. «Вы нанимали меня для убийства Стражей», — напоминает он тэйрну, а потом показательно целует смущенного Амелла в висок, усмехаясь. — «Должен заметить, задание я провалил». Он все еще помнит запах костра от мантии Дайлена, помнит надоедливого пса, влезающего к ним в палатку, помнит Алистера и Логэйна, синхронно отворачивающихся от них, когда Зевран в шутку начинал лезть к своему Стражу с поцелуями. Он помнит празднование дня рождения Дайлена, когда ему только исполнялось двадцать, и помнит их семейный праздник, когда Дайлену было двадцать пять, когда монна Лиандра с Ораной накрыли чудесный стол, и они целовались у всех на виду, наплевав на приглашенных в имение киркволльских дам из бурной юности монны Лиандры. Какая разница, что о них подумали бы? «И дня друг без друга прожить не могут», — вспоминает Зевран слова Лелианы, тогда, в Киркволле, и улыбается, когда Страж обнимает его и тихо напевает что-то на малопонятном Зеврану языке древних эльфов. На краю сознания вертится мысль о том, что такую же песню пела им их бард из Орлея словно бы вечность назад в их лагере на окраине Денерима, но Зевран отгоняет все мысли, что отвлекают его. Нет никакого лагеря, нет никакой Лелианы, есть только они и шумящая за окном одноименная столица Антивы. И так и должно быть. «Если бы этот день был последним в твоей жизни», — тихо шепчет ему Страж, — «и завтра для тебя бы не наступило, ты бы попрощался с прошлым?*» Дайлен смеется, и Зевран хочет смеяться в ответ и благодарить Антиву и любых известных ему богов просто за то, что они сейчас вместе и никто не может им помешать. «А ты бы вспомнил о том, что было», — таким же шепотом отвечает ему Зевран, легко положив ладонь на грудь Стража и чувствуя его размеренное сердцебиение, — «и простил бы своих врагов?*» «Ты бы поклялся перед Создателем**, — с легкой улыбкой говорит Амелл, и Зевран закрывает глаза, повинуясь какому-то странному чувству, затопившему сердце, — «что, наконец-то, влюбился раз и навсегда? *» Зевран молча целует его, не обращая внимания на упавший на пол пустой бокал. Лелиана присылает им новое письмо на следующий день, и Страж выглядит радостным, когда читает его, а Зевран обнимает его со спины, уже предугадывая, что он скажет. Инквизиции нужна помощь, делает мысленную попытку Зевран. Амелл вторит ему, и бывший Ворон смеется, обнимая его крепче и сентиментально зарываясь носом в слегка спутанные волосы своего мага. «Знаешь, никогда не поздно устремиться к зведам, мой Страж, кем бы ты ни был, *» — непривычно-тихо говорит Зевран, и Дайлен разворачивается к нему, обнимая в ответ и легко касаясь своими губами его. Страж молчит не больше секунды, а затем касается его волос пальцами и с легкомысленной радостью в голосе отвечает: «Не позволяй ничему вставать на твоем пути, поскольку время никогда не будет на твоей стороне…*» Зевран улыбается, целуя его. Время никогда не будет на их стороне. Если бы этот день был последним в твоей жизни, и завтра для тебя бы не наступило, Страж, ты бы попрощался с прошлым? Кажется, Зевран уже знает ответ на этот вопрос.