Что я скажу маме?

Слэш
NC-17
Завершён
24
автор
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
24 Нравится 33 Отзывы 3 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Чем ты старше, тем походы в гости все меньше и меньше пленяют тебя, и какая-нибудь хоум-пати сбивает тебя с ног на последующий месяц так точно. Ну а сегодня предстоит отправиться туда, где будет много общих знакомых и твоя кислая мина. Кислая, по причине моего присутствия.       Ссора наша произошла недели две назад. Я точно не помню, так как не люблю ругаться и обижаться. Да, я быстро завожусь, но еще быстрее остываю и забываю причину разборки. Так вот, этот раз ничем не отличался от нескольких сотен предыдущих. Ты, считая себя неебически творческим человеком, решил, что вся группа вдруг недостойна совместной игры с тобой. Я, например, стучу как дятел: тупо и не попадаю в такт. Крис вообще примитивный басист и знает только одну струну. В общем, несло тебя знатно. Если наш семейный человек просто тихо вышел покурить, то я решил разобраться, отчего тебя так накрыло. Как там говорится? Хотел как лучше? Ну вот. - Мэтт, может объяснишься? – полез я в дебри. - То есть ты не понял? – "а должен был?" - Что я должен понять? - Почему я один за всех пашу? Почему это надо лишь мне? Объясни мне, Дом? - я медленно выпадаю из реальности, приземляясь на диван. - А то, что репетиции проходят так часто, как этого захочу я с Крисом, тебя не устраивает? – поставить оппонента в данном случае на место невозможно, но вдруг? - Я могу в них не участвовать, мои партии отработаны. Если вам нужно, то собирайтесь без меня. Отрабатывайте, репетируйте, а я этого разгильдяйства видеть не хочу. - То есть мы еще и тунеядцы, да? Уверенный кивок головой. - Ну и отлично. Не буду разочаровывать тебя в чувствах, - встаю, хватаю куртку. – Крис! Идем домой. Репетиция окончена. Уолстенхольм с сожалением смотрит на тебя, надеясь надавить на чувства. Ему совсем не хочется ругаться, как и мне, но мистер Беллами сегодня в ударе.       Чудесно: две недели тишины. Через два месяца тур. У нас не отработано добрых две трети песен. Нет, сыграть-то мы сыграем: ноты знаем, инструменты в руках не первый день держим, но тебе же непременно приспичит что-то изменить. Не позже, не раньше, как за неделю до гига! Либо тебя не устроит звучание, либо переход, либо декорации…       В общем, я подозреваю, что ты отошел. За две недели должен остынуть. Более чем уверен, что ты утих уже к следующему утру, но струсил созвать нас из-за тягучей гордости. Наверно, сидишь там и думаешь, что тебя все забыли и бросили, но нет. Я не из таких. И сегодня я это в очередной раз докажу.       Итак. Я на месте. Так как я на машине, то алкоголя по минимуму, а лучше и без него вовсе. Я тут только начал придерживаться полезностей всяких, от стресса репетиций отошел, перестал видеть во сне кошмары. Беллами, ты имеешь большую власть надо мной. Нужно попытаться не пить. Или хотя бы не напиваться.       Веселье начинается уже на пороге квартиры. Слишком много обуви в прихожей, слишком мало места и слишком много меня. Неуклюже раздеваюсь, одновременно приветствуя Криса и Кирка. Поздравив хозяина вечеринки и вручив ему коробку с тремя бутылками дорогого хорошего алкоголя, я располагаюсь в просторной (казалось бы) гостиной, где тут же взглядом натыкаюсь на красное пятно в районе фортепиано. Ты был бы не ты, если бы не пришел в этом красном, как скарлатиновый язык, костюме. Ну и неизменная блестящая футболка. Что двигает тобой при выборе вещей, Мэттью? Ты сосредоточенно пытаешься наиграть что-то, но милая блондинистая девица никак не унимается со своими разговорами. Ты, было дело, разворачиваешься в мою сторону, но она настырно спрашивает тебя о чем-то, не позволяя совершить маневр. Пытается задеть тебя как бы невзначай. Тебя это раздражает, я вижу. Вижу, как напряжены твои острые лопатки, вижу, как выступают натянутые связки на шее, как нервно ты облизываешь губы. А я всё вижу, Мэттью. Абсолютно всё. - Мне тут доложили, что василёк наш очень раскаивается, - шепчет Крис, отпивая игристое из изящного бокала. - А я вижу. Он с тобой поздоровался? Хотя бы кивком головы? - Да, даже буркнул «привет». - Ну вот, а меня он охотно избегает. Даже взгляда моего. - Такой вот василёк.       После пяти бокалов шампанского время становится тягучим, как нуга. Рисунок на обоях становится безумно информативным, а кресло-мешок в углу просторной кухни превращается в райское ложе. Еще и у батареи. Так, это чревато полным разносом. Выйдем-ка, покурим. При помощи мужественной волосатой руки Кирка, встаю с мешка и походкой пьяного командора отправляюсь на балкон.       Вот так номер! Мистер Беллами в одиночестве торчит в проеме и курит неизменный синий «Winston». При виде меня он двигается, уступая место. Закуриваю. - Ну привет, - выдаю с разбега. Я и так не трус, а под «шампунем» вообще зверь. - Привет, - с тяжелым вздохом отвечает он. От него хорошо сифонит коньяком ли, виски ли или же и тем, и другим. Глаза не могут сфокусироваться на одной точке, ноги периодически подкашиваются, поэтому он смешно переминается, морща при этом лоб. Продолжаю беседу. - Весьма помпезно для домашних посиделок, не правда ли? - затягиваюсь. Туман в голове мгновенно рассеивается, легкие будто стали в два раза больше. - А по-моему вполне себе вечеринка, - резко разворачивает голову в мою сторону, синхронно выронив из руки недокуренную сигарету. Что, ручки ослабли? - Чччёрт, - полный сожаления взгляд вниз. Ладно. Вроде разговорился. Предлагаю помощь доброго и бескорыстного человека. - Тебя довезти? - А тебе оно надо? - Ну раз предлагаю, значит надо. - Тогда через полчаса у твоей машины.       О, как! И почему я не удивлен? Его даже не смутило, что я весьма нетрезв. В положенное время тихо проскальзываю в прихожую, одеваюсь и спускаюсь к своему авто. Прогревая машину, жду. Из подъезда, дверь которого я вижу в зеркало заднего вида, пошатываясь, выходит наш легендарный фронтмен. Пальто в руках – либо не справился с рукавами, либо посчитал, что очень жарко. На ботинках не завязаны шнурки. Хорош, однако. Нашего исчезновения, я уверен, никто не заметил.       Открываю ему дверь, как истинной леди. Мэтт на карачках влезает в машину, усаживаясь на соседнем кресле. Усаживаясь – громко сказано. Растекаясь малиновой массой, сверкая синими васильковыми глазами, хищно озираясь по сторонам. - Сейчас объездами поедем, ясно? - Угум.       Шампанское выветрилось из головы, но не выветрилось из организма, поэтому нам нежелательно попадаться дорожному патрулю. Едем дворами. Молчим, но затяжное молчание невыносимо. Особенно сейчас. Вот Беллами растекся хлипкой стонущей массой, а вот уже душит тебя своими музыкальными тонкими пальцами. Или пинает в живот тощими ногами. Начинаю прощупывать почву, в надежде найти мир, дружбу, любовь. - Как же ты эти дни держался, маленький? Неужели сидел в своей квартире, дулся на всех? - А что мне еще делать? Вы все молчите, не звоните, - доносится откуда-то снизу. Товарищ мой совсем сполз со спинки сидения, прикрылся пальто и теперь жадно взирал на меня. В ожидании подвоха, видимо. - Ах, мой малыш, - выкручиваю руль, объезжая кривую высотную постройку. Понастроили, блин, Стоунхенджей. По радио играют такие популярные сейчас Subways. В такт качаю головой. – Все-то тебя бросили. - Да, - самоотверженно бурчит. - Ничего. Будет им по делам, ведь до тура еще ого-го! Два месяца! Успеется.       Полное непонимание и фраза «что ты несёшь?» застыли во взгляде. Ёрзает на сидении, пыхтит. - Ну вот, мистер Беллами, Вы и приехали, - выруливаю к подъезду Мэтта. - Что, неужели не напросишься на продолжение банкета? – масса обретает человеческие контуры, на лице видны эмоции в виде сдвинутых темных бровей и симпатичной складочки между ними. Тонкие бледно-розовые губы искривились не то в улыбке, не то в ухмылке. - Ты вроде как обижен, не хочу нарушать твой покой, - нервно настраиваю зеркало заднего вида. - Ну-ка давай-ка выйдем и поговорим с тобой, - уверенно отстегивает ремень. - Уверен? - На сто про! - Окей. Дай только припарковаться. Оставляя машину на парковке, направляюсь в сторону подъезда. Мэтт уже обрел форму человека прямоходящего, пока стоял на октябрьском ветре. Взгляд фокусируется на предметах, руки не дрожат. - Прошу, - придерживая дверь подъезда, пропускаю его вперед. - Ой, - язвительно изрекает мой друг. Квартира Мэттью встречает нас духотой и запахом парфюма фронтмена. Сладковатый, брутально-нежный, тёплый аромат. Оставляя ботинки и куртку в прихожей, смело прохожу в гостиную, открывая окно и включая настенный бра. Мистера с выпивки накрыло и он пустился прибираться на кухне. Слыша, как он гремит чашками, иду в сторону звука. Зрелище это я запомню надолго: по уши в мыльной пене, сидя на табуретке Мэтт моет посуду. - Уууу, - хохочу, - как Вас, однако, завернуло, мой господин. Ну-ка давай-ка, вылезай из этого, - отбираю у него губку, вырываю из рук изящную вилочку. – Мы же вроде поговорить хотели, так? В ответ получаю сморщенный нос и шматок пены на волосы. - Поговорим-поговорим, мне лишь нужно привести кухню в порядок. А то ты же у нас аккуратист, мать его! Мне стыдно перед тобой! - голос его становится по-женски высоким, с укором. Будто это я виноват в том, что он такой вот неряха, а я люблю чистоту. Беллс наконец-то встаёт с табуретки, ополаскивая руки от мыла. – Проходи в гостиную. Сиди там и не дёргайся. Поговорим сейчас. В гостиной горит бра, освещая комнату неприлично возбуждающим фантазию красным светом. Как в борделе. Нервно сглатываю, представляя, как Мэтт ласкает какую-нибудь симпатичную брюнетку, сидя на пушистом ковре. Сам себе улыбаюсь, отгоняя мысли. - Чего там задумался? Уже подумал, как я тут жарю очередную ш… нимфу? – слившийся с окружением, развалившийся на ковре Мэтт уже разливает неожиданно появившееся красное вино в бокалы. – Давай, садись. Начнём беседу. Плюхаюсь на пол, подползая к дивану, о который блаженно опираюсь спиной. О, боги!       Время ползет как улитка: медленно, оставляя за собой влажный след, периодически останавливаясь вовсе, чтобы высунуть рожки. В ход давно пошла вторая бутылка, пошли запасы сладкого, которое я на случай мозговой атаки держу в бардачке. В морозильнике обнаружился лоток с чудесным пломбиром. Просто рог изобилия. Болтовня наша так же медленна, почему-то ужасно забавна и, спешу заметить, романтична. Обида давно прошла, тон Его Величества потеплел, появилась привычная для него чрезвычайно активная жестикуляция. Мэтт сидит перпендикулярно мне, поглаживая носком мою голень. Я сначала жался-жался, жался-жался, но потом плюнул и поддался щекотному удовольствию, кокетливо похихикивая. В красном свечении он необыкновенно красив. Не мил, не сладок, а именно красив. Весь такой расслабленный, будто только вышел из морских бурлящих глубин, в белой пене и с трезубцем в руке. Он улыбается: нежно и тепло, как будто я ребенок, а он мой дед. Посейдон. Такой славный добрый дедушка, пока сидит на своём дне.       Неожиданно, он вытягивается, встает на колени и подползает ко мне. Я, испугавшись таких действий, начал скрипеть. Садясь мне на бедра, хватает за плечи: - С ума от тебя схожу, - выдает на выдохе и вцепляется мне в ухо. Зубами, губами – всем своим ротовым аппаратом. Я пьян. Я чувствителен. Мне очень щекотно, очень жарко и очень тесно. Пока я осознаю, что происходит, тонкие пальцы щипают меня за загривок, проникая под ворот рубашки. - Мэттью, - смеюсь я, – прекрати. Это было хорошей шуткой, хватит! – голос съезжает на писк. Запрокидываю голову на диван, подставляя ему шею. Его длинный и забавный нос тут же устремляется по кадыку, вниз, обдавая теплым дыханием. - А кто сказал, что я шучу? – доносится слева. Тут в моей голове щелкает тумблер вседозволенности. Ну что же, сыграем в игру? Успокоившись, умоляющим голосом прошу: - Мэтт? - Фто? – где-то в районе ключиц. - Поцелуй меня. Он не ожидал такого подвоха. А ты думал, я с тобой шутки шучу что ли? Я смелый! Я сползаю вместе с ним на пол, позволяя ему нависнуть надо мной. Пиджак его давно валяется на подлокотнике, футболка и волосы измяты. Брюки съехали и теперь модно висят на этих тонких бедрах. А еще на ногах из двух носков лишь один. Нервно водит носом, опять ожидая подвоха. Зрачки расширены, на шее часто бьется жилка. Он не понял юмора. - Беллс, ну же, - наигранно стону, – поцелуй меня! Нервно хмыкнув, он все-таки наклоняется ближе к моему лицу и неосторожно касается моих губ. Поцелуй наш выходит с привкусом молочного шоколада: такой сладкий и дурманящий. Меня таращит от переизбытка ощущений. Я дождался! _______________________________________________________________________________________ Я воспитан в ласковой и любящей семье, поэтому всегда в людях ищу отзывчивость на ласку, добро и нежность. А если не нахожу, то удовольствию моему нет предела: я же сам могу их взрастить!       Когда наш коллектив только начинал своё существование, я прощупывал каждого из парней на наличие этих чувств. Самым тёплым и нежным оказался, конечно, Крис. Он всегда был со всеми обходителен, улыбчив, любил обниматься. Я бы приставал со своими телячьими нежностями к нему, но он был увлечён девушкой и был приличным. Не хотелось приносить неприятности. Пришлось оставить это дело.       В дело пошёл колючий и нервенный Беллс. С ним мне стало интереснее, по причине его недотрожества. Он избегал любых телесных, зрительных контактов, косо смотрел на мои попытки обнять его и недовольно рычал, когда я гладил его по голове. Мне была неясна причина таких реакций, и я решил приручать нашего «ежа». Стал действовать осторожно, начиная с пятисекундного взгляда, и заканчивая откровенными щипками мягких и чувствительных мест. Он ёжился, матерился, лез в драку. Я терпел. Терпел и пришёл к тому, что наши игры, на сегодняшний день, стали взаимными. Теперь меня могли обнять, залезть под футболку ледяными пальцами, что-то шептать на ушко или даже кусать за него. Я мог прижать его к стенке, закинуть его ногу на своё бедро и вытворить ещё что-нибудь. Без подтекста. Лишь ради шутки и внимания. Дошутились мы до того, что где-то к началу нашей известности я понял, что хочу его. Будучи натуральным натуралом хочу мужчину. Хочу видеть его расслабленным, возбужденным, стонущим, пыхтящим. Хочу попробовать – каково это – любить себе подобного. _______________________________________________________________________________________ И я попробовал. Хотя в начале, я испугался его напора: это я хотел его трахнуть, а он оказался проворнее. Целуемся. Жадно чмокая, неосторожно кусая друг друга, давясь чувствами. Я тереблю его чуть оттопыренные уши, отчего он ерзает на мне, словно уж на сковородке. Колени его раздвигают мне ноги. Больно. Разрываю контакт. - Давай на кровать? Или на диван? Я не хочу утренних болей в спине. - Давай, - резво соглашается он. Шкодливым шагом перемещаемся на его ложе. Тут темно и прохладно. Кровать его просторна и пружиниста. - Подожди, Беллс, - мне не удается остановить его резвость, – в носках как-то неприлично, что ли. Дай сниму. Тянусь, в попытке снять злосчастный носочек, но Мэтт шустро перехватывает мои ноги. Стягивает носки и осторожно целует мою лодыжку. Я хотел было крикнуть от того, что очень щекотно, но вместо крика получился глубокий стон. - А ты более музыкальный, чем я думал, - выдает Мэтт, – ложись ровно. Я ложусь, вытягиваясь во всю длину кровати, упираясь головой в спинку. - Я просил целовать меня, а не укладывать штабелями! – возмущаюсь. - Тебе мало? - Конечно. Хватаю его за ворот футболки, притягивая к себе. Он долго рассматривает моё лицо, шарит по нему любопытным взглядом, словно собака – ищейка.       Вместо того, что я просил, получаю порцию шушуканий и чмоканий по лицу, ушам, шее. Дыхание его горячее, пыхтящее. Еще эта щетина мимолетно задевающая. Ледяные музыкальные пальцы давно ищут под рубашкой уязвимое место, задевая соски, прощупывая ребра. В общем, мажет меня под вокалистом славно. Мне плевать даже на то, если он снимет это всё безобразие на камеру и выложит завтра на MySpace.       Где-то между твёрдым и жидким состоянием замечаю, что давно лежу лишь в своих смешных зеленых боксерах. Мэтт где-то внизу, разведя мои ноги в стороны, увлеченно целует мне бедра, отчего я дергаюсь всем телом. Я слишком чувствителен. Чрезвычайно. Опасно. - Что ты там задумал? – пискляво смеюсь. - Проверяю твои вокальные данные. Сдается мне, ты более мелодичный и очень даже ритмичный. Пальцы его трогают меня, словно я мягкая игрушка: щипают, надавливают, скользят. Наконец-таки останавливаются на выпирающих тазовых косточках. - Ты безбожно тощий. И кожа у тебя тонкая, как у девчонки, - с сожалением и одновременным восхищением сообщают мне, водя пальцем вокруг пупка. Я дрожу. - Это все претензии? - Нет, пожалуй. - Так договаривай, чего стесняться? – я приподнимаюсь на локтях, смотря на это представление. - Значит ли это то, что ты положительно настроен и разрешишь мне действовать в моих интересах? - А у меня есть другие варианты? - Нет. Если ты откажешь мне в этом, будешь потом сам жалеть.       Мое многозначительное молчание извещает его о том, что я полностью согласен на всё. Даже переписать на него свою квартиру, барабанные установки и любимый фикус Джули.       Неожиданно Мэтт куда-то исчезает. Приходит уже с моим леопардовым ремнем, флаконом смазки и апельсином. В трусах и носке. - Беллс, ради всего святого: сними несчастный носок! - Дался он тебе, - наступая другой ногой на аксессуар, ловко стягивает его. - Доволен? - Вполне. Неужели ты проголодался? – подтягиваясь на локтях, подползаю к спинке кровати. - Смотря по чему проголодался. По шалостям? Пожалуй. Ложись. Послушно ложусь, опуская голову на подушки. - Руки над головой задери, - задираю. По запястьям меня тут же связывают моим же ремнем.- Вдруг начнешь меня душить. Или за волосы драть. - Мне становится жарко. Может быть, ты поторопишься? – я представляю дальнейшую перспективу ночи. В паху нестерпимо жжет, клокочет и почти взрывается. - Куда нам торопиться? Целая ночь впереди. А там и утро. И немного дня, - многозначительно ведет бровью. Наконец, закончив укладывать меня, он садится мне на бедра, достает откуда-то ножик и начинает чистить апельсин. Кожура и нож в последствие летят на пол, а сладкая мякоть остается в руках Мэтта. Он начинает разделывать фрукт на дольки, отчего они трескаются и капают сладким холодным соком мне на живот и грудь. - Мэттью, это ужасно! Ааааааааай! Боже мой, как щекотно! – я изворачивался, кричал, сбивал простынь в тугой комок. - Зато как сла-адко-о-о! М-м-м! Вкуснотища! – он полностью доволен сложившейся ситуацией, запихивая в рот одну из долек. – Попробуй скорее, - кладет мне в рот дольку фрукта.       Ну вот. Теперь я весь в апельсиновом соке. Просто от шеи и до трусов. Липкий и ароматный. Мэтт наклоняется ко мне, уперевшись руками в подушку. - А теперь примени все свои умения по сдерживанию эрекции, - с этими словами он спускается на шею, начиная ее целовать. Целовать, причмокивать, облизывать и покусывать. Дикие грязные звуки. Я бьюсь в конвульсиях. Мэтт спускается вниз, по груди, к животу, слизывая сладкие апельсиновые дорожки, прикусывая тонкую загорелую кожу. - Мэттью, о, боже… я сейчас кончу! Я тебе обещаю! – взываю я. - Уверен? – хитрый взгляд из-под ресниц. - Давай уже ближе к делу! Он наконец-то становится снисходительным, будто делая мне одолжение. - А может всё-таки ещё… - оттягивает резинку моих боксеров. - Мэтт! – разгорячено ору. - Ну хорошо, - он снимает с меня белье и укладывается между ног, раздвигая их как можно шире. – Ты гибкий, Дом. И вкусный, - с этими словами он берет мой напряженный член и, не раздумывая, берет его за щеку. Кажется, весь квартал слышал мой крик. - Боже… ах… где ты эт...этому научился? - я так сильно разгорячился, что уже вовсю взял все действия на себя. Мэтту оставалось лишь держать рот открытым и работать языком. Тело мое выворачивает, словно веревку, крутит узлами и сладкими спазмами. Перед глазами скачут цветные пятна и яркие вспышки. Наверно, то же самое ощущают люди, принимающие ЛСД. А это лишь начало.       Где-то между реальностью и оргазмом, удовольствия прекращаются. Я возмущенно охаю. - Это ничто, по сравнению с тем, что будет сейчас, - интонация Мэтта манит и отпугивает одновременно. - Как ты еще держишься? - Самоконтроль, Дом. Всего-то лишь.       Мэтт подкладывает подушку мне под бедра, подтягивая на себя. И исчезает где-то в районе мошонки. Ноги мои смешно болтаются на его плечах. Я напрягаюсь, в ожидании худшего. И ожидания мои опровергаются сиюминутно, когда человек сгребает в охапку мои звенящие яйца и начинает их массировать. Я напряженно выдыхаю. Рано. Язык его тут же устремляется между ягодиц, к тугому кольцу мышц. Слюна служит мощным проводником и ощущения становятся в тысячу раз острее. Плюсом то, что я не вижу всего действа. - Знаешь, - шиплю я, - твоя болтливость... идет тебе на пользу… аах…твой язык хорошо натренирован. Тут же жалею о сказанном, когда чувствую зубы на тонкой и влажной коже. Он лижет, целует, грязно сплевывает и снова лижет, проникая шершавым языком внутрь, заставляя мышцы расслабиться и поддаться наслаждению. Меня вымывает, рассыпает в прах и разносит по ветру над волнами холодной Темзы. - Не хотел бы ты перейти к более активным действиям? – выглядываю из-за груди. - А ты достаточно готов, малыш? – тон его нарочито сексуальный. Он садится на колени, оглаживая тонкими пальцами мои плечи и предплечья. Быстро и невесомо пробегает, словно по клавишам своего дражайшего инструмента. Руки всегда были, есть и будут моим слабым местом, от прикосновений к которому я завожусь как волчок. Не люблю, когда их трогают. - Мэтт! – цежу сквозь зубы. Крепость моего возбуждения настолько велика, что я, пожалуй мог бы ей поделиться еще с пятью пожилыми мужчинами. В ответ на свою ярость получаю поцелуй. Нежный, медленный, полный ласки и тепла, будто мне снова 16, а он моя первая любовь. Он развязывает мне руки и отдает приказ перевернуться на живот. - Если я увижу, что ты себе помогаешь, я тебя выпорю, - низко произносит Мэтт. Встаю на четвереньки, уперевшись головой в спинку кровати. Признаться, Мэттью хорошо поработал: я не чувствую ни ног, ни вставшего члена, ничего. Или чувствую настолько сильно, что любое прикосновение к этим частям болезненно. - Открой рот, малыш, - подносит два пальца к моим губам, – смочи их по-хорошему. Покорно втягиваю его пальцы, обнимая их языком, пошло посасывая. - Вот так, мой мальчик - Прекрати так со мной разговаривать, - рычу раздраженно. - А что так? Секунду сомневаюсь. - Нет, говори. Говори со мной. Удовлетворенный смешок. - Я собираюсь показать тебе свою любовь, Доминик. Необъятную, жаркую, нежную. Но прежде, я должен хорошенько растянуть тебя,- звонкий шлепок по ягодице. Он долго водит пальцем по напряженному колечку мышц. Дразнит, возбуждает. Все же аккуратно проталкивается, отчего я мгновенно взвываю. - Ты такой узкий, влажный, Домми. Я еле держусь, чтобы не всадить тебе со всей дури. Шампанское начинает играть с новой силой, отражаясь на покрасневших щеках и осоловелом взгляде. Сердце колотится где-то в области горла, принося вибрацию в затылок. Рука Беллса гладит мою гудящую от усталости спину, ласково обводя позвонки и ямочки на пояснице. Вторая рука занята более важным делом. Наконец, гимнастика окончена. Я с ужасом и восторгом понимаю, что сейчас начнется жесткий и захватывающий воркаут. Я слышу пыхтение Мэтта, слышу липкие звуки смазки на его члене, слышу, как он сглатывает. - Скажи-ка Дом, ты помнишь, как звучит второе начало термодинамики? - неожиданно спрашивает Мэтт. Я мгновенно выпадаю с небес, громко стукаясь головой оземь. Более чем уверен, что мое лицо сейчас глупее некуда. Пока я вспоминаю могучую науку, мой домашний пианист входит в меня, как нож в нежный тофу. Тотчас вскрикиваю и, пытаясь отпрянуть от боли, врезаюсь лицом в спинку кровати. Нос неприятно прижат к лицу. - Тише, малыш. Сейчас будет легче, - чувствую его нежные поцелуи на лопатках и затылке. Ощущения не притягательны, но и не отвратительны. Наслаждение никогда не приходит сразу. Начинаю представлять, как выгляжу с ракурса Беллса и понимаю, что картина-то весьма возбуждающая. Для большей шлюховатости выгибаю спину, призывно оттопыривая задницу. Сигнал получен. Инстанции сверху начинают бесстрашно действовать. Чтобы не спугнуть весь момент, Мэтту приходится входить аккуратно, хотя по его дыханию и щипкам, он бы уже давно отодрал меня, как портовую шлюху. Пять медленных толчков на шестой сменяются дикими вколачиваниями. Мой напряженный член бьет мне по животу от получаемой амплитуды, сочась горячей солоноватой смазкой. - Если бы я знал, Дом, ох… - стонет Мэтт, придерживая меня за бедра. Руки дрожат от напряжения, то и дело прогибаясь под тяжестью тела. В горле жжет от стонов и бессвязного лепета. Чувствую, что по виску стекает капелька пота, унося с собой последнюю капельку моего терпения. Совсем обезумев я начинаю двигаться Мэтту навстречу, находя нужный угол и темп. Четырнадцати фрикций хватает мне, чтобы кончить на одеяло подо мной и еще пять для того, чтобы Мэтт, зарычав, излился в меня, ритмично пульсируя. Блаженство и тепло сковывают меня по рукам и ногам и, завязав глаза, тащат в свой чулан. Там я от усталости тотчас засыпаю, сбрасывая с себя Мэттью и укрыв нас обоих легким одеялом. __________________________________________________________________________________________________________ Вместо головы – гиря. Вместо члена - штык. Доброе утро. Кто-то нежно гладит меня по животу и груди, громко сопя в затылок. С ужасом понимаю, насколько нам вчера было хорошо, раз мы оказались в одной постели. Обнаженные до нервных окончаний. Солнце из окошка держит флаг секс-меньшинств, хитро улыбаясь мне и моему соседу по койке. Скрипя суставами, поворачиваюсь лицом к тому, кто заставил меня прогнуться под себя этой ночью. От его заспанного теплого вида пропадает все желание укорять и ворчать. Вместо этого я лишь беру его тонкую женственную руку и легко целую аристократически белую кожу. На лице врага видна тень улыбки и удовлетворения, в которую я сию минуту влюбляюсь. С ужасом и восторгом понимаю, что нашел нужного для освоения семейной жизни человека. Одного со мной пола. Что я скажу маме?
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.