Пробуждение

Больше всего Момо любит, когда Цзыюй создает для нее миры. Она внимательно, чуть искоса смотрит, как та сосредоточенно наполняет ампулы раствором — ворованным, конечно. Марк — один из лучших химиков, которых знает Момо, но он до ужаса рассеянный относительно всего, что не касается: а) смешивания составов для погружений; б) его драгоценного Джексона. Но все это не важно. Цзыюй смотрит на Момо — готова ли та, и потом активирует раствор. Со стороны кажется, что девочки мгновенно засыпают. Но для Момо это — пробуждение. Они оказываются на оживленной улице — там, куда забросил их сон Момо, потому что сновидец, как и почти всегда, именно она. (Моморин, вообще-то, тоже архитектор. Как и Цзыюй, которая сейчас выполняет роль архитектора в ее сне, словно просто тренируется для одного из заданий со своей группой. Наверное, это началось, когда Чжоу Ми потерял Викторию. Он всегда был архитектором, работал на износ, а тогда сломался. Трудно принять, что твоя жена предпочла реальности бесконечные сновидения. Хотя Момо ее понимала. Они тогда приняли решение разделиться на две группы. Чжоу Ми давно говорил, что им нужно двигаться дальше, новый уровень ответственности как новый уровень сна: безвозвратнее. Момо стала архитектором одной из групп, Чжоу Ми ее натаскал достаточно к тому времени. Они отхватили себе Джексона — лучшего имитатора еще поискать. И именно Джексон вскоре привел маленькую и хрупкую Цзыюй. И Цзыюй тогда поразила их всех своими иллюзиями. Это значило, что Чжоу Ми мог больше не ходить в сны, как он и хотел. В обучении Цзыюй он тоже не участвовал. Тренировать ее Момо предстояло самой. Так, как сейчас. И найти ей прибежище, которым оказалась собственная квартира Момо. Пожалуй, Момо с этим справилась.) Сны, в которые они попадают, почти всегда разные. Цзыюй творит шедевры, существующие лишь в сознании Момо: причудливые башни на краю скалы, изящные мосты, соединяющие берега одних и тех же городов, и они наслаждаются каждой секундой, проведенной в этом придуманном мире, созданном ими обеими. Должно быть, за все эти прогулки, довольно давно ставшие самовольными, а не тренировочными, — именно поэтому раствор ворованный — им светит нешуточное наказание. Серьезное. Погружение в сны после случая с Викторией строго контролируется, потому что так просто однажды спутать их с реальностью. You can't wake up, this is not a dream*, напевает Момо себе под нос, когда не хочет об этом думать, и улыбается. Не верит, что может доиграться. И еще: по правде говоря, ей плевать. Не важно, сон вокруг или реальность, пока рядом Цзыюй, шутливо говорит она с нарочитым пафосом. Но это действительно так. Поначалу они отмеряли время для погружений. По истечении срока прекращалось действие сыворотки, и они просыпались в реальности тускло освещенного подвала, где стояли шезлонги и где все казалось сном. Им оно и было. Только им не нравилось — Момо не нравилось — просыпаться так. Длительность погружений вычисляли потому, что подсознание сновидца отторгало архитектора, менявшего слишком многое. Момо не могла это контролировать. Бывало, они оказывались на волосок от смерти, потому что не рассчитывали время, и тогда, прежде чем их окружала толпа из проекций и было уже поздно, Момо хватала Цзыюй за руку и бежала. Они прятались в полузаброшенных зданиях, которые создавало подсознание Момо как укрытие, но оно никогда не было полностью надежным. Рано или поздно проекции их находили. Сердце Момо прошивал адреналин, но еще ей становилось весело, она видела веселье и в глазах Цзыюй, и чувствовала, какая горячая у нее рука, и как бьется в ней пульс. Они будто прятались от гангстеров, замирая от каждого шороха, вскидываясь от окриков, не разбирая дороги из-за пулеметных очередей. Было страшно. Восхитительно. Было и другое. Иногда проекции оказывались настолько близко, что путей для отступления не оставалось. Боль во сне такая же сильная, как и в реальности. Зажатые в крепких руках проекций-амбалов — Цзыюй потом умудрялась шутить про подсознание Момо, которое порождает Винов Дизелей, потому что она тащится от "Трех иксов" и "Форсажей", — зажатые, словно тисками, они обе осознавали, что сейчас произойдет. Подсознание Момо не всегда бывало милосердным, выбирая способ расправы с нежелательным объектом. Пули дробили кости и рвали мышцы. Кровь заливала бетонный пол. Веревка сдавливала горло. Момо видела, как белеет лицо подруги, создававшей для нее эти миры. Слышала ужасающий звук, с которым ее тело встречалось с асфальтом спустя шесть этажей. Видеть это было больно, и Моморин застывала в немом крике, пытаясь вывернуться из захвата проекций. А потом просыпалась. Каждый раз ей мерещилось, что Цзыюй едва уловимо улыбалась. Будто ей нравилось просыпаться-умирать. — Давай сбежим от проекций раз и навсегда. Цзыюй сосредоточенно создает зеркальный коридор. Помещает зеркала в арках напротив друг друга, пока все пространство вокруг них не становится отражающим. Момо оглядывается, чувствуя, что ее предложение повисло в воздухе; Цзыюй почему-то любит эти фокусы с коридорами и часто их делает. Если разбить зеркала, в которых отражается бесчисленное количество Момо и Цзыюй, за ними будут целые улицы, прогулочные аллеи, набережные — Цзыюй никогда не повторяется. Момо смотрит на одно из собственных отражений и гадает, что там прячется на сей раз. — От них не сбежать. Это ведь твое подсознание, Моморин, — голос Цзыюй кажется почти равнодушным, но Момо знает, что на самом деле она просто очень увлечена. Цзыюй касается кончиками пальцев холодного зеркала, затем прикладывает ладонь, как делает всегда, прежде чем разбить зеркальный проход. — Кроме того, какой в этом смысл? Что нам толку здесь оставаться? Я уже вполне нормально справляюсь. Поразвлечься если только. Зеркала разбиваются, и в одном из осколков Момо успевает увидеть себя: бледную, почти неестественную. Ненастоящую. Как ее проекции. Для Цзыюй это развлечение. Для Момо все слишком реально. Однажды Цзыюй все наскучит. Однажды Момо останется одна. Она думает об этом непрерывно весь остаток их сна. Она думает об этом и в первый момент, когда просыпается и видит напротив спокойный взгляд Цзыюй. Идея завладевает ею в последующие дни и разрастается, когда их прогулки в сны становятся все реже. Идея, захваченная из сна. Чужеродная здесь, в реальности. Если, конечно, это все еще реальность. В чем Момо теперь сомневается каждый раз, когда смотрит в зеркало. Может быть, там, во сне, в том зеркальном коридоре, она потеряла правильную Момо в бесчисленных отражениях, а взамен проснулась ненастоящая? Момо медленно обдумывает свою мысль, а затем ей в голову приходит другая. Что, если ей подсунули ненастоящую Цзыюй? Она думает об этом еще какое-то время. И однажды тихо подходит ближе к Цзыюй, пока та что-то готовит на кухне их общей квартиры. Проскальзывает мимо стойки с ножами. Настоящие Момо и Цзыюй любят жареное мясо, а для него нужны очень острые ножи. Момо не уверена, в какой из реальностей она сейчас. Они ведь ели мясо и в снах — куда Цзыюй возвращаться больше не хочет. Цзыюй, которая так с ней холодна, не может быть настоящей, думает Момо. Подсознание против нее, она чувствует. Им нужно проснуться и поговорить, и тогда все наладится, решает Момо. И они снова будут создавать миры. Я ведь делала это тысячу раз, думает Момо, когда нож входит в спину Цзыюй под левой лопаткой, и Цзыюй кашляет, и захлебывается, и дергается в объятиях Момо, а кухонный стол заливает теплая ненастоящая кровь. Момо не видит лица Цзыюй, но уверена, что та улыбается. Как и всегда. Момо тоже чуть-чуть улыбается и оседает на скользкий от крови пол вместе с телом Цзыюй, создававшей для нее такие чудесные миры. Нет, не создававшей. Создавала их та, другая — а это просто проекция в ее собственном сне. Она снова их создаст для меня, думает Момо, нам только нужно проснуться. По-прежнему улыбаясь, она закрывает глаза... ...но не просыпается. ________ *Строчка из песни Gasoline группы Halsey.