Окно

      За холодным стеклом зимой скрывается совершенно другой мир. Он похож на параллельную реальность: там всё по-другому, нежели здесь, в тепле, среди растений в горшках, скромно прячущихся по углам, бесчувственной цифровой техники и пахнущих электричеством проводов. Там холодно, и растения там прячутся под белым пушистым одеялом блестящих снегов. Открой окно – и словно попадёшь в другой мир: границы переплетутся, смешаются, и в жаркую, натопленную комнату хлынет ледяной ветер, принеся с собой несколько снежинок. И можно стоять, любуясь низким тяжёлым небом, и думать.       Но всё иначе, если напротив твоего дома стоит ещё дом, и из твоего окна видно чужое окно. Меня всегда раздражало: вместо искрящихся снежинок и иногда проглядывающих сквозь тучи лучей солнца я вынужден лицезреть тёмные занавески того окна. Я, бывало, в приступе злости искренне желал, чтобы с домом напротив что-то случилось. Скажем, началось землетрясение, и тот рухнул. Тогда бы мне открылся ещё более прекрасный вид: развалины.       Но потом всё резко изменилось. Однажды, забравшись с ногами на подоконник, я затягивался сигаретой и задумчиво разглядывал тёмно-зелёные тяжёлые шторы. Знаете, наверное, такие уже никто не вешает, их привычнее было бы видеть веке в восемнадцатом, на столбиках широкой королевской кровати. И я впервые изучал их с такой внимательностью, и, наконец, заметил, что не так. Шторы медленно раздвинулись, и на меня смотрел необыкновенной красоты юноша. Серьёзно, я никогда не был геем, но когда я увидел его, дыхание невольно перехватило. Глаза, такие ясно-голубые, словно напитанные лунным светом. Наверное, этот парень никогда не выходил из дома: на улице я его не встречал, да и кожа была слишком бледной. В его комнате была постоянная тьма, сколько бы я ни смотрел, там никогда не зажигался свет. Почему-то я был уверен, что коснись я его кожи, она оказалась бы на ощупь как бархат и была бы прохладной как свежий весенний ветер. Волосы его были длинными, рассыпались по плечам блестящим тёмным шёлком. Мы изучали друг друга, наверное, несколько минут, а затем он спокойно, не меняясь в лице, закрыл шторы, и я остался один.       С того раза у меня вошло в привычку каждый вечер курить на окне, а он в одно и то же время открывал шторы и смотрел на меня. Я отчаянно думал, как же уловить возможность поговорить, о, если бы только обмолвиться парой слов!       Каждый день, проводя за работой в пустой холодной комнате моей квартиры, испачкавшись в красках, я думал лишь о вечерней встрече и рисовал что-то загадочное, но вместе с тем тоскливое и непонятное.       А потом я простудился. Забрался на подоконник, закутанный в плед, но без сигарет: горло болело, поэтому одна мысль о том, чтобы покурить, вызывала тошноту. Он поднял лист с надписью «выздоравливай», и я замер, неуверенный, что это не показалось. Благодарный, я улыбнулся и кивнул, и на остаток ночи моё настроение оставалось хорошим. Так мы начали общаться. Писать друг другу на листах бумаги, прикладывая их к стеклу. Я никогда не спрашивал его имени, не интересовался его возрастом, местом работы и так далее. Мне казалось, такие обыденные вопросы разрушат всё очарование наших свиданий.       «Мне снятся странные сны», - однажды написал я.       «Например?»       «Я всегда вижу море ночью. Оно спокойное, тихое, совершенно пустое. И на нём лунная дорожка. Кажется, я встану на неё, и она не исчезнет, я уйду по ней далеко-далеко».       «Должно быть, это прекрасно».       «Так и есть».       «А мне не снятся сны. Вообще».       Тогда я выразил сожаление и посочувствовал, но мои слова были приняты равнодушно. Я чувствовал, что сильно привязался и уже не представляю своей жизни без наших встреч. Без него.       «Я люблю тебя». В то же мгновение тяжёлые зелёные шторы закрылись, и я ощутил растерянность. Я застал его врасплох своим признанием? Наверное, он не чувствовал того же, но в глубине души что-то подсказывало мне, что это не так. Мои чувства взаимны, иначе просто не может быть. Он же сам говорил, что тоже ждёт вечеров, чтобы увидеть меня. Тогда в чём же было дело?       Я собирался спросить у него об этом, но он не появился на следующий вечер. И на следующий после него тоже. И потом.       Проведя неделю в одиночестве, я решил наведаться к нему. Появлюсь на пороге, и мы поговорим, наконец, с глазу на глаз. Возможность встретиться воодушевила меня, и я, высчитав квартиру, вошёл в дом, поднялся на нужный этаж и с замиранием сердца позвонил в дверь.       Тишина. Я прислушался, но из глубины квартиры не доносилось ни звука. Может, звонок не работает? Я постучался в дверь, и она легко приоткрылась. Сбитый с толку, я толкнул её и зашёл в квартиру.       Выключатель не работал. Пройдя тёмный коридор, я вышел в просторную гостиную, но она оказалась не тем, что я ожидал. Никакой мебели, ни обоев, ни полового покрытия, квартира была совершенно пустой явно нуждалась в ремонте. Словно её не достроили, а бросили в таком состоянии. Может, это не та квартира, возможно, я просто ошибся? Но тяжёлые зелёные шторы на окне говорили об обратном. Они смотрелись странно и довольно чужеродно среди валяющихся на полу кусков бетона и оборванных проводов, торчащих из стен и потолка. Я не мог поверить своим глазам.       Тот, кого я так хотел увидеть, о ком мечтал на протяжении многих дней, исчез. А, может, его здесь никогда и не было. «А мне не снятся сны. Вообще».       Потому что тот, кого я полюбил, сам оказался моим сном.