Оборотная сторона

Опять. Опять эта чертова Семья. Бервальд садится на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. Склоняет голову, обхватывая шею руками. Злость зреет изнутри, алая, как зерно граната, горячая, как огромный воспаленный нарыв... - Бервальд? – холодный, чуть насмешливый голос Дана. – Что это ты... Тино потерял? Швед медленно поднимает голову и встречается с Эриком глазами. ...Эти глаза теперь похожи на два черных колодца – такие еще сохранились в Стокгольме. В них смотришь – и, зачарованный, падаешь вниз, подчиняясь зову воды и – ждущей именно тебя тьмы. Теплой, но отнюдь не милосердной. Дан отшатнулся. - Бервальд? – повторяет он, отступая к стене и зажмуривая глаза. Вы когда-нибудь видели напуганного Эрика? До щенячьего писка, до жалобной истерики, до трясущихся рук? Бервальд как-то незнакомо усмехается. Неужели Дан уверен, что, повторяя его имя, он сможет вернуть на место сорванный с петель барьер? Когда его глаза превращаются в два черных окна в пустоту, это значит, что все предохранители полетели, и тому, кто встанет на пути этого взгляда, нужно бежать – бежать далеко и быстро. А еще лучше – падать на колени и молиться. Потому что если вы из Семьи, вы обязательно сделали что-то, чего делать не стоило – никогда. И ни при каких обстоятельствах. Швед медленно встает. В его руке неожиданно что-то отражает лунный луч. Это – меч. ...тот самый меч, который был в руке Бервальда, когда они с Даном решали судьбу Кальмарской унии. Когда датский король умывал Стокгольм кровью, а Стокгольм отстаивал право на своего короля. Тогда – отстоял. Время платить по счетам? Бервальд подходит к Эрику – близко, совсем близко. Впечатывает того в стену – резко, оставляя на теле синяки. Отстраняется, разглядывая, словно любуясь. Поднимает меч и касается кончиком горла Дана. ...Этот страх в чужих глазах – еще не расплата. Но он заводит. Он многое обещает. О да. Швед проводит кончиком меча по шее Эрика – с трудом, едва удерживая тяжелое оружие, оставляя кривую кровоточащую полосу, взрезая рубашку – и откровенно смеясь при виде умоляюще-испуганных глаз. Однажды все было наоборот. И это долго ждало в памяти – ждало своего часа. Но любой нарыв вскрывается – и не всегда в свое время. Если ты вдохнешь глубже, хочется сказать Бервальду, острие меча вспорет тебе живот. И ты почувствуешь, как пахли реки моего Города, когда ты бросал в них трупы. Неожиданно швед чувствует возбуждение – острое, хищное. Оружие летит в сторону, звон раскатывается по всему дому, отдаваясь эхом. Почему так тихо? Где остальные члены Семьи? – эта мысль параноидально вгрызается в мозг и не дает покоя. Но нарастающее напряжение заставляет забыть об этом и яростно сорвать рубашку с Эрика, впиться в губы звериным укусом, жадно водя руками по чужому горячему телу, извивающемуся, пытающемуся оттолкнуть... ...От ощущения липкой влаги на ладонях и усилившегося запаха крови в глазах мутнеет. Он долгое время жил в лесах. И неплохо изучил повадки волков и медведей. И чутье у него теперь по-звериному тонкое. И это чутье порой стремится подменить собой человека. Из горла вылетает тихое рычание. Бервальд швыряет Дана на пол – тот почти теряет сознание – и наваливается сверху, кусая сначала в шею, потом ниже, слизывая кровь, дыша тяжело, часто, по-волчьи. Сорвав с Эрика брюки – почти в буквальном смысле – швед переворачивает его на живот. Вцепляется в плечи – податливые настолько, насколько могут быть податливыми плечи у полумертвого от страха и боли тела. Ноздри раздуваются, ловя запах страха. Металлический привкус во рту напоминает, как однажды Дан заставил его целовать свой меч. Швед до синяков – его собственные пальцы побелели – сжимает ягодицы Эрика. Резко разводит их и засаживает свой воспаленный от желания член. Когда он успел снять брюки? Бервальд на секунду останавливается, задумавшись: и правда – когда? Почему-то это кажется важным. Он снова рычит – уже громко, впивается одной ладонью в волосы Эрика и с силой тянет на себя. Отпускает – голова, падая, глухо ударяется об пол. Возбуждение настолько велико, что для того, чтобы кончить, нужно всего несколько сильных толчков. ...болезненных, пахнущих металлом войн всех уний. Осталась только опустошенность. Потом Дан придет в себя и будет даже робко шутить, что Бервальд неплохо убил с ним время... На самом деле это время убило их всех. Их, погрязших в непонятных войнах. Непонятных ссорах. Утонченно-кровожадных – и способных озвереть в мгновение, как медведи, слышащие кровь.. Бервальд поднимается и идет искать Тино. ...На самом деле время давно убило их всех.