Ангелы с грязными душами

«Сломаны крылья, Всё тише и тише Биение сердца, но Ты не услышишь, Как смерть за спиною Крадётся всё ближе». Stigmata

Часть I

Секундная стрелка на наручных часах ползла со скоростью раненой улитки; Тсуна смотрел на циферблат каждые две минуты, словно не замечая насмешливого взгляда Ямамото. Пусть себе веселится. А вот Хаято, кажется, нервничал ничуть не меньше своего босса. Тсуна скосил глаза, наблюдая за своей Правой Рукой. Он озирался по сторонам, постоянно лез во внутренний карман пиджака за пачкой сигарет, вспоминал, видимо, где находится, и убирал руку, засовывал обе ладони в карманы брюк и тут же их вытаскивал. Хаято никогда не отличался спокойствием – в свои двадцать четыре года он как был, так и остался подростком. Тсуна улыбнулся своим мыслям. - Хватит глупо скалить зубы, тупой Тсуна. По голове ударило что-то тяжёлое, и рука мгновенно взметнулась к ушибленному затылку. Даже поворачиваться не надо, чтобы понять, из-за кого у Тсуны будет новая шишка. - Реборн, - он вздохнул, глядя на наставника, уютно устроившегося на плече Бьянки. Спутница Реборна, вернее, попросту его подставка, выглядела ослепительно в своём струящемся наряде. Тсуна про себя лишь подивился тому равнодушию, с которым Реборн восседал на красивой женщине. Даже жаль стало Бьянки – она-то наверняка лелеяла надежды выйти за возлюбленного замуж. Только вот сам Реборн вряд ли решит когда-нибудь остепениться – не тот у него характер. – Ты всё-таки пришёл. - Не мог же я пропустить свадьбу своего ученика. - Не дёргайся, - привычно-глубоким голосом проговорила Бьянки, внимательно глядя на Тсуну. – Женщине положено опаздывать, а мужчине положено покорно её ждать. Тсуна лишь кивнул в ответ. Во дворце бракосочетания они уже побывали, зарегистрировав свой брак, но эта часть не шла ни в какое сравнение с частью предстоящей – с венчанием в церкви. Кёко отправили переодеваться – и если её скромный наряд Тсуна уже видел заранее не один и не два раза, то подвенечное платье содержалось в строгом секрете от него. «Можно подумать, на неё решили надеть колокол, - подумал он нервно, вновь глядя на злополучные стрелки. – Иначе к чему такие задержки?» Но выбора не было. Не бросишься же обратно в особняк с воплем: «Отдавайте невесту!». Кёко можно доверить Хару. - Перестань смотреть на часы, - велел Реборн. - Легко тебе говорить. В ЗАГСе не было всей этой торжественности, кучи гостей, священника, алтаря… - Тсуна поднял голову, рассматривая высокие расписные своды соборного потолка. – И это здание… оно такое… Я чувствую себя в нём маленькой букашкой. - Терпи. Ты – босс итальянской мафии, а потому обязан соблюдать традиции принятой здесь веры. Краем глаза он заметил оживление у массивных дверей. Эти люди тоже опоздали, но Тсуна ожидал подобного – Занзас не упустил бы возможности дать понять, что он приходит тогда, когда хочет, а не когда его зовёт Десятый босс Вонголы. В ответ на приветливую улыбку Занзас наградил его тяжёлым пронзительным взглядом, словно на миг проникнув в самую душу и сдавив её в кулаке. Он молча прошёл мимо, к первым рядам; за ним шествовали остальные члены Варии – Бельфегор, стискивающий маленького Маммона, точно плюшевую игрушку, и тихо посмеивающийся себе под нос (Тсуна не видел его уже очень давно, и похоже, что проблемы с головой у принца с годами никуда не делись), внушительный и зловещий Леви А Тан, Луссурия, не прошедший – проплывший мимо с горделивой осанкой и елейной улыбочкой на губах. Замыкал процессию Скуало. - Поздравляю, Савада, - он пожал Тсуне руку, на миг впившись в него взглядом прозрачно-льдистых глаз, и вернулся к остальным. От этого взгляда по спине поползли мурашки. Пожалуй, даже хорошо, что глаз Луссурии, Маммона и Бельфегора не видно – если у всех варийцев такие взгляды, как у Занзаса и Скуало… валерьянки на них не напасёшься. Приветливости от этой сумасшедшей компании никто не ждал. Для Тсуны стало сюрпризом уже хотя бы то, что Занзас, пропустивший регистрацию брака, потрудился явиться на венчание лично, а не послал своих офицеров с официальным визитом. Даже одеты они были по-праздничному – все, кроме Маммона, в строгих костюмах, соответствующих торжественной церемонии. - Не нравится мне, что они здесь, - тихо проговорил Хаято, косо посматривая в сторону варийцев. – Такое ощущение, что они пришли устроить подлянку и разнести здесь всё к чертям. - Тсуна правильно поступил, что пригласил их. С мнением Реборна Хаято спорить не решился, и молча продолжил наблюдать за «буйными» гостями, которые пока что - пока что! – вели себя вполне тихо и адекватно. Разве что расселись уж больно фривольно – простым прихожанам могли сделать замечание и велеть сесть подобающе, а не разваливаться, не вытягивать ноги, не сползать куда-то вниз, почти ложась. Однако священник, взглянувший лишь мельком на новоприбывших, молча вернулся к делам. Старый друг Тимотео, он знал, кто эти люди. Двери вновь распахнулись, и Тсуна с обречённостью обернулся. Он уже знал, что это не Кёко – не станет же она вот так просто входить, когда её жених стоит почти на входе, а не у алтаря, да и священник занят своими делами в сторонке, и музыки нет. Бьякурана никто не приглашал, но, опять же, никто не сомневался, что он явится сам. Не мог Тсуна заставить себя взять в руки приглашение, подписать его и адресовать этому человеку, не мог, и всё тут. Слишком уж ярко стоят перед глазами картинки будущего – всё то, что было сотворено по воле Бьякурана. Мало единожды встать бок о бок против врага, чтобы простить. Да и… Не хотелось себе в этом признаваться, но Тсуна до сих пор с замиранием сердца ожидал памятных дат. Лишь когда минут годы и время перейдёт роковую черту – тогда он сможет расслабиться и довериться бывшему врагу. Он не ждал от Бьякурана подлостей, но ждал удара – мощного и сокрушительного. Тсуна пожал протянутую руку и улыбнулся в ответ на мягкую улыбку Бьякурана. - Не думал, что ты женишься так скоро, Тсуна-кун. Об отсутствии приглашений Бьякуран тактично умолчал. Видно, понял, что пытаться выставить его никто не станет, и ни к чему поднимать эту тему. По крайней мере, сейчас. - А я не думал, что сделаю это так поздно, - ответил Тсуна. Он не удержался, и вновь глянул на часы. - Шо-тян здесь? - Он прячется от тебя, - заявил Реборн. - Не правда, не прячется он. Ему просто нехорошо стало, потому он не остался с нами. Он там, - Тсуна кивнул вперёд. Повисло неловкое молчание: Бьякуран безмятежно улыбался, словно ожидая чего-то ещё, Реборн сделал вид, что вообще его не видит, Хаято нервно топтался на месте. - Как там погода? – брякнул Тсуна первое, что пришло на ум. Глупо и банально, но уж лучше поговорить о погоде и затем незаметно отделаться от незваного гостя, чем молча смотреть друг на друга и вежливо улыбаться. - По-прежнему хмурится. – Бьякуран улыбнулся чуть виновато, словно это из-за него солнце не желает выглядывать в такой день. К счастью, затем он ушёл, будто только этого вопроса и ждал, и Тсуна смог вздохнуть спокойно. Ну, уж теперь-то остаётся ждать лишь невесту – все прочие гости – и приглашённые, и пришедшие самовольно – на своих местах, церковный зал забит полностью. Взгляд упал на наручные часы, а по голове вновь прилетело от Реборна. Отделаться от чувства беспокойства не удавалось. Шоичи старался сохранять достойный вид, но прекрасно понимал, что его поза излишне напряжённая. Что поделать – ему не нравилось соседство с Варией. Страха перед этими людьми не было, но опасения они вызывали. И опасался Шоичи, прежде всего, за Тсунаёши. Что стоит Занзасу небрежным жестом достать из-под пиджака пистолет и всадить пулю в лоб жениху? И никто не успеет его остановить, и вряд ли кто-то сумеет задержать его офицеров. Охрана была, но что она значит против элиты Варии? - Нервничаешь, Шо-тян? Возможно, Бьякуран ожидал, что Шоичи вздрогнет, но подкрасться ему не удалось – Шоичи слышал тихие шаги позади себя. Присутствие Бьякурана его ничуть не удивило – тот повсюду чувствовал себя как дома и со всеми обращался как со старыми добрыми товарищами. - Давно не виделись, - Бьякуран с улыбкой опустился рядом. – Ты всё в разъездах. Шоичи послышалась нотка иронии в голосе, но он предпочёл сделать вид, будто ничего не заметил. - Я учился в Великобритании, и нас часто отправляли на практику в другие страны. - Вот оно что. А я учился в США. В том самом университете, - с непонятной интонацией протянул Бьякуран, откидываясь на спинку. От ответа Шоичи избавила грянувшая музыка свадебного марша. Он обернулся – Тсунаёши торопливо занял своё место у алтаря, но Шоичи искал невесту. Массивные створки дверей распахнулись, открывая взорам ослепительно-белоснежную фигуру на фоне мрачно-серого неба. Как и ожидалось, под руку девушку вёл старший брат, Рёхей – Шоичи вспомнил с сожалением, что отец брата и сестры не дожил до сегодняшнего дня. Кёко была прекрасна. На миг даже стало завидно, самую капельку. До этого момента Шоичи не обнаруживал в себе стремления завести семью, но, глядя на такого ангела, облачённого в белый атлас и кружево, каждому мужчине хотелось бы почувствовать себя на месте жениха. Хотя бы на минутку, пока невеста неспешно скользит по алой дорожке, скромно потупив глаза. Гокудера стоял неподалёку от Тсунаёши, выпрямившись и гордо глядя прямо перед собой. Вообще-то, не положено, но он настоял. И Шоичи был с ним согласен, и все остальные тоже – так безопаснее. - Там такая толпа зевак собралась, - небрежно обронил Бьякуран. На Кёко он даже не смотрел – разглядывал картины с библейскими сюжетами, украшавшие потолок. Не удивительно. Логику горожан понять не трудно – раз неподалёку припарковано много дорогих автомобилей, значит, женится кто-то богатый или известный. Хотя, одно другое дополняет. Тсунаёши, счастливо улыбаясь, принял от Рёхея руку своей невесты, и повернулся к священнику, высоким и торжественным голосом начавшему зачитывать клятву. Даже собственное сердце забилось чуть быстрее от взгляда на эту пару – так ярко и гармонично смотрелись они вместе. - Ты улыбаешься. Шоичи скосил глаза – Бьякуран, чуть прищурившись, внимательно смотрел на него. - Я рад за Тсунаёши, - пожал плечами Шоичи, вновь переводя взгляд на жениха и невесту. Ему не хотелось разговаривать. Чувствовался укол обиды – там, в несуществующем будущем, Бьякуран называл его лучшим другом, а в настоящем даже не потрудился написать или позвонить за все эти годы. «Ты был в разъездах» - хорошая отговорка. Шоичи, конечно же, ездил на экспедицию в джунгли или за полярный круг, где совсем нет средств связи. Тут же остро кольнула и совесть – неправильно было ожидать проявления хоть каких-то дружеских чувств после… после всего. Вряд ли он сам относился бы лучше к предателю. И всё же было грустно понять в своё время, что следует оставить надежду на дружеские отношения. В этом мире им двоим не по пути. Настроение резко упало, а, заметив косой взгляд Скуало, направленный на Бьякурана, Шоичи почувствовал себя как в клетке с дикими зверьми, и остатки радостных ощущений испарились. Вария следит за Бьякураном, не доверяет ему. Словно он способен прямо в церкви броситься на Тсунаёши. Вонгола не доверяет Варии и следит за ней – ведь не один Гокудера настороже. Хибари, вон, тоже сидит в первом ряду, чуть поодаль, и его расслабленная поза наверняка лишь обманка. И Рёхей, хоть и улыбается, собран и серьёзен – с места Шоичи отлично видно, как играют его напряжённые мускулы на шее и руках. Он готов в любую секунду ринуться на врага или послужить живым щитом сестре и теперь уже брату. Хром – Шоичи обернулся – сидит совершенно спокойно в самом дальнем углу, но он знал, что под иллюзией у девушки скрыта активированная демоническая линза. Лениво зевает Ламбо у самого входа. Разве может быть в мире мафии по-другому? Даже в день свадьбы никто никому не доверяет - все ждут подвоха от других. Присутствие в церкви резко начало тяготить, а потолок собора – давить. Цветные витражные стёкла стрельчатых окон помрачнели и потускнели, а ощущение праздничности сменилось ощущением тревоги, появившимся с приходом Варии, но быстро пропавшим после начала церемонии. Захотелось уйти, но это будет очень не вежливо – нельзя так делать. Придётся ждать. - Шо-тян. Лицо обдало приторно-сладким ароматом карамели. Шоичи очнулся от раздумий и обнаружил, что как-то пугливо вжался в скамью, а Бьякуран приблизил своё лицо и шепчет на ухо. - Знаешь, я ведь не забыл то, что ты сделал. По спине пробежал холодок. Почему он заговорил об этом прямо сейчас? Уж не собирается ли он всё же вспомнить о мести? Ведь предателей такие, как Бьякуран, не забывают. На его губах заиграла тёплая и лёгкая улыбка. Шоичи нервно сглотнул. - Но ты прощён. Каждый имеет право на второй шанс, верно? В голове вертелось: «Вы пугаете меня, отодвиньтесь, не смотрите на меня, не говорите со мной!», но эти слова застряли в горле. Что он имеет в виду под «вторым шансом»? Тревога сменилась холодной паникой. Шоичи так ничего и не сказал, но Бьякуран и не ждал ответа. Вновь улыбнувшись, он поднялся на ноги, небрежным жестом сунув руки в карманы белых брюк. Скуало среагировал моментально. Миг – и он напротив Бьякурана, готовый к бою. Бельфегор выпрямился, подбрасывая в руке полыхающий алым пламенем нож. Занзас, не шелохнувшись, уставился на Бьякурана, словно говоря: только двинься. Маммон спокойно взлетел – или взлетела, Шоичи так и не понял. Бьякуран молчал и улыбался, и это напрягало больше всего. Не нужно знать его столько лет, чтобы понять – он банально играет на нервах. Вот сейчас он скажет шутливым тоном: «Я просто устал сидеть», или что-нибудь в этом духе, все успокоятся и церемония – Тсунаёши замер с протянутой рукой, ожидая, когда напуганная Кёко наденет кольцо ему на палец – продолжится. Ну же, не молчи! Скажи что-нибудь и сядь. Ну же. Шоичи и сам не понимал, что делает – просто поднял руку, хватаясь пальцами за ткань пиджака Бьякурана, и настойчиво потянул вниз. Ну же. Скуало обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть налетевшую на него красную молнию – мужчину с недельной щетиной на лице и яркой растрёпанной шевелюрой. Погребальные Венки? Но они же сидели в нескольких десятков метров! Куда делись Гокудера и Рёхей, Шоичи не заметил – он неотрывно следил за Бьякураном. Смотрел, как он достаёт пистолет, поднимает его, целится. Спускает курок, как в замедленном действии. И улыбается. Грянул выстрел, разбивший реальность на осколки. Живот скрутило с такой силой, что Шоичи на мгновение ослеп от боли, а когда он смог поднять глаза, то пальцы сжимали пустоту, а Бьякуран уже стоял в стороне, на ковровой дорожке, по которой ещё недавно шла Кёко. Кёко, теперь лежавшая у Тсунаёши на руках. Ничего не понимая, Шоичи сполз со скамьи и активировал своё пламя. Где Рёхей? Почему его нет? У Кёко ведь идёт кровь. Красная-красная, похожая на акварельную краску, она пачкала подвенечное платье, моментально впитывалась в ткань. А рана не желала зарастать. Она мертва, понял Шоичи. А Тсунаёши ещё не понял. Он сжимал обнажённые плечи девушки и тряс её, повторял её имя. Умолял ответить. Шоичи упёрся ладонями в пол, чтобы встать. Пальцы нащупали что-то холодное и металлическое - обручальное кольцо, выпавшее из рук Кёко. В церкви громко вопили – от этих воплей сильно заболела голова. - Отойди. Лёд в голосе Тсунаёши заставил вздрогнуть. Рука Тсунаёши дрожала, сжимая пистолет, но во взгляде его глаз, мгновенно сменивших окраску на светлый янтарь, плясала такая ярость, что кровь стыла в жилах. Ярость и боль. На плечо легла рука, отталкивающая куда-то в сторону. Прозвучал ещё один выстрел, но резкость звука потонула в густой каше хаотичной какофонии. Тсунаёши не промазал, но незнакомый человек с пламенем цвета зелени без труда защитил цель от выстрела. А Бьякуран даже не посмотрел в его сторону. - Ты не боец, Ирие, - проронил Ямамото, обнажая катану. Именно его рука убрала Шоичи с линии огня. Да, не боец, и таких здесь ещё две трети. – Найди матерей Тсуны и Кёко. Кивнув, Шоичи бросился в сторону, ища глазами женщин. Двери собора заперты, значит, пытаться организовать людей и успокоить бессмысленно – вывести их всё равно нет возможности. Очевидно, о блокировке путей отступления позаботились заранее. Нану Шоичи нашёл быстро – она истекала кровью, и её била крупная дрожь. - Мой сын, - повторяла она, пока Шоичи поспешно лечил её ранение – плечо разорвано в клочья. Для жизни угрозы нет, но кровотечение было столь обильным, что стоило поторопиться. – Где мой сын? Мне нужен мой сын… Шоичи достал из кармана платок и осторожно стёр им кровь с кожи. Ткани не желали зарастать ровно и аккуратно – останется шрам. Видна работа разрушительного пламени Урагана. - С ним всё в порядке, не волнуйтесь. - Ирие! Бесцеремонно оттолкнув в сторону нескольких людей, даже не посмотрев, свои они или чужие, подскочил Гокудера. Тоже весь в крови – рубашка пропиталась ею насквозь. Его ли это кровь? - Сможешь спрятать её? – Шоичи поправил очки, машинально пытаясь стереть с рук о брюки чужую кровь. – За алтарь куда-нибудь. Мне нужно найти мать Кёко. - Можешь не искать, - бросил Гокудера, помогая Нане подняться, и осторожно придерживая её за талию. – Она рядом с дочерью и не желает отходить. Укусила меня, когда я попытался её увести. Кивнув, Шоичи всё же кинулся обратно – как раз вовремя, чтобы увидеть бездыханное тело на плече Хибари Кёи. - Она жива? – Шоичи подскочил к нему, нащупывая пульс на шее женщины. Сердце билось. - Слишком много дёргалась, - коротко бросил Хибари, отворачиваясь. Похоже, он без лишних раздумий просто вырубил несчастную мать. Может, и к лучшему – сейчас, в такой дикой неразберихе, где, казалось, все дрались со всеми, она бы совсем лишилась рассудка. Шоичи замер посреди моря хаоса, радуги огней и крови. Посреди этого безумия Бьякуран смотрелся как-то… чуждо. Он так и стоял на своём месте, окружённый несколькими людьми с пламенем Грозы, и радовался. Чёрт возьми, он действительно радовался! Зазвенели колокола. Или это только кажется? Разве есть, кому трезвонить в них? Бьякуран обернулся. Его глаза встретились с глазами Шоичи, и от этого цепкого взгляда захотелось заслониться, отвернуться. Но отвернуться не получалось – он приковал к себе, не позволяя даже шелохнуться. «Сейчас он убьёт меня», - понял Шоичи. Рука бесцельно шарила по поясу, не находя оружия – расслабился, поддался радужному всеобщему настроению, оставил дома привычную Беретту. Такие, как Бьякуран, не прощают. Он мстил – и мстил с удовольствием. Саваде, всей Вонголе, всей Варии, всем людям. Неужели он настолько низок, чтобы опуститься до мясорубки? Но Бьякуран не сделал ни малейшей попытки зажечь собственное пламя или поднять пистолет. Вместо этого он протянул руку ладонью вверх. «Он хочет, чтобы я подошёл? Зачем? Чтобы я сам залез в пасть льву?» Шоичи не шелохнулся. Голова шла кругом – в сознание попросту не укладывалось всё, что произошло. Рёхей у ног Бьякурана – выпущены внутренности, кровь впиталась в ворс ковра. Ямамото бьёт Тсуну по щекам. Закуро осеняет кровавое побоище крестным знамением и с хриплым смехом оглашает: «Объявляю вас мужем и женой!» Шоичи пропустил момент, когда Бьякуран успел подойти. Но внезапно он оказался очень близко, с мягкой улыбкой и колким взглядом. - Ты пойдёшь со мной, Шо-тян? Шоичи дёрнулся было, инстинктивно пытаясь отшатнуться, но тут включилась логика. Холодный трезвый расчёт: если я пойду, то смогу сыграть ту партию снова. Ты же умеешь лгать, Ирие Шоичи, так возьми себя в руки. Закрой глаза на эту бойню, и скажи твёрдым и уверенным голосом: «Да». Но голос не слушался, мысли путались и прыгали, как им заблагорассудится. Шоичи молчал. «Я хотел быть тебе другом». Рука Бьякурана крепко стиснула пальцы. Это был не вопрос – утверждение. «Ты пойдёшь со мной». «Я хотел мира и спокойствия». Он отвернулся и направился к выходу, ведя Шоичи за собой. Кикё и Дейзи распахнули створки, выпуская своего предводителя. «Как я посмел желать этого?» Толпы зевак не было. Была толпа людей, приветствующих Бьякурана, расступающихся перед ним. Когда он успел?.. Как он смог?.. Внезапно пришло простое понимание: Шоичи больше не сможет притворяться. Сила воли, поддерживаемая одним лишь: «Когда-нибудь всё кончится, и мир станет другим», подвела. Мир не станет другим, и война никогда не кончится. Мир за миром, раз за разом. Будущее будет одним и тем же, и пытаться предотвратить неизбежное глупо, бессмысленно. Мог ли Бьякуран подчинить себе саму судьбу? Мог, почему бы и нет? Всё безнадёжно. Надежды исправить ошибки больше нет. Снова посылать к себе маленькому послания и заставлять проходить через ад лжи в тысячный раз? А потом снова. И снова. И снова. И снова. Бесконечность. - Тебя трясёт. Шоичи вздрогнул, подняв голову, и обнаружил, что сидит в машине. Он не помнил, как оказался здесь. Бьякуран опять был близко – слишком близко, никакой возможности отодвинуться. Лимузин? Что ж, похоже, он не особо прячется, раз сбегает с места такого чудовищного преступления на столь приметном автомобиле. Уши заложило от грянувшего взрыва. Не ответив Бьякурану, Шоичи обернулся, с ужасом глядя на удаляющийся собор – на оседающие стены, на взметнувшееся к небу облако чёрного дыма. Показалось – слышны отчаянные крики умирающих. Он сломается? Поддастся панике и страху, опустит руки? Покорится «неизбежности», плюнет в лицо Бьякурану и сдохнет от рук какого-нибудь Венка, если Бьякуран сочтёт достойным тратить силы своей элиты на предателя? «Господи, дай мне смерти». И в машине, и в аэропорту, и в самолёте Шоичи не проронил ни слова. Он желал высказать многое, и боялся этих слов. Боялся своего эгоизма и своего страха. «Ты монстр, ты убил невинную женщину, ты погубил стольких людей!» Но… «Ты забыл обо мне и вспомнил, лишь придя убивать». Имел ли он сейчас право думать о себе? Тоненький голосок чего-то тёмного и злого внутри говорил: «Зачем страдать по чужой жене, по чужому благополучию? Ты сделал достаточно для человечества, разве ты не заслужил права хотя бы желать?» В Вонголе он так и не прижился, Тсунаёши так и не стал другом, родная семья позабыла о нём, стоило лишь выпорхнуть из гнезда. Всё, что было у Шоичи – это наука. В университете у него не было друзей, не было ничего того, что он помнил по студенческим годам, проведённым с Бьякураном. Горькое ощущение бессмысленности прожитых лет не оставляло и отчаянно боролось с чувством ужаса от содеянного тем, кого он так желал видеть своим другом. Поэтому лучше он будет молчать. Снова автомобиль и мелькающие за окном деревья, люди, здания. Они были в Нью-Йорке и ехали к самому его центру. - Небоскрёб? – вырвалось у Шоичи, когда машина остановилась перед зданием, облицованным зеркальными плитами. Неужели он устроил базу прямо здесь? - Тебе не нравится? - Это не практично. Такое здание легко можно обнаружить и подорвать, и в случае обрушения шансы выжить будут равны нулю. - Узнаю старого доброго Шо-тяна, - рассмеялся Бьякуран. – Пусть Вонгола прячется и зарывается в землю. Венки ушли вперёд, но Шоичи не мог заставить себя сдвинуться с места – сверкающий обелиск, одновременно и похожий, и не похожий на былую твердыню Бьякурана – на гроб из стекла - приковал его взор. - А вы всегда стремились к небу, - тихо проговорил он, запоздало сообразив, что собирался молчать. Бьякуран наградил его странным взглядом и отвернулся. - К свободе, - уже шёпотом добавил Шоичи. Если Бьякуран и слышал, то не подал виду, а лишь зашагал вперёд, ничуть не заботясь слежкой за пленником и предоставив его самому себе. А в том, что он был именно пленником, Шоичи не сомневался. - Ах, да, совсем забыл, - Бьякуран остановился. – Ты восстановлен в прежней должности, Шо-тян. Червелло проводят тебя в твой новый кабинет. И ушёл. Шоичи остался стоять на месте, пытаясь унять скачущие мысли. Он издевается? Это какой-то фарс. Ни один человек в здравом уме не поставит предателя руководить своими людьми. Может, проверка? Но ведь он не добровольно пошёл с Бьякураном, он не просил принять его в свою семью. Он ни о чём не просил. Так как это может быть проверкой на верность, которой нет? «Я не хочу». - Ирие-сама. Такой знакомый голос – ровный, спокойный, механический, словно голос куклы. В этой реальности Шоичи видел Червелло лишь дважды, и очень давно, много лет назад. Их было двое, как всегда. Вместо белых курток несуществующего Вайт Спелла девушки одеты в строгие чёрные пиджаки, из-под которых выглядывали воротнички белых рубашек, и узкие юбки. Лица всё так же скрыты за полумасками. Те же Червелло, с которыми когда-то работал Шоичи, или совсем другие? Чёртовы маски. Чёртовы куклы. - Бьякуран-сан поставил нас под ваше начало. Позвольте проводить вас до кабинета или, если угодно, спальни. - До спальни, пожалуйста. Шоичи устало протёр глаза. От него не укрылось различное обращение к нему и к Бьякурану – может, это всё же те самые Червелло, что подчинялись ему? Жилые отсеки, как заметил Шоичи сквозь стеклянные двери лифта, располагались на средних этажах, но Червелло вывели его на предпоследний этаж небоскрёба. - Здесь есть и другие лифты, дальше по коридору, - проговорила девушка, выходя в коридор. Через высокие, от пола до потолка, окна лился яркий солнечный свет. – Мы оставим вам план базы. Сюда, пожалуйста. - Спасибо. Кабинет я найду сам, когда изучу план. Комната встретила Шоичи прохладой утреннего воздуха. Оконное стекло занимало всю западную стену, сквозь него виднелось яркое голубое небо. Шоичи отпустил Червелло, и с наслаждением рухнул в массивное кресло, потягиваясь и прикрывая глаза. В голове было пусто. Будто на весь хаос мыслей, душащих и колющих колючей проволокой, накинули невесомую чёрную вуаль. Тихо жужжал кондиционер. Шоичи встрепенулся и резко сел, стряхивая сети дрёмы. Затёкшая шея заныла, и он попытался размять её. Взгляд упал на окна - неужели время перевалило за полдень? Сон ничуть не прибавил бодрости, лишь отнял последние силы. Шоичи чувствовал себя разбитым и вымотанным, даже холодный душ не вернул телу свежести. Казалось, что со всех сторон сжимают незримые тиски – одно осознание своего местонахождения давило с силой пресса. Просмотрев бегло план здания через ноутбук, обнаруженный на столе, Шоичи безжалостно снёс установленную операционную систему. Пусть Бьякуран играет в доверие, если ему так хочется. Сам он не доверял здесь никому и ничему, даже технике, настроенной чужими руками. Придётся попросить как-то достать вещи с его квартиры в Токио и перевезти сюда. Шоичи подошёл к окну, осматривая раскинувшуюся перед ним панораму. Всё залито светом, сверкает, дышит, живёт. Будто и не было кровавой резни под сводами дома Господа. «Если ты есть, как ты это допустил?» Это было не просто жестоко. Это было цинично. Пролить кровь в день свадьбы, позволить невесте умереть на руках жениха, чтобы затем обрушить на их головы соборные своды – это ли не цинизм? Несколько дней Бьякуран не появлялся в поле зрения. Получив свои вещи, Шоичи засел в кабинете с ноутбуком и компьютером и попытался взломать следящую систему базы. Система не поддалась, но он не особо рассчитывал на положительный результат – скорее, просто хотел проверить, насколько семья Джессо позаботилась о безопасности. На пятый день Шоичи стало казаться, что о нём вообще позабыли, предоставив возможность развлекаться с техникой в своё удовольствие, но к вечеру в кабинет постучали – тихо, но настойчиво, несколько раз. Он поднял голову, потирая след на щеке, оставшийся от клавиатуры. Спать на ноутбуке было плохой идеей. - Войдите. Конечно же, это был не Бьякуран. Он никогда не утруждал себя стуком. А вот его Погребальный Венок, Кикё, знал, что такое манеры. Во всяком случае, хотя бы банальная вежливость. - Бьякуран-сама просил передать вам это, - Кикё притворил за собой дверь и кивком указал на свёрток в своих руках. – Это одежда. Шоичи поднялся. Тряпка мало интересовала его – с Бьякурана станется прислать какую-нибудь милую вещь в рюшечках и оборках, чтобы поиздеваться. От него всего можно ожидать. Впрочем, сейчас его занял совсем иной вопрос. Кикё ведь знает о событиях того, другого будущего. Знает, что Бьякуран предал его, и всё равно идёт за ним вновь. Почему? Чем его околдовали, соблазнили, что пообещали в обмен на службу? И доверяет ли он теперь Бьякурану? Ждёт ли подвоха и удара? Приняв свёрток, Шоичи развернул его. Одежда оказалась неожиданной. Кикё принёс футболку, штаны и чёрный плащ – точная копия формы Погребальных Венков. - Зачем мне это? – Шоичи протянул одежду обратно. – Я не Погребальный Венок. - Бьякуран-сама просил, чтобы вы это надели. Больше я ничего не знаю. Тон Кикё был дружелюбным и мягким, но в синих глазах читалось явное неодобрение. - Забирай и передай Бьякурану, что мне некогда страдать ерундой – мне нужно работать. «Снова ломать вашу систему слежения». Но забирать вещи Кикё не торопился – он внимательно рассматривал Шоичи так, будто перед ним лежала распластанная на столе препарированная мышь. - Я тоже задался вопросом: а для чего это Бьякурану-сама? – проговорил он. – Я наслышан о вашем блестящем уме, Ирие-сан, о ваших лидерских качествах и о ваших способностях гениального стратега. Но всё же любой из нас способен вас заменить – ведь незаменимых людей нет. Вы согласны со мной? - Неоспоримо. А в голове крохотный молоточек тихо, но больно ударил по виску: «Я бы хотел быть незаменимым». Шоичи торопливо погасил незваную мысль. - Кроме того, вы, уж простите мне мою прямоту, предали его. А мы – нет. - А разве Бьякуран не предал вас всех? – решился спросить Шоичи. Он прищурил глаза – пренебрежительный взгляд Кикё ему не нравился. Если он считает, что одного презрения достаточно, чтобы заставить Шоичи испугаться – то он ошибается. – Разве он не позволил вам погибнуть? Не мерзко чувствовать себя всего лишь пешкой? - Мы не пешки, - возразил Кикё. - Мы фигуры иного рода. Те, которые разят иначе, чем пешки. Мы – ферзи и кони. А вот кто вы, Ирие-сан? Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами. - Я мог бы подумать, что Бьякуран-сама дорожит вами и воспоминаниями о вас – в конце концов, в Вайт Спелл вас очень уважали и ценили. Мог бы подумать, если бы не знал его. Он держит рядом с собой только тех людей, кто может быть ему полезен. Именно поэтому мы все и рискнули вновь встать с ним бок о бок. Жизнь без него – совсем не жизнь. Суррогат. Вы понимаете, о чём я говорю? Шоичи вдруг осознал, что Кикё искренне интересуется и им самим, и мотивами Бьякурана. Он кивнул. Чего могли желать люди, во всех иных мирах раз за разом поддерживавшие Бьякурана и делившие с ним власть? Да и не во власти дело, если подумать. Он рисовал их жизнь. Раскрашивал её разноцветными красками – ведь после воспоминаний о грандиозных событиях даже самая интересная работа покажется скучной, даже богатство и доступная власть станут душными, тяжёлыми оковами. «Я не знаю, какая я фигура. Фигура ли? Есть ли я вообще на шахматной доске Бьякурана? Может, лишь игрушка, призванная потешить его самолюбие? Но я начинаю понимать, почему люди готовы отдать за него свои жизни в большей степени, чем за Тсунаёши. Тсуна предлагает мир, покой и уют. Бьякуран – свободу от рамок. Тсуне не нужна свобода, а Бьякуран не может без неё – он задыхается. Я всегда это видел, но почему-то не задумывался». Шоичи повесил чёрный плащ Венков на спинку стула, а рубашку и брюки бросил на сиденье. - Я возьму это. «Суррогат жизни». Кикё ушёл, простившись, а Шоичи стоял, сжимая руками укрытую тканью спинку. Фальшивая, неполная, искусственная жизнь. Прожитые впустую годы. Годы, потраченные на Вонголу. Годы бегства от несуществующего прошлого. Слова Кикё задели больше, чем хотелось бы, и засели очень глубоко. Собственные несбывшиеся надежды и тоскливые желания с готовностью отозвались. Шоичи, по пояс голый, застёгивал брюки, когда без стука и приглашения в кабинет вошли Червелло. - Бьякуран-сан просит вас зайти. Шоичи вздохнул, натягивая футболку и продевая руки в рукава плаща. Никакого такта, хоть бы отвернулись из вежливости или извинились. - Через пару минут. Девушки внимательно оглядели его одежду. - Вас повысили? «Бьякурану приспичило устроить дурацкий маскарад». - Вот сейчас я это и выясню. Червелло проводили его до кабинета, распложенного на самом последнем этаже здания, и удивительно тихо ушли – коридорное эхо будто боялось подхватывать звук их шагов. Они всегда ступали бесшумно. Тёмные тихие безликие тени. Шоичи замер на мгновение перед резными дверьми, совсем как когда-то, в другой жизни, и постучал. - Войдите. Вопреки кажущейся массивности, створка дверей поддалась легко, пропуская Шоичи в просторное помещение, центр которого занимал большой круглый стол из тёмного стекла. В кожаном кресле у окна сидел Бьякуран, забавляясь складыванием любимого лакомства – зефира – в башенки. - Вы хотели меня видеть, Бьякуран-сан? - Из жизни в жизнь, Шо-тян, - Бьякуран положил ещё один зефир на вершину башенки, задел её мизинцем, и башенка рухнула на стол. - О чём вы? - Сегодня прекрасная погода, не так ли? – неожиданно сменив тему, он улыбнулся и повёл рукой, указывая на соседнее кресло. - Вы позвали меня говорить о погоде? – Шоичи сел. Вот-вот он услышит звон своих нервов, натянутых до предела. Бьякуран принялся собирать зефир, разбросанный по столу, в кучку. Шоичи терпеливо ждал, напряжённо наблюдая за его безмятежным выражением лица. - У меня есть для тебя подарок. Рука Бьякурана нырнула в карман белых брюк. На стол с тихим стуком опустилось кольцо с золотистым камнем, обрамлённым серебристыми крыльями. - Кольцо Марэ? Но… откуда оно у вас? Откуда они у вас, - поправился Шоичи, заметив на пальце Бьякурана кольцо Неба. - Пусть это останется моей маленькой тайной. Возьми, - он подвинул кольцо к краю стола. Несколько долгих ударов сердца Шоичи смотрел на камень, играющий золотом в свете электрических ламп; накрыв кольцо ладонью, он отодвинул его от себя. - Я не куплюсь дважды на одну и ту же уловку, Бьякуран-сан. Один раз вы уже дали мне фальшивку. - Оно настоящее. - Я не верю вам. Созерцавший горку зефира Бьякуран поднял глаза. На его лице не осталось и тени мягкой улыбки, а брови чуть сдвинулись. Шоичи пытался понять, зол ли он, или просто серьёзен. Впрочем, он рад и тому, и другому – настоящий Бьякуран, без приторно-сахарных масок доброжелательности. - Кольцо настоящее, - повторил он. - Я не смогу это проверить, - пожал плечами Шоичи. – Чувствовать себя фальшивкой – не самое лучшее ощущение, знаете ли. - Надень его. - Нет. - Надень. - Не надену. Оно мне не нужно. - Это приказ. Шоичи вспомнил чувства, охватившие его после визита Кикё. И сейчас во рту почувствовалась горькая желчь недоверия – его вновь пытаются обмануть и использовать. Как пешку. - Я не знаю, зачем вы устроили этот балаган с формой, Бьякуран-сан, - он приложил все усилия, чтобы выдержать холодный официальный тон. – Я не Погребальный Венок. Хранитель Солнца у вас уже есть. - Шо-тян… - И я не подчиняюсь вашим приказам. Я не давал своего согласия служить вам. Моя семья – Вонгола. Делайте, что хотите, я – ваш пленник. Совсем не это хотел он сказать, но слова обиды, скопившейся за годы, рвались наружу. И заставить себя замолчать значило бы обречь себя на удушье. На миг показалось, что Бьякуран выйдет из себя, ударит, убьёт собственными руками или же вновь нацепит маску благодушия и елейным голосом велит кому-нибудь прикончить непослушного пленного. Бьякуран коснулся кончиками пальцев ободка кольца, будто поглаживая, и вновь подвинул к краю стола. - Оно твоё. Шоичи молча наблюдал за тем, как Бьякуран уходит, лихорадочно соображая, что всё это значит, и что ему теперь делать. Захлопнулась дверь, а он сидел в кресле и сверлил взглядом пустоту. «Я не верю вам». Он откинул голову назад, устраивая затылок на мягкой спинке кресла. Вдруг стало удивительно спокойно, хоть всё та же обида и то же разочарование продолжали больно покусывать душу. С этим можно справиться – его всю жизнь использовали, он привык, смирился. Может, это – его предназначение в жизни? Всегда быть чьей-то пешкой, не поднимаясь до фигур высшего ранга, таких, как Кикё? Но, чёрт возьми, какое же это прекрасное чувство, когда не тяготят ложь и лицемерие, когда не нужно играть, скрываться, прятать всё внутри себя, закрываться на тысячу замков в страхе. Смерти Шоичи не боялся. Боли он лишь опасался, но умел её терпеть, хотя всё же была надежда, что до подобного Бьякуран не дойдёт и подарит, в память о прошлом, быструю безболезненную смерть. «Мне не место рядом с ним, - неожиданно подумал он. – Я уже сдался. Я готов к концу, а он никогда не смирится с поражением». Шоичи с силой закусил губу. Больно. «Чего же я хочу?» Взгляд упал на кольцо, оставшееся на столе. «Я не могу вам верить. Не могу». Из окна кабинета открывался вид на закат. Темнота сумерек, развеянная включёнными лампами, становилась гуще и осязаемее. Красное солнце тлело угольком. Хотелось уйти, но что-то держало в кресле – словно неотвратимо угасающее небо вело немой монолог на том языке, что выше разума. Лишь когда за окном окончательно стемнело, Шоичи поднялся и ушёл к себе. Окна оставались открытыми, но всё равно казалось, что воздух спёрт, и что он густой массой стекает по шее и спине. Сон не шёл; Шоичи, не смыкая глаз, беспокойно ворочался на кровати и путался в покрывале. Чтобы уснуть, он принялся вспоминать. Он думал обо всём подряд: о матери, которая повторно вышла замуж, о оставшейся под крылом матери в Намимори сестре, которая прожигала жизнь в бесплотных поисках принца на белом коне. Думал о Саваде Тсунаёши, принявшем его в семью. О старом товарище Спаннере - они часто спорили по любому поводу. Вспомнились студенческие годы, полные новых знаний… и полные одиночества. На протяжении всего обучения в университете Шоичи ощущал рядом с собой бесплотную тень Бьякурана – часто казалось, что вот сейчас обернёшься, а сзади сидит он, смотрит в окно с серьёзной мечтательностью на лице. Такого выражения Шоичи больше ни у кого не видел. Наверное, так смотрят люди, мечтающие о великом. Верящие, что они способны сделать свои мечты реальностью. Ночами он, бывало, просыпался от ощущения, что сейчас кто-то должен войти в комнату общежития – Бьякуран частенько вламывался к нему на первом курсе, будил и делился мыслями, пока не добился переселения Шоичи в его комнату. Ночные разговоры тихим шёпотом. О чём угодно: и о сущей ерунде, и об учёбе, и о будущем. В душе Бьякурана уже тогда не было места сомнениям – он чётко видел перед собой путь, по которому собирался пройти. «Я слушал, внимая каждому его слову, а потом вспоминал, кто он, и кто я». Счастье, переплетённое с болью сомнений. Но оно было лучшим, что помнил Шоичи. Чужим, призрачным, никогда не существовавшим, но – лучшим. Походит на болезненную одержимость? Может быть. Шоичи повернулся на спину и уставился в потолок, пытаясь припомнить имена и лица тех, с кем учился, и не мог. Смутные образы парней и девушек, почти стёртые из памяти за ненадобностью. Интересно, а если бы Шоичи внезапно вновь объявился в жизни Бьякурана – поступил бы в тот же университет, скажем – могло ли быть всё по-другому? «Но я не сделал этого. Я бежал…» Он резко сел в постели, яростно протирая глаза. Да где же ты, чёртов сон?! Часы тихонько пикнули, сообщив о том, что уже час ночи. «Я чувствую себя зверьком, которого заманивают в ловушку, а он ведётся и сам лезет в капкан», - подумал Шоичи, опуская ноги на прохладный пол. Он влез в джинсы, натянул футболку и, как был, босиком, направился к дверям, на ходу надевая очки. Кольцо в кабинете, погруженном во мрак, лежало на краю стола. Шоичи взял его в руки, прищурил глаза, рассматривая золотистый камень и резные крылышки. Крылья – символ свободы. Он подошёл почти вплотную к оконному стеклу и глянул вниз – на океан черноты, сверкающей ночными огнями Нью-Йорка. Голова вновь опустела – он взял кольцо, и показалось, будто так и надо. Он смотрел на искрящийся город, и чувствовал себя на том месте, на котором и должен быть. Кольцо скользнуло на палец, и Шоичи перевёл взгляд на таинственно мерцающий камень глубокого золотисто-охристого цвета. Из-за отсутствия света он казался темнее обычного. «Настоящее или подделка?» Не совершает ли он ошибку, идя на поводу прихоти Бьякурана? Тихо ступая по холодному полу босыми ногами, Шоичи вернулся к себе, и замер на пороге. На краю его кровати сидел человек, в чьём темнеющем силуэте без труда угадывался Бьякуран. Он сидел, чуть ссутулившись, устроив локти на коленях и сцепив пальцы. Появилось острое желание развернуться и уйти. Хотя бы снять с пальца кольцо – не дать Бьякурану увидеть его победу. - Я удивился, не найдя тебя. Шоичи подошёл ближе и опустился на кровать, поджав под себя ногу. Бьякуран так и остался сидеть спиной к нему. - Мне не спалось. - Ты взял кольцо? - Да. - Значит, ты веришь мне? - Нет. Часы пикнули в повисшей тишине. Два часа ночи. - Ты принял его, не смотря на то, что не разделяешь моих взглядов. - Неправда. Бьякуран запрокинул голову, рассматривая потолок. - Где именно неправда, Шо-тян? Ведь Вонгола – твоя семья, так? Ты сам это сказал. «Они никогда не были мне семьёй. Семьёй мне был ты». - Мне не нравятся ваши методы, Бьякуран-сан. Нельзя выстроить новый мир на крови и костях. - Значит, ты веришь в него? В мой новый мир? Шоичи скривил губы в бессильной злости. Бьякуран упорно пытался вытащить из него то, что так тщательно пряталось в самых глубинах души. Пытался распутать тугой клубок неясностей в мыслях, но клубок отчаянно сопротивлялся вмешательству извне, ощерившись колючками. - Я приму твоё молчание как согласие, – Шоичи не видел его лица, но чувствовал по голосу, что он улыбается. - А как тогда можно? На любви и доверии, как Савада Тсунаёши? Шоичи помедлил с ответом, тщательно взвешивая слова. - Нет. Тсуна романтик в душе и не видит чужих пороков. Любовь и доверие людей не исправят. Я знаю это, я видел. Я... «…такой же, как они. Лжец и предатель». - Но тебе не нравится мой способ крови и костей? Тогда научи меня. Научи, Шо-тян, покажи мне, как построить новый мир – тот, к которому я стремлюсь, но который ускользает из моих пальцев в самый последний миг. Раз за разом. Что-то тяжёлое давило на душу. Шоичи знал, что сейчас ему предстоит сделать выбор. Вернее, он знал, что выбор уже сделан, и этот выбор, что бы ни было потом, требовал крови. Пока жив Тсунаёши, будет продолжаться война. Пока жив Бьякуран – тоже. Но сомнений не было. Один раз Шоичи уже совершил крупную ошибку, и жизнь дала ему второй шанс. Им обоим. - Кстати, знаешь - я назвал эту базу «Незабудкой». Незабудка?.. - Нас не ждёт счастливый конец, Бьякуран-сан. Тихо скрипнула кровать, когда Бьякуран повернулся. - Мне не нужен счастливый конец. Мне вообще не нужно конца. Я хочу вечности. Его губы были сладкими, и от него пахло сахарной пудрой. Совсем как ребёнок, который наедается сладкого перед сном. А руки – неожиданно холодными; от их прикосновения к коже под футболкой по спине пробежала дрожь. «Если я сожгу все сомнения… - думал Шоичи, обвивая руками чужую шею и крепко прижимая к себе. Так крепко, как хотелось все эти годы. – Если я больше не стану оглядываться…» Бьякуран резко отстранился, беря его за подбородок и заставляя поднять голову. - Ты думаешь о чём-то серьёзном, Шо-тян, я вижу это по твоим глазам. - Не лезьте в мою голову. - Тогда вынырни из своих мыслей. Иначе утонешь. Его пальцы сдвинули в сторону рыжую прядь, и губы коснулись краешка уха. - Я слишком долго ждал тебя, Шо-тян, - прошептал он, - чтобы позволить утонуть.

Часть II

Шоичи снял микро-наушник, и устало откинулся на спинку стула. Напряжённых плеч коснулись смуглые ладони Червелло, принявшиеся умело разминать их. - Операция закончена, Ирие-сама. Девятый Вонгола заключён под стражу, его Хранители мертвы все, кроме Тумана – удалось сбежать. - Это ничего, - Шоичи ослабил галстук расстегнул ворот рубашки и прикрыл глаза. – Скоро он сам на нас выйдет – Бьякуран-сан не просто так велел оставить его в живых. - Он будет доволен. Выйдите с ним на связь? - Не хочу. Потом, я устал. Как дела у Кикё? Вторая Червелло протянула ледяную банку кока-колы, и Шоичи с наслаждением осушил её. Зубы заломило от холода. Всё то время, пока проводился захват итальянской базы Вонголы, он не покидал командного кресла, но необходимость следить сразу за всеми и реагировать на ситуацию мгновенно совершенно вымотала его. Тсунаёши никогда не давал ему таких важных поручений, и Шоичи попросту отвык командовать и думать за всех. Пришлось срочно вспоминать опыт «прошлого будущего». - Хуже. Вария сопротивляется, многие из отряда Кикё уже убиты. - Дайте бойцам отдохнуть и пошлите Кикё подкрепление, но не больше трети – нам нужно удержать эту базу, во что бы то ни стало. - Будет исполнено. Червелло аккуратно поглаживала его по волосам, и Шоичи позволил себе отрешиться от действительности, расслабляясь под мягкими прикосновениями девушки и ни о чём не думая. Имеет право. В какой-то степени он чувствовал гордость – он смог взять кажущуюся неприступной базу Вонголы и пленить Девятого. Вонгола на глазах разваливалась на куски. Девятый уже не был боссом, но его авторитет не вызывал сомнений – такого человека нужно держать в руках. Он уже стар, этот Тимотео – он был стар даже тогда, когда вся нынешняя верхушка Вонголы училась в школе. И именно поэтому он опасен – чем больше у человека опыта, тем точнее и больнее он будет бить по врагам. Появилось чувство, будто Шоичи этими мыслями пытается заглушить голос совести. Он не помнил, как справлялся с этим тогда, в несуществующем будущем. Может, утешал себя мыслью о том, что цель оправдывает средства и, в конечном итоге, всё во благо? Наверное. Он жил одной лишь целью – свергнуть Бьякурана, и эта цель давала ему силы жить. А что сейчас? Есть ли у него великая цель? «Наверное, я избавлюсь от сомнений только тогда, когда смогу посмотреть в глаза Саваде Тсунаёши». - Что с Десятым? – бросил он, резким движением плеч избавляясь от рук Червелло. Расслабился, и хватит. Он умел брать себя в руки и сжимать страхи сомнения в железные тиски. Не сейчас, не время для отдыха. Только наедине с собою. - Его местонахождение неизвестно. - Он наверняка где-то в Намимори. - От Бьякурана-сан не поступал приказ об отправлении войск в Намимори. Значит, пора с ним поговорить. Шоичи размял шею, хрустнув позвонками, и потянулся к компьютеру, чтобы выйти на связь с боссом. Вскоре экран ожил, на нём появилось знакомое лицо. Бьякуран улыбался и выглядел чрезвычайно довольным. - База Вонголы взята, - отрапортовал Шоичи, потирая глаза. Он не спал уже около трёх суток, урывая лишь часик на дремоту. Этот недосып давил на глаза, будто песку в них сыпанули, щедро так, от души, и сжимал голову тисками. - Молодец, Шо-тян, я знал, что ты с этим справишься, - ответил Бьякуран и отправил в рот большую ложку мороженого. – Как только убедишься, что угрозы итальянские силы Вонголы больше не представляют, можешь возвращаться домой. «Домой? – мысленно переспросил Шоичи. – Могу ли я называть вашу “Незабудку” домом?» - Я соскучился, Шо-тян. «Хотя, может, именно потому, что она – незабудка, я и могу позволить это себе». - Я бы хотел кое-что с вами обсудить. - Что же? – Бьякуран отвёл взгляд от камеры и стал увлечённо копаться ложкой в белёсой массе с фруктами. - Я хочу встретиться с Десятым Вонголой. Бьякуран продолжил своё занятие, но Шоичи мог поклясться - что-то неуловимое изменилось в нём. То ли движения руки стали резче, то ли взгляд – жёстче. - Зачем? - Обсудить его капитуляцию. - Ты хочешь, чтобы я отпустил тебя на встречу с Савадой Тсунаёши? - Да. - Я подумаю. Возвращайся, Шо-тян. Связь прервалась. Шоичи со вздохом опустил голову на стол и позволил себе в течение пяти минут посидеть без движения после тяжёлого разговора. А разговор был тяжёлым – к его концу Шоичи убедился, что появившаяся в Бьякуране резкость не плод воображения, а действительность. Резкость не исчезла даже к вечеру, когда Шоичи смог вернуться в штаб Джессо. Бьякуран, сидя в просторном кабинете, разливал шампанское. Окна, как и во всём здании, занимали всю стену, а режущая глаза белизна обитых кожей диванов приглушена мягким полумраком. Шоичи украдкой озирался - Бьякуран любил красоту во всех её проявлениях, и вкус, стоило признать, у него был. В этом кабинете ничто не казалось лишним – даже керамические лампы со свечами, разгоняющие густую темноту. Приятная обстановка, но Шоичи всё равно садился с опаской. Это как входить в клетку ко льву, который вчера лизал тебе руки, а сегодня готов откусить тебе голову. И не важно, что ничего острого и бьющегося, кроме столика и посуды, не было. Пить Шоичи не хотел, но и отказываться не стал, когда ему решительным жестом вручили высокий фужер с тонкой витой ножкой. Атмосфера была уютной и даже немного романтичной, но в воздухе витало напряжение, словно Бьякуран злился, и его злость электризовала воздух. - За твою победу, - тихо, с мягкой улыбкой, проговорил он и слегка наклонил свой бокал, позволяя ему самым краешком соприкоснуться с бокалом Шоичи. Раздался мелодичный хрустальный звон. Шоичи лишь пригубил шампанское – он быстро пьянел, а поговорить с Бьякураном следовало до того, как он напьётся. А Шоичи, ещё минуту назад не желавший даже капли в рот брать, твёрдо решил напиться, поймав на себе холодный взгляд босса. - Бьякуран-сан, - проговорил он, невольно отодвигаясь ближе к подлокотнику, будто подсознательно ожидая удара. А Бьякуран умел бить одним взглядом или тембром голоса. Но его жестом остановили, велев допить до дна. - Вы не дали мне ответ на мою сегодняшнюю просьбу, - лишь осушив фужер, Шоичи рискнул вновь затронуть эту тему. - Ты о Саваде? – безмятежно спросил Бьякуран, отправив в рот крупную ягоду клубники и облизнув шпажку. - Да. Я хочу с ним встретиться. - Для чего? - Я же объяснял – для обсуждения его сдачи. Он уже потерял довольно много. Его отец мёртв. - Да ну? Бьякуран действительно не знал об этом – слушать доклад он попросту отказался и велел рассказать обо всех достижениях и понесённых потерях завтра вечером, если нет ничего срочного, не терпящего отлагательств. - Да. Как и все члены CEDEF. Девятый пленён. Вария отбила нашу атаку, и Кикё пришлось отступить, но они не стали поддерживать Вонголу и не выступили в защиту Девятого. Тсуна один. - И часто ты к нему просто по имени обращаешься? Увлекшийся рассказом о боевых действиях Шоичи озадаченно поднял глаза. Бьякуран издевается? - Нет. Бьякуран рассматривал бокал, чуть покачивая его. - А кто вообще сказал, что мне нужна капитуляция Савады? - Вы хотите убить его? - А ты хочешь сохранить ему жизнь? Пламя свечей затрепетало и сжалось, словно в страхе. Шоичи бы тоже с огромным удовольствием сжался, но не имел права. Он выпрямился и опустил бокал. - Я хочу сохранить жизнь десяткам людей, которые будут гибнуть из-за вашего столкновения. Помните, я говорил вам: кровь и кости – не самый прочный фундамент. Тсунаёши может сдаться, если вы пощадите его близких – его мать, Девятого, его Хранителей, друзей. - Или он может снова завербовать тебя, так, Шо-тян? Шоичи с силой сжал пальцы. Испугавшись, что хрусталь лопнет, он с раздражением отставил жалобно звякнувший бокал на столик. - Вы мне не верите, - сказал он, сузив глаза. - Но я же доверил тебе руководить операцией, - Бьякуран вновь улыбнулся, но эта улыбка была свинцово-тяжёлой. - Вы мне не верите, - повторил Шоичи. Он поднял перед лицом ладонь, показывая ему кольцо. – Это всё же фальшивка? - Оно настоящее. - Тогда зачем вы дали мне его, если не верите? Зачем устроили этот балаган, назвав меня своим Погребальным Венком? Зачем притащили сегодня сюда? Зачем забрали тогда из церкви, не позволив умереть вместе со всеми? Шоичи чувствовал, как вместе с дозой алкоголя по венам разливается кипучая злость и горькая обида. Бьякуран смотрел и молчал, и это бесило ещё сильнее. Он оставался безучастен так, словно наблюдал за представлением. Трезвый и холодный расчёт уже однажды подвёл Шоичи – в этом Бьякурана ему не перехитрить. И не хочется уже хитрить. Не в этой жизни. Безумно хотелось хоть раз дать волю эмоциям. Ухватив Шоичи за руки, Бьякуран с силой дёрнул его, роняя на жёсткий пол, в какой-то паре сантиметров от горящей свечи. Лицо обдало жаром. Бьякуран наклонился, так низко, что почти коснулся кончиком носа щеки, щекоча кожу дыханием. - Я отпущу тебя к Саваде только если ты убьёшь его, - пальцы с такой силой сжали плечи, что Шоичи поморщился. – Ты можешь отправиться к нему, но если ты позволишь ему жить – не возвращайся. Трепещущие светлячки свеч отражались в потемневших радужках. Огонь танцевал в его глазах, и Шоичи казалось, что этот огонь сейчас опалит самую душу. - Почему? «Ну же, ответь хоть раз честно, твою мать!» - Ответьте честно, - повторил он свои мысли. – Я сделаю то, что вы хотите, если услышу честный ответ. Чуть отстранившись и не разжимая железной хватки, Бьякуран всматривался в глаза Шоичи, словно тщась в них что-то отыскать. - Ты слишком долго пробыл с ним. Он поднялся на ноги; Шоичи сел, потирая ноющие от боли плечи. - Это ваша вина, - вырвалось у него тихо. Он вздрогнул, поймав колючий и острый взгляд сиреневого льда глаз, которым наградил его промолчавший Бьякуран. - Вы верите мне? Шоичи не хотел слышать ответ: «нет», но прекрасно понимал, что если Бьякуран скажет: «да», то это будет ложью. - Я буду ждать тебя, Шо-тян, - бросил он через плечо и ушёл. Шоичи допивал бутылку в одиночку. Связаться с Десятым Вонголой удалось лишь два дня спустя. Всё это время Шоичи занимался мелкими делами вверенного ему отряда и к общению с Бьякураном не стремился. Бьякуран о себе знать тоже не давал. Зато давала знать боль: в голове, тяжёлая и давящая на виски, в первый день, и ноющая боль в животе – на второй. Шоичи чувствовал, как внутри всё завязывается тугим узлом - он нервничал. А ещё он боялся, что рука дрогнет, что решимость подведёт его в самый ответственный момент. «Неужели моя судьба такова: вонзать ножи в спины друзьям?» - с горечью думал он, ворочаясь в своей постели без сна. Решение было принято – следовать за тем, кто сам решил взять и собственную, и его судьбу в свои руки, но разве думал Шоичи, что его решение так скоро подвергнется испытанию? Они никогда не были друзьями, но всё же Тсуна - один из тех людей, без которых трудно представить себе мир. «Я так легко думаю о чужой смерти», - ужаснулся Шоичи на миг, но быстро успокоился. Если он позволит водовороту сомнений унести его, то это будет проигрышем. Проигрывать Шоичи не хотел. Он хотел... Он просто хотел быть рядом с человеком, у которого есть крылья. Тсунаёши - он из тех бескрылых, что никогда не взлетят. А Бьякуран будет лететь выше звёзд. Условившись встретиться в парке Палермо в полночь, подальше от любопытных глаз, Шоичи направился к шкафу, намереваясь снять униформу Погребального Венка, но в последний момент передумал. Не так уж и важно, во что одет палач. Быстро темнело. Жаркий июль остался позади; дождливый август в самом разгаре. Капли торопливо и резко застучали по стеклу. Шоичи попытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь окно автомобиля, но тщетно – даже дворники на лобовом стекле не справлялись с мощным потоком дождевой воды. Ливень кончился так же внезапно, как и начался; даже не потребовалось раскрывать предусмотрительно прихваченный с собой зонт. - Остановите здесь, - велел Шоичи шофёру, и открыл дверцу. Золотистый сумрак дохнул прозрачной свежестью и влагой. Шоичи зашагал по мокрому асфальту, залитому медными отсветами уличных фонарей. Влажно сверкала трава, обрамлявшая дорогу. Тсунаёши был один – сидел на мокрой скамье, дожидаясь назначенного времени. В груди что-то больно кольнуло – Тсуна настолько доверял своему былому соратнику, что рискнул прийти один и без охраны? Мог ли он быть столь доверчив? Лишь взглянув в глаза Тсуны, Шоичи понял, что в них нет даже тени доверчивости. На губах Десятого играла лёгкая улыбка, блёклая и бесцветная, а зрачки, казалось, не отражают уличный свет, а поглощают его. Жутковатое впечатление. - Я знал, что ты выйдешь на связь, - чуть хрипловато проговорил Тсуна, поправляя ворот пиджака – с мокрых волос на шею текла вода. – Как и тогда, в прошлый раз. Тсунаёши протянул руку для рукопожатия. Пальцы чуть дрожали, и этой дрожи, которой никогда не было прежде, хватило, чтобы понять: Тсуна сломлен. Он потерял любимую женщину, отца и бог весть кого ещё. Говорить с ним о капитуляции изначально было затеей бредовой. Шоичи надеялся суметь надавить и повернуть всё так, что Тсуна будет вынужден сдаться, но выход, навязанный Бьякураном, - единственно возможный. - Кто погиб? - Из Хранителей – Рёхей и Ламбо. Ламбо мёртв. Это стало неожиданным ударом. Из всех Хранителей он был ближе всех для Шоичи. Та теплота, что чувствовалась при крепком рукопожатии Ламбо, та непринуждённость, с которой он трепался о жизни, да даже те воспоминания о нелепице в прошлом, когда маленький ребёнок внезапно влетел в дом, поставив всю жизнь Шоичи вверх ногами - всего этого было достаточно для сожалений о преждевременной смерти хорошего человека. - Вария потеряла Леви А Тана, - продолжил Тсунаёши, спрятав руки в карманы брюк. – Сорок человек гостей мертвы, около двадцати получили тяжёлые травмы. Нескольких нашли только спустя несколько дней под завалами. Повисло молчание. Шоичи рассматривал скамью, чувствуя на себе тяжёлый взгляд Тсуны. Это неправильно – его взгляд всегда был лёгким, в его глаза приятно было смотреть. Сейчас в них цвела скорбь цвета коньяка. - У тебя есть план? – спросил Тсунаёши, нарушая молчание первым. – Бьякуран знает, что ты здесь? Шоичи вздохнул, понимая: дальше оттягивать нельзя. Чем дольше он стоит, слушая мёртвый голос Тсунаёши, тем прочнее его сковывает по рукам и ногам холод, идущий от Десятого. Он был приветлив, но сам Шоичи сейчас интересовал его как возможное орудие мести. - Так он знает? Рукоять пистолета легла в ладонь, точно влитая. Лишь мгновение потребовалось, чтобы нацелить дуло в лоб Саваде Тсунаёши. - Знает. - Значит, теперь ты решил быть с ним, - молвил Тсунаёши, опуская глаза и закрывая их. Он простоял так несколько секунд; Шоичи медлил. Он понимал, что Тсунаёши и сам не хочет жить. Он не тот человек, что сможет существовать, подпитываясь мощной силой жажды мести. Это непозволительная для босса мафиозного клана слабость. Тсунаёши сломлен. Если Шоичи оставит его в живых, то лишь продлит агонию. Тсуна будет мстить, он будет гореть огнём ненависти, пока не сгорит дотла. Палец лёг на курок; грянул выстрел. Тело Тсунаёши с крупной красной точкой во лбу обмякло и осело на асфальт. - ДЕСЯТЫЙ! Шоичи, словно завороженный, смотрел, как из раны на голове вытекает струйка густой крови, как она собирается в волосах, путается в них, смешивается с дождевой водой на асфальте. Из оцепенения его вырвала резкая встряска. Он часто заморгал и перевёл уже осмысленный взгляд на лицо Кикё. - Ирие-сан, нам нужно уходить, - проговорил он, вновь встряхнув Шоичи за плечи. - Откуда ты здесь? – Оглянувшись, Шоичи увидел Блюбелл. Девочка избавилась от обременяющей её одежды и встала между ними и Гокудерой Хаято с Ямамото Такеши. Взгляд Гокудеры, наполненный яростью и слезами, был направлен на бездыханное тело Десятого, но жёсткий и суровый взгляд Ямамото прожигал Шоичи. - Уходим, Ирие-сан, ваша работа окончена. Шоичи позволил увести себя. Неужели Тсуна всё-таки не доверял ему и привёл с собой охрану в лице Хранителей? И может, он вовсе не смирился со смертью, а просто ждал, когда его спасут? Нет, он не смог бы так поступить. Он сам ринулся бы в бой, желая оградить от него друзей. Значит, они пришли сами? Вероятно. Даже если Десятый Вонгола доверяет некоему Ирие, кто сказал, что и другие будут доверять ему? - Вас прислал Бьякуран, - проговорил Шоичи, садясь в машину. Только сейчас он заметил, что так и не выпустил из рук пистолета. Оружие отправилось назад, в кобуру. Пора привыкать ходить с ним везде, даже в собственной спальне. - Да, - Кикё кивнул. Он сел рядом и движением руки поторопил шофёра. – Он сказал, что некоторые из товарищей Десятого излишне ретивы, и вы можете не догадываться об угрозе с их стороны. - Это было глупо, - Шоичи чуть скривил губы. Действительно, глупо – прийти одному, без подстраховки. В отличие от Тсунаёши, от которого, на момент встречи, осталась лишь пустая оболочка, Шоичи хотел жить. Но эти дни он был так занят разборками с совестью и прочими весьма зыбкими понятиями, что совсем расслабился и перестал думать о собственной безопасности. До базы удалось добраться лишь к трём часам ночи. Шоичи, утомлённый двумя перелётами и эмоциональной встряской, чувствовал себя жутко вымотанным, но всё равно направился не к себе, а к Бьякурану. У входа в спальню его встретила бдящая секретарша, попытавшаяся не впустить Шоичи в столь поздний час. Босса дёрнула нелёгкая выглянуть, как ни в чём не бывало поцеловать, прямо при секретарше, Шоичи в щёку, и лишь тогда позволить войти. - Позёрство вам не к лицу, - сообщил Шоичи, смущённый такой откровенной демонстрацией не совсем официальных отношений при посторонних. - Да ладно, - улыбнулся Бьякуран. Он был в одних брюках, взъерошенный, но не заспанный. - Вы не спали? - Нет. Бросив взгляд на разобранную постель Бьякурана, Шоичи почувствовал себя ещё более уставшим, словно не спал целую неделю. Но обида за резкость Бьякурана кольнула, не давая расслабиться. - Я пришёл доложить, - холодно бросил он, - что Савада Тсунаёши мёртв. Как вы приказали. Развернувшись, чтобы уйти, он почувствовал чужие пальцы, сомкнувшиеся на его запястье. - Я тебе ничего не приказывал, - с лёгкой ноткой укора ответил Бьякуран. - Разве? - Да. У тебя был выбор, Шо-тян. - Нет, Бьякуран-сан, - Шоичи высвободил руку. – У меня не было выбора Он ушёл, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Секретарша слащаво улыбнулась ему, но стоило Шоичи злобно на неё зыркнуть, как елейная улыбочка завяла, и девушка вернулась к работе. Сил на переодевания и подготовку ко сну – хотя бы смыть с лица дорожную пыль - не осталось, визит к Бьякурану выпил всё. Шоичи рухнул на кровать, точно подкошенный, и постель встретила его прохладными объятиями. Кажется, он успел задремать, когда почувствовал чьё-то присутствие за спиной. Чувство подтвердилось – кровать тихонько скрипнула, приняв на себя чужой вес, а по спине прошла дрожь, когда кожи между лопатками коснулись обжигающе-горячие губы. - Зачем вы пришли? – спросил Шоичи. Он хотел, чтобы голос звучал так же холодно, как в кабинете, но вышло устало и измученно. - Ты же ушёл, - ответил Бьякуран. - Вот именно – я ушёл, - бросил Шоичи, резко поворачиваясь, уходя от новых поцелуев, и всматриваясь в темнеющий силуэт. - Если ты хочешь уйти – уходи. Я просто пойду за тобой. Бьякуран улыбался. Его пальцы скользили по плечу Шоичи, едва касаясь кожи самыми кончиками. В какой-то миг они прошлись по ключице, коснулись изгиба шеи, а потом сорвались вниз, смыкаясь, столь же грубо, как десять минут назад, на запястье, вдавливая в постель. Шоичи захотелось сопротивляться – нечего думать, что можно так просто прийти, словно и не было той ночи два дня назад, словно не было сегодняшнего вечера, словно ему не пришлось собственными руками по приказу босса застрелить товарища. Но он не стал. Чёрт знает, почему. Слишком плохо было, слишком хреново на душе. Хотелось утешения. Свободная ладонь легла на чужой затылок, зарываясь пальцами во взлохмаченные волосы. Потянувшись к чужим губам, Шоичи впился в них резким крепким поцелуем. К чёрту приторную нежность. Уснуть не удавалось долго. Бьякуран отключился почти сразу, уткнувшись носом Шоичи в шею и довольно мурлыкнув что-то нечленораздельное. Шоичи же смотрел в полоток и размышлял. Приходилось ли Бьякурану убивать кого-нибудь собственными руками? Или за него это всегда делали другие? Внезапно Шоичи понял, что хочет посетить похороны Тсунаёши. Наверняка его будут хоронить по итальянскому обычаю – в земле предков всей мафии. Но имеет ли он право присутствовать? Вынесет ли он взгляды Вонголы, полные ненависти? Ведь Гокудера и Ямамото наверняка не станут умалчивать о личности убийцы их босса. Может, его даже попытаются убить прямо на месте. «Не будь мягкотелой улиткой», - обругал он себя. Если он хочет, то должен пойти. Возможно, тогда ему станет легче, и перед глазами больше не будет стоять побледневший труп Тсунаёши с пустыми глазами и окровавленным лбом. Тогда он перестанет корить себя, ведь он сделал то, что должно. И поступил бы так снова, появись возможность изменить прошлое. «Я ни о чём не жалею». «Пока что», - шепнул тонкий голосок внутри, когда Шоичи уже проваливался в глубокую яму серых, тусклых и полных безысходности снов. Разбудил его чувствительный укус за ухо. Шоичи едва не подскочил, в последний миг вспомнив, где он находится. - С добрым утром, Шо-тян, - Бьякуран расплылся в улыбке и потрепал его по рыжей макушке. – Как спалось? - Плохо, - буркнул Шоичи, откидывая одеяло, потягиваясь и тут же натягивая его снова до самого подбородка – в комнату, не постучавшись, вошла секретарша Бьякурана с подносом в руках. Он, казалось, не замечал многозначительных взглядов своей помощницы, которыми та буквально пожирала начальство, а вот Шоичи их замечал. Ему показалось, что к его щекам приложили что-то раскалённое – так им стало жарко. - Я попросил Люсию принести нам завтрак, - оповестил Бьякуран, когда девушка вышла. – О, ты покраснел. - Вы это специально, да? – Шоичи заполз под одеяло с головой. – Где мои Червелло? Они, хотя бы, настолько вымуштрованы, что лишь сделают вид, будто ничего странного не происходит, и вообще, они тут предмет мебели. - Соскучился по ним? – недобро прищурился Бьякуран. Шоичи высунул голову из-под одеяла, подумал, помотал головой и засунул её обратно. Мало ли, что он там подумает. А потом тела бедных девушек найдут в какой-нибудь канаве. Поспать ещё немного Шоичи не дали – вытащив его из-под одеяла и позволив натянуть штаны, Бьякуран усадил его за стол, ранее заваленный дисками, журналами и проводами. Ныне всё это валялось на полу, а на очистившемся месте красовался поднос с завтраком: воздушным омлетом, поджаренным беконом, тостами и кофе. - Какого чёрта она трогала мои вещи? – Шоичи раздражённо поднял с пола наушники. – Бьякуран-сан, я не люблю, когда прикасаются к тому, что лежит у меня на столе. Бьякуран невозмутимо снял ложечкой пенку с капучино. - Ей сделают выговор. - Она мне не нравится. Вместо того чтобы делать свою работу, глазеет по сторонам и косится на вас. - Ревнуешь? Шоичи задумался. - Нет, - чистосердечно соврал он, принимаясь за омлет. - Раз она тебе не нравится, я её уволю. Вздохнув, Шоичи в два глотка осушил чашку с кофе и покосился на чашку Бьякурана. Тот с хитрой улыбкой отодвинул её от себя. Шоичи дважды повторять не пришлось, и вторая порция кофе отправилась в его желудок. - Просто уберите её подальше от меня, - со вздохом попросил он. – Бьякуран-сан, я хотел бы просить у вас разрешения взять отгул на пару дней. - Зачем? - Я хочу присутствовать на похоронах Десятого. Улыбка застыла на губах Бьякурана, но Шоичи видел, как резко похолодел его взгляд. Может, он и умел надевать маски благодушия и доброжелательности, но глаза выдавали его. - Зачем? Он уже мёртв, - нож Бьякурана противно скрипнул, прочертив по фарфоровой тарелке полосу. - Я убил его. Впервые в жизни я запачкал руки чужой кровью. Я имею право видеть его. - И видеть слёзы его матери? - Я не... - Или слёзы его подружек? Застывшие лица его друзей? Тебе понравится смотреть на это, Шо-тян? Шоичи резко встал. - Прекратите. Это возымело эффект – Бьякуран замолчал, но извиниться за резкость и не подумал. Что за странное поведение? Может, он ждал, что его слабохарактерного Венка будет выворачивать наизнанку при одном воспоминании об убийстве, и теперь он разочарован? Его садизм простирается настолько далеко? - Вы ведёте себя так, словно до сих пор подозреваете меня в предательстве, - проговорил Шоичи и отошёл от стола. – Трупу я уже не присягну на верность. Отыскав очки и водрузив их на переносицу, Шоичи стал одеваться, искоса наблюдая за Бьякураном. Он не ел – смотрел в окно. - Я узнаю, когда похороны, - проговорил он и тоже встал. Шоичи хотел взять его за руку, но Бьякуран одёрнул её. Столь резко, что в Шоичи мгновенно вспыхнула злость; он обогнал Бьякурана и пулей вылетел из комнаты, на сей раз от души хлопнув дверью. Известие о том, что похороны состоятся завтра утром, ему принесли Червелло. Они же пригласили его спуститься вниз и сесть в автомобиль, в котором уже сидел Бьякуран, отвернувшись к окну. Солнце слепило глаза. Стояло полное безветрие; кладбище гудело сотнями голосов. Множество незнакомых лиц, множество смутно знакомых силуэтов – Шоичи пробегался взглядом по каждому из этих людей, пока не приметил Хром Докуро. Её бледное лицо казалось блеклым из-за строгого чёрного платья. Лепестки белой розы в руках поникли и окрасились вялой желтизной по краям, но девушка позабыла о ней – лишь бездумно колола себе пальцы острыми шипами. Единственный уцелевший глаз Хром расширился от удивления, когда она увидела среди зловещей шевелящейся массы людей, облачённых в чёрное, Бьякурана в белом костюме. Он казался ослепительной каплей жидкого хрусталя среди этого моря скорби. На его лице не было улыбки, не было торжества, но не было и грусти или тоски. Полнейшее безразличие. Сделав вид, что не заметил её, Шоичи прошёл мимо. Словно тени, следовали Кикё и Закуро, одетые строго и парадно. Только теперь Шоичи заметил, что совсем не видит Дейзи, бывшего Хранителя Солнца Венков. Или же настоящего Хранителя? Приблизиться к гробу ближе Шоичи не решился. Там стояла мать Тсунаёши – мертвенно-бледная, глядящая прямо перед собой. Даже слёзы на её щеках показались стеклянными. - Ты сожалеешь, что убил Саваду Тсунаёши? – спросил Бьякуран, когда они остановились поодаль. - Я сделал то, что вы мне приказали. Приказы не обсуждают. - Я же говорил, Шо-тян. Это не был приказ. Шоичи смотрел, как люди по одному или по двое подходят к гробу, попрощаться. Промелькнули отливающие золотом волосы Дино Каваллоне. Наверное, с ним и Реборн. - Я ни о чём не сожалею, - твёрдо ответил он. Ему жаль этого человека, не по своей воле взвалившего на себя тяжкое бремя ответственности за огромный клан. Жаль человека, потерявшего невесту у алтаря. Жаль человека, который не смог найти в себе силы жить дальше. Но жаль ли ему тех, кто плачет сейчас над его гробом? - Ты провёл с ним десять лет, - напомнил Бьякуран. - Я всегда был предан вам, Бьякуран-сан. Даже тогда, когда вы выбросили меня из своей жизни. «Даже тогда, когда я сам сбежал от судьбы», - продолжил он про себя, не решившись сказать это вслух. Может, не окажись он таким трусом изначально, всё было бы иначе? Может, он сам был бы другим человеком. Может, Тсунаёши остался бы жив, или погиб бы от другой руки. Или Шоичи было бы совсем просто это сделать. Это ведь так легко, убить человека – нажать на курок, и всё. - Это почти признание в любви, - с ноткой весёлости ответил Бьякуран. Шоичи бросил на него быстрый взгляд – впервые со вчерашнего утра Бьякуран улыбнулся той естественной улыбкой, что посещала его только наедине с Шоичи. - Это признание в уважении. - А-а, так ты спишь со мной из уважения? Закуро прыснул. На них стали оглядываться, и Шоичи почувствовал, как краснеет. - Давайте не будем здесь об этом, - со всей возможной невозмутимостью попросил он. Кикё цыкнул на Закуро, и тот моментально заткнулся, хотя, когда он посматривал в сторону Шоичи, в его карих глазах плясали огоньки надменного веселья. «Как же я не люблю этого типа. Жаль, нельзя сказать Бьякурану: “Он мне не нравится, увольте его”». Заиграла музыка. Крышку гроба опустили и стали заколачивать; Нана стояла рядом, вытянувшись по струнке, прямая, как осина, с лицом, будто высеченным изо льда. Сильная женщина. Она крепилась долго, но, когда гроб с телом Савады Тсунаёши стали опускать в землю, не выдержала и разрыдалась на плече Гокудеры. Гокудера, весь в чёрном, сжимал и разжимал кулаки, глядя куда-то в пространство. Его насупленные брови и остекленевший взгляд бирюзовых глаз выдавали бушующую в нём бессильную ярость. Ямамото заметил Шоичи первым. Он тронул друга за плечо, и Гокудера резко обернулся, придерживая Нану за плечи. - Вот теперь, пожалуй, самое время предложить им перемирие, - проговорил Бьякуран, щуря глаза от солнца. - Они не согласятся, - с твёрдой уверенностью ответил Шоичи. Он видел слепой гнев Гокудеры и холодную злость Ямамото. Они будут мстить, если Тсунаёши не оставил им плана дальнейших действий. Что маловероятно. - Тем хуже для них, - вставил Закуро, лениво потягиваясь и похрустывая суставами. – Я бы хотел размяться. Гокудера мягко отстранил от себя плачущую женщину и направился в их сторону, не сводя взгляда с Шоичи. - Ублюдок. - Тише, тише, Хаято-кун, - осадил его Бьякуран. – Мы не драться пришли. - Тогда нахрена? Ямамото положил руку Гокудере на плечо, но он и не думал сбавлять обороты. - Предложить вам сделку. - Никаких сделок, - Гокудера достал коробочку. – Сдохни, Бьякуран, вместе с этим отродьем. Предатель. Десятый верил тебе! - Что за сделка? – раздался голос Хром. Девушка нетвёрдым шагом подошла ближе, опираясь на трезубец. Похоже, она не ела все эти дни, или совсем не спала: под глазами пролегли тёмные круги, а кожа вблизи показалось серой. - Сдавайтесь. - Ни за что. Гокудера не ринулся в атаку лишь потому, что на его плече по-прежнему лежала рука Ямамото, сжимавшая ткань с такой силой, что костяшки пальцев побелели. - Смерть Савады Тсунаёши означает смерть Вонголы. Если вы сдадитесь, вам сохранят жизни. Вам, и вашим близким, - Бьякуран с очаровательной улыбочкой сделал акцент на последнем слове. - Выбор за вами. - Дай нам время подумать, - попросила Хром, но Гокудера её перебил. - Катитесь к чёрту, твари! Никаких сделок! Мне не нужна милость в виде «подаренной» жизни! - А твоей сестре? – спросила Хром, поворачиваясь к нему. - Она может сама за себя постоять. - А отцу Ямамото? А жене Рёхея? А Хару? Он знает нас всех и знает наши семьи. - Умная девочка, - Бьякуран улыбнулся чуть шире. – Может, мне стоит кого-нибудь убить, чтобы Хаято-кун думал быстрее? - Нет, прошу вас, не надо, - она подняла взгляд и посмотрела на Шоичи. Её единственный глаз поразил его – в нём застыла решимость. Наверное, это тоже великая сила – суметь справиться с гневом и ненавистью, отказавшись от жажды мщения ради сохранения чужих жизней. - Тогда даю вам два месяца на размышления – это много, достаточно для обдуманного решения. Любое нападение на моих людей с вашей стороны будет рассматриваться как отказ. - Ирие-сан. Шоичи вздрогнул, когда Хром обратилась к нему. Бьякуран в сопровождении Закуро удалился к машине, но Кикё остался стоять позади. Слабая по силе, но звонкая оплеуха застала его врасплох. - Я никогда не прощу вам того, что вы сделали, - дрожащим голосом проговорила Хром. – Но прошу вас, скажите. Можно ли верить слову Бьякурана? Я хочу сохранить то, что у нас осталось. - Да, - твёрдо ответил он. – Моё слово. - Но если мы, Хранители, сдадимся... Нас убьют? - Не знаю. Вам следует обдумать все варианты, времени много, Докуро-сан. Шоичи ушёл, чувствуя, как его спину сверлят два взгляда, полных ненависти. Пожалуй, у Хром был шанс остаться в живых – она не будет представлять угрозу, если сдастся. Но вот Гокудера или Ямамото... Они не пойдут на мировую. В аэропорт ехали молча. Закуро пребывал в возбуждённом веселье, но Кикё затыкал его одним только взглядом. Бьякуран казался погружённым в свои мысли, и Шоичи не отвлекал его. Он смотрел, как мимо проплывают надгробия, католические кресты, кельтские, и бог весть какие ещё символы. Одни были чисты и ухожены, другие – покосились и заросли сорняками. Когда умрёт он, Шоичи, будет ли хоть кто-то приходить на его могилу и следить за ней? «Я хотел бы жить вечно». - Что ты сказал, Шо-тян? – Бьякуран повернул к нему голову, выныривая из глубин своих раздумий. - Что хотел бы жить вечно, - вздохнул Шоичи. – Мне не нравятся кладбища. Они напоминают мне о том, что когда-нибудь мы все будем гнить в земле. Хотя, я бы предпочёл гореть в крематории. - Не все, - с загадочной улыбкой ответил Бьякуран. Он наклонился к уху Шоичи и несильно укусил его за самый краешек. – Смерть – это слишком скучно, Шо-тян. Кикё сделал вид, что ничего не видит. Закуро громко фыркнул, но тут же сделал вид, что его вообще здесь нет – Бьякуран наградил его таким пронзительно-холодным взглядом, что даже у Шоичи пробежал холодок по спине.

Часть III

Обозначенные два месяца полетели слишком быстро. Близился ноябрь. Пожар осени неотвратимо гас. Скоро он отгорит своё, оставив после себя пепел снега и черноту выжженных ветвей деревьев. Осенне-серая хмарь неба сменится свежей чистотой лазури. А холодные дожди – тихим снегопадом или вьюгами. Шоичи чувствовал, как ветер забирается под просторную белую футболку, но даже не пытался запахнуть форменный плащ плотнее. Лишь наблюдал за развернувшейся внизу картиной. Он ждал, что вот-вот в душе поднимется волна ужаса и отвращения, но они не спешили просыпаться. Стук молотков и голоса равнодушно переговаривающихся между собой рабочих в форме Джессо не вызывали ничего, кроме горечи. - Зачем всё это? – спросил он, отвернувшись от распахнутого окна. Сил смотреть на сколачиваемые кресты больше не было. - Тебе не нравится? – Бьякуран подпёр голову рукой и пробегал глазами по документам. Важным документам, которые стоило бы читать внимательно и вдумчиво, но когда он утруждал себя подобным? - Вы могли бы сохранить им жизнь. Ведь они сдались. К чему лишняя кровь? - Я не могу их помиловать. Сдалась только Хром Докуро. - Но... - Я не трону тех, кого она привела с собой, как и обещал. Разве, - Бьякуран поднял глаза, бросив на Шоичи внимательный взгляд, - ты не этого хотел? - Тогда почему нельзя просто застрелить их? К чему устраивать показное, псевдо-религиозное зрелище из казни? Проявите милосердие! Бьякуран не ответил. Да и нечего тут отвечать – Шоичи и без лишних слов прекрасно понимал, что он действительно был милосерден. Иначе мать Десятого не была бы сейчас в безопасном месте, а ожидала своего креста. Так же, как девочка из Китая, подруга Ламбо, как Миура Хару и несколько других людей – незнакомых, но слишком слабых, чтобы бороться за себя и за других. Шоичи до последнего мига не верил, боялся, что Бьякуран обманет Хром Докуро и уничтожит всех тех, кому обещал жизнь, но... он сдержал слово. Покинув кабинет, Шоичи вышел на улицу и остановился у подножия сверкающего зеркального обелиска «Незабудки». Нью-Йорк полностью подконтролен Джессо, ни один человек, став свидетелем жестокой казни, не скажет и слова против. Небо хмурилось – должно быть, скоро пойдёт дождь. Шоичи ждал этого дождя – если кто и достоин плача неба, так это Хром. Ни толпы из членов семьи, ни случайных прохожих (их разгоняли, чтобы не путались под ногами) никого – только те, кто делает своё дело. Поневоле Шоичи почувствовал лёгкую гордость – никто не считает чужую смерть поводом, достойным праздника. Джессо не воплощение зла, каковой Шоичи в той, другой, жизни хотел её видеть. Такая же семья, как и любая другая – в меру жестокая, в меру мстительная. А как иначе? Было бы глупо настаивать на помиловании. Шоичи понимал: важно показать, что случится с теми, кто пойдёт против Джессо. Иначе нельзя. Но разве должно от понимания становиться легче? Вывели Хром. Босая, в одной белоснежной кружевной сорочке, с растрёпанными сливового цвета волосами, свисающими на лицо. Повязка сорвана с лица, являя пустую глазницу, изуродованную тонкой сеточкой белёсых шрамов. Единственный глаз запал и казался потухшим. Хром держали под руки, но шла она самостоятельно, ступая босыми ногами по укрытому сухой золотистой листвой асфальту, и каждый её шаг сопровождался тихим шуршанием. Следом выволокли взъерошенную девицу с рыжими волосами и слезами гнева в синих глазах. Шоичи никогда не видел её, но Бьякуран просветил, что эта девушка – из окружения Рокудо Мукуро. «Я чувствую себя чудовищем, но мне ни капли не жаль её». Хром опустили на сколоченный деревянный крест, растянули руки в стороны, выпрямили ноги. Рыжую девицу пришлось держать двум мужчинам; рот её непрестанно изрыгал проклятия на итальянском, французском, японском языках. Девица ругалась цветисто и с чувством. Маленькие деревянные бруски легли на раскрытые ладони. Хром повернула голову и взглянула на Шоичи. От взгляда, полного решимости и твёрдости, у него прошёл холодок по спине. Эта женщина оказалась сильнее Савады Тсунаёши. Она, как и её босс, потеряла всё, но не сдалась. Обстоятельства не сломили её – она отдавала себя в жертву, покупала жизни товарищей в обмен на свою. Кажется, рыжая кричала что-то о безволии Хром, о её слабости. Нет, глупая девица, это сила. Такая сила, о какой Шоичи и мечтать не мог. Сила такая же, как и у Юни, отдавшей свою жизнь там, в иной реальности. «Я никогда не смогу стать таким, как ты, Хром Докуро. Мне так жаль, что я потеряю тебя, даже не узнав ближе». Застучали молотки. Глаз Хром расширился от боли, спина выгнулась дугой, рот раскрылся в беззвучном крике. Меж пальцев потекла кровь. Густые струйки обильно стекали по дереву в листву, впитывались в развороченную ради казни землю. Послышался хруст пробиваемых костей, когда стали прибивать к кресту ноги. Хром - она как ангел, чистая, храбрая, невинная, обагрённая своей жертвенной кровью. Ангел, распятый в серости и хаотичности мегаполиса. Ожидаемого дождя не случилось. Пошёл снег. Крупные хлопья медленно кружились, опускались на тёмные волосы Хром, касались обнажённых вздрагивающих плеч и таяли. Кресты устремились в небо, когда напряглись толстые канаты, вздрогнули, и замерли, врытые в землю. Два тела беспомощно обвисли; из ран на ладонях капала кровь, кровь стекала по кресту от пробитых клиньями ступней ног. Адская боль, мучительная смерть от холода и жажды. Рука потянулась к кобуре. Один выстрел в голову, и конец мучениям. Пальцы на рукояти пистолета накрыла чужая ладонь - Бьякуран умел неслышно подкрадываться. Он словно чувствовал, чего хочет его Венок, и не отпускал, лишая возможности облегчить страдания Хром. Сейчас Шоичи счёл бы за великое благо - иметь возможность подарить смерть. Он поднял глаза к небу. Оно казалось совсем чёрным, как сажа – закопченным дымом от золотисто-алого костра деревьев. - Я не могу, Бьякуран-сан. Позвольте мне... Шёпот такой тихий, что кажется, словно он растворился, едва сорвавшись с губ. Услышали ли его? Не имеет значения. Чужие руки легли на плечи, отворачивая от двух распятых женщин и уводя внутрь здания. Глаза предательски защипало. В последний раз Шоичи плакал в далёком детстве, но сейчас внутри всё жгло от осознания неправильности. Почему такие люди, как Хром, должны умирать? Её самоотверженность оказалась слишком яркой – она опаляла. - Ты плачешь? - Нет. Щёку обожгло чем-то влажным. - Каждый получает то, что заслужил, Шо-тян, - Бьякуран приподнял его лицо за подбородок и слизнул солёную влагу. - У неё не было выбора. - Ошибаешься. Выбор есть всегда. Она слаба, Шо-тян. - Вы не понимаете. Бьякуран поцеловал его в уголок губ и улыбнулся, словно неразумному ребёнку. - Боюсь, это ты не понимаешь. Жить – удел сильных. Смерть – слабым. - Она сделала это ради друзей. - Она просто испугалась ответственности за их жизни и решила спасти самым простым способом, вместо того чтобы бороться со мной. Я убил бы всех, кого она привела – нельзя купить жизни других своей слабостью, но ведь тогда Шо-тян будет злиться. - Вы монстр, - прошептал Шоичи и крепко прижался к его груди. – И я тоже. - О, нет, Шо-тян, - Бьякуран искристо рассмеялся, обнимая его за плечи. – Мы ближе к ангелам, чем ты думаешь. Эти слова не принесли ожидаемого утешения. Всю ночь после казни, Шоичи не мог уснуть. Слушая равномерное дыхание спящего рядом Бьякурана, он смотрел в потолок и, как в ночь после смерти Тсунаёши, видел перед собой лицо Хром в обрамлении спутанных волос цвета сливы. Её взгляд. Разве может слабый человек смотреть так твёрдо? Он хотел выйти к крестам и вновь взглянуть на Хром, должно быть, ещё живую, но не смог себя заставить. Лучше поскорее выбросить её из головы и забыть. Он не Савада Тсунаёши, он не сможет всем помочь. Он и не должен всем помогать. «Если бы ты был рядом все эти годы, мне было бы легче... легче смириться». Дни текли, сливаясь в недели, выматывая Шоичи и морально, и физически. Лишь недавно Бьякуран разрешил снять с крестов разлагавшиеся тела, и Шоичи с облегчением смог вздохнуть. Теперь можно смотреть в окно без боязни увидеть гниющие трупы. Он уже не вспоминал о Хром – мертвецу плевать на душевные терзания живых, но к горлу подкатывал ком тошноты при одном воспоминании о телах под окнами. Вволю налюбовавшись опустевшей площадью перед зданием, Шоичи плюхнулся в кресло возле своего рабочего стола. Всё это время он работал, как проклятый, с трудом находя свободное время. Но сейчас можно десять минут побездельничать, сидя с закрытыми глазами и слушая музыку. Увы, затем пришлось взяться за работу. Руки будто свинцом налились, не желая тянуться за бумагами и чертежами, нажимать на клавиши. - Вам следовало бы отдохнуть, Ирие-сама. В спальню, коротко постучавшись, вошла девушка Червелло. Странно, что одна – обычно они ходят парами. Шоичи потянулся, зевнул и поправил очки. - Это важно. Я должен закончить до завтрашнего вечера. Червелло аккуратно сомкнула пальцы на его шее, слегка помассировав, и принялась за плечи. - Сделать вам кофе, Ирие-сама? - Да, не откажусь. Иначе я снова отключусь за компьютером. Размяв плечи, девушка ушла и вскоре вернулась с подносом. Отхлебнув горячего кофе так торопливо, что едва не поперхнулся, Шоичи вяло взял из вазочки печенье и погрыз его. - А где та, другая? – поинтересовался он. - Это важно, Ирие-сама? - Да нет, - махнул он рукой и принялся за второе печенье. Эти Червелло – сплошная головная боль. Шоичи не любил загадки прямо у себя под носом. Но не прижимать же их обеих к стенке, силой вытягивая интересующую информацию. – У вас вообще имена-то есть? - Да, Ирие-сама. - И как вас зовут? – спросил он, догадываясь, какой получит ответ. - Мы не разглашаем их. Простите, Ирие-сама. - Ничего. А Бьякуран знает? - Нет. Шоичи допил кофе и забрал себе вазочку с печеньем. Вообще-то, он сейчас не отказался бы от банки колы и пачки чипсов, но такая еда вряд ли поспособствует умственной деятельности. «Взять, что ли, настоящий отгул? Побродить по супермаркету, накупить вредной еды, проваляться целый день на диване с ноутбуком, слушая музыку, просматривая фильмы и поедая всё купленное? Или, может, соблазнить колой Бьякурана? Хотя, его, наверное, можно заманить только зефиром, мороженым и большим пакетом мармелада». - А у вас все такие... одинаковые? – Шоичи пошуршал бумагами, понял, что ничего не понял, и убрал их подальше. Его взгляд упал на панораму за окном: солнце, окрасив небо в пунцовый цвет, клонилось к горизонту. Порозовевшие облака замерли на месте – похоже, на улице стояло полное безветрие. - Одинаковые? – в безразличном голосе Червелло появились нотки удивления. – Мы разные. - Ах, разные, да... – несколько сконфужено ответил Шоичи. Девушки походили одна на другую, как две капли воды. Неужели у них есть такие различия, незаметные постороннему, но известные им самим? – Ладно, можешь идти. Сегодня мне больше ничего не понадобится. Червелло ушла, и Шоичи упал головой на клавиатуру. Порой ему становилось чертовски неуютно в обществе этих особ. Столько вопросов, связанных с ними, и ни одного ответа! Почему они носят эти одинаковые маски? Почему скрывают имена? Почему они так похожи, что глаза Шоичи не могут уловить различий? Почему они практически никогда не ходят в одиночку? И ведь, кажется, именно они вручили Бьякурану кольца Марэ. Кто же они такие, чёрт побери? Почему в Битве Колец они приняли сторону Занзаса, а теперь (да и в том будущем, что было ранее) они с Джессо? Может, это какая-нибудь религиозная секта? Или же одна из тех загадочных организаций, как Вендиче, что всегда скрывают свои лица и не называют имён? Безликие и безымянные стражи... чего? Шоичи устроил руки на столе и положил на них голову так, чтобы можно было наблюдать за солнцем. Раскалённый красный шар уже наполовину скрылся из виду. На плечи легли чьи-то ладони, едва не заставив подскочить. Легли – и соскользнули вверх, прошлись по шее, мягко погладили пальцами нежную кожу за ушами. - Я не слышал, как вы вошли, Бьякуран-сан, - Шоичи поправил очки и обернулся. - О чём задумался, Шо-тян? – Бьякуран обвил шею Шоичи руками и крепко обнял, приятно щекоча щёку дыханием. - О Червелло. Вы знаете что-нибудь о них? - Ничегошеньки. - И вы им доверяете? - Ни капли. Но пока что они полезны, да и в «прошлом будущем» показали себя с хорошей стороны. Они не предавали. Шоичи отстранился и, поднявшись на ноги, принялся собирать чертежи, разбросанные по столу. Он всё ещё помнит об этом. И наверняка будет напоминать каждый раз в течение всей жизни. Ты предатель, Шоичи. - Бьякуран-сан. - М? - Тогда, во время битвы Чойс... Когда я... «... валялся почти трупом на асфальте» - ... был выведен из игры, вы что-нибудь чувствовали? Хотели моей смерти? Или вам было всё равно, что будет с предателем? Руки Бьякурана сомкнулись на талии, а сам он крепко прижался к чужой спине. - Я хотел убить тебя. Шоичи почувствовал, как губы против воли кривятся в горькой усмешке. А чего он ещё хотел? Пожалуй, это всё же лучше, чем безразличие к судьбе того, кто обманул доверие. Если оно вообще когда-нибудь было. Предатели достойны лишь смерти. - За то, - продолжил Бьякуран, больно кусая шею, - что ты выбрал Саваду Тсунаёши, а не меня. Ладони Бьякурана забрались под его рубашку, легко царапая ногтями живот. Шоичи впился пальцами в столешницу, против воли подаваясь назад и прижимаясь крепче. - Ты пожалел о своём выборе, Шо-тян? Почувствовав ослабление ремня, он хотел отпрянуть – плохой способ заставить говорить правду, - но Бьякуран держал крепко, не давая даже обернуться. Зубы вновь чувствительно впились в кожу шеи. - Да-а... - Громче, Шо-тян. - Я жалел о том, что сделал. Прекратите, Бьякуран-сан... «Я должен был быть с ним», - промелькнуло в голове. Но все мысли мгновенно улетучились, стоило Бьякурану чуть отстраниться и надавить Шоичи на спину, заставляя практически лечь грудью на бардак на столе. Углы папок больно впились в живот. - Знаешь, а тебе идёт чёрный цвет, - прошептал Бьякуран, наклоняясь к его уху и поднимая чёрную ткань футболки к лопаткам. – Я подарю тебе чёрные крылья. Небо прекрасно, Шо-тян. Я хочу, чтобы ты познал небо. Сменить неудобную позу Шоичи не позволили, мягко, но властно вжимая в стол и задевая ногтями ещё не успевшие зажить с прошлого раза царапины на спине – короткие шершавые от спёкшейся крови росчерки на коже. Лишь когда Шоичи бессильно сполз на пол, потирая отпечатки краёв папок на груди и откидывая со лба мокрые волосы, он услышал стук в дверь. Кажется, стучали и раньше, но Бьякуран дверь открывать не пошёл, а Шоичи не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. «Я же отослал их», - с ноткой раздражения подумал он. Бьякуран вновь сделал вид, что ничего не слышал – опустившись на пол рядом с ним, он несильно кусал Шоичи за ухо. - Видимо, это срочно, - со вздохом Шоичи поправил очки и попытался пригладить взъерошенные волосы. Но слипшимся прядям было плевать на жалкие попытки привести причёску в порядок, и они продолжили торчать во все стороны в полном хаосе. Плюнув на волосы, Шоичи поднялся на ноги и направился к двери. Нужно точно отсюда уехать хотя бы на день. Не дёргали его только ночью, с двенадцати и до шести утра. Всё остальное время кто-нибудь мог заявиться к двери начальства и начать тарабанить с воплями: «Ирие-сан, спасайте, горим, без вас никуда». За дверью действительно обнаружилась девушка из Червелло. И снова одна. - Я же сказал, что сегодня мне больше ничего не нужно, - с раздражённым вздохом проговорил Шоичи. – Что случилось? - Прошу простить меня, Ирие-сама, но это важно. Я могу войти? - Конечно. Он посторонился, пропуская Червелло в спальню, и прикрыл за ней дверь. Вообще-то, кабинет у Шоичи находится парой этажей ниже, но он так редко бывал там, что большинство подчинённых искали его только в спальне. «Нужно решать все дела в кабинете, а не тащить бумаги сюда», - подумал Шоичи, протягивая руку за папкой. Должно же быть хоть какое-то свободное пространство. Едва пальцы коснулись её, на Шоичи обрушился поток слепящего золотого света. Свет превратился в яркое жёлтое пламя, охватившее его с головы до ног; оно пожирало его тело, плавило кожу. Лёгкие будто лопнули – Шоичи кричал, но из горла не выходило ни звука. Он уже ничего не видел перед собой – только золотое сияние всепоглощающей боли. А потом на Шоичи обрушилась успокаивающая прохлада темноты. Он пришёл в себя оттого, что кто-то сильно и больно бил его по щекам. Сожженным щекам?! Резко сев, Шоичи крепко зажмурил глаза и сжал пальцами виски – всё вокруг заплясало разноцветным круговоротом, а в голове вспыхнула тупая пульсирующая боль. - Ирие-сан, вы можете встать? Шоичи не ответил. Дождавшись, когда комната перестанет кружиться, он сфокусировал взгляд на яркой точке возле стола. Пол выпачкан кровью. Кровавые брызги расцвели на плотных шторах и на стенах, даже на документах. Возле стола лежал Бьякуран – тихо, не шевелясь, голова запрокинута, а из рваной раны на левом плече пульсирующими толчками лилась кровь. - Бьякуран-сан... Отпихнув в сторону чьи-то руки, пытавшиеся поставить его на ноги, Шоичи подполз к Бьякурану и взял его за запястье. Пульс есть. Что за?.. Что, чёрт бы всё побрал?.. - Что произошло? – жёстким голосом спросил он, оборачиваясь. В спальню уже торопились люди с носилками. - Посмотрите туда, Ирие-сан. Кикё, опустившийся рядом, кивком головы указал на дальний угол комнаты. Там, распростершись ничком, лежала Червелло. Её руки выгнулись под неестественными углами, волосы бледно-розового цвета разметались по полу спутанным покрывалом, под животом растекалась лужа крови. - Это не могла быть Червелло. Они преданы нам. Бьякурана осторожно уложили на носилки. Его приоткрытые губы были окровавлены, а по подбородку струилась кровь, стекая на шею и путаясь в волосах. - Я уберу его рану, - произнёс Шоичи, подходя к столу и доставая из выдвижного ящика коробочку. С кольцом Марэ способность пламени Солнца к исцелению увеличится в десятки раз. Для такого кольца раненое плечо – сущий пустяк. Кикё прищурил глаза, внимательно изучая Бьякурана. - Подождите, Ирие-сан. Рана не серьёзная, больше крови, чем опасности для жизни, но мне не нравится его дыхание. Позовите Торикабуто, быстро. Это существо (назвать его человеком просто язык не поворачивался) Шоичи видел лишь единожды. Он выглядел внушительно – в своём иссиня-чёрном плаще, укутывающем фигуру, и жуткой лаковой маске с демоническим оскалом. Торикабуто двигался так бесшумно, что казалось, будто он плывёт над полом. - Это Рокудо Мукуро, - произнёс Кикё, хотя со стороны Торикабуто не было заметно ни единой манипуляции, не донеслось даже звука. - Видимо, он захватил тело Червелло, а вторую убил... Чёрт, - Шоичи врезал кулаком в стену, так, что костяшки пальцев жалобно хрустнули. Как он мог проморгать? Ведь такое уже было – Рокудо Мукуро пробирался тайком на базу и шпионил. Уж не из-за иллюзий ли Бьякуран не приходит в себя? Чем же настолько мощным обзавёлся Рокудо, что Бьякуран не смог защититься должным образом? Месть за Хром Докуро? - Отнесите Бьякурана-сама в лазарет, - распорядился Кикё. – Пойдёмте, Ирие-сан. - Я не могу. - Пойдёмте. «Если Мукуро с ним что-то сотворил... Я не смогу смотреть, как он умирает. Только не он. Он не может. Он слишком силён, чтобы проиграть так просто». - Идёмте, - голос Кикё был холоден, как лёд. – Ваше место подле него, как одного из истинных Погребальных Венков. И будет лучше, если лечением займётесь именно вы. «Да, моё кольцо...» Шоичи вышел из спальни первым, обогнав Кикё и Торикабуто. Удалось ли Мукуро уйти и вернуться в своё тело? Проклятье. Как можно так проворонить опаснейшего врага? Впустить его к себе в спальню и дать напасть на Бьякурана? «Я даже не смог помочь. Просто вырубился». Лазарет пустовал. Белоснежные простыни мгновенно налились багрянцем, впитав не останавливающуюся кровь. Красные струи стекали по руке Бьякурана к локтю и кисти. Шоичи подождал, пока медсестра сотрёт кровь с лица, и нетерпеливо оттолкнул её в сторону. Он взялся за дело, вкладывая всё своё пламя в процесс – на теле не должно остаться даже намёка на шрам. - Ирие-сан. Шоичи вздрогнул, когда его тронули за плечо, и взглянул на плечо. Кровь больше не текла, значит, рана затянулась. Но остался ли рубец? Он коснулся пальцами окровавленной кожи, ощупывая её и не ощущая шероховатостей. - Вы вылечили его, Ирие-сан. - Но почему он не приходит в себя? - Рокудо Мукуро – сильнейший иллюзионист, - ответил Кикё, присаживаясь на койку в ногах Бьякурана. - Там мы ничем не сможем помочь нашему Богу. Он сам справится, и его сознание вернётся. А пока следует привести его тело в порядок. - Я сам займусь этим. - Нет, - Кикё остановил Шоичи решительным жестом. – Вы едва на ногах стоите, и побледнели. Вам нужно отдохнуть. Блюбелл проводит вас и присмотрит за вами. - Я не нуждаюсь в присмотре, - отрезал Шоичи. Ему не понравилось, что Венки пытались выпроводить его. Он должен быть рядом, когда Бьякуран очнётся. Кикё смерил его долгим взглядом. - Поспите, - сказал он и отвернулся. Промолчав, Шоичи улёгся на соседнюю койку. Постель была жёсткой, но морально измученному Шоичи было плевать. Лучше действительно отдохнуть хотя бы пару часов – вдруг снова потребуется помощь. - Он умер, - сказал Кикё. Его руки были в крови, а в глазах застыла синяя пустота. Кровь была повсюду, совсем как в спальне: на выкрашенных в беж стенах, на соседних койках, на двери, на выложенном чёрно-белой плиткой полу, даже на потолке. Бьякуран был залит кровью, она сочилась отовсюду – даже из пор. Его раскрытые, уже остекленевшие, глаза исходили кровавыми слезами; рубиновые капли застыли на губах. Под пальцами, коснувшимися свисающего с кровати запястья, не бился пульс. Холодная мёртвая кожа. - Ирие-сан, проснитесь. Шоичи оттолкнул чужие руки и раскрыл глаза. Сердце бешено стучало в груди, явно намереваясь разорвать грудную клетку и вырваться, по лбу и вискам струился пот. Ноги придавило что-то тяжёлое – приглядевшись, Шоичи различил в темноте девичий силуэт. Блюбелл сидела на его ногах, чуть ниже колен, и внимательно смотрела на него, по-детски приоткрыв рот. - Я же говорила! Ему снился кошмар. Да, Шо-тян? - Не называй меня так, - Шоичи приподнялся на локтях и осмотрелся. Лазарет погружен в темноту – похоже, прошло как минимум часа четыре. - Ладно, не буду, мистер Умник, - обиженно насупилась девочка. – Но только потому, что тебя так зовёт Бьякурашка. - Умолкни, дура плоскогрудая, - рявкнул Закуро. Он разлёгся на одной из коек, заложил руки за голову и со скучающим видом рассматривал потолок. Блюбелл зашипела, как рассерженная кошка, и кинула в Закуро подушкой. Закуро было лень, потому отвечать на выпад он не стал, лишь вновь обозвал девочку. - Долго Бьякуран ещё будет валяться? – зевнул он, не потрудившись прикрыть рот. - Сколько нужно, столько и будет валяться, - огрызнулась Блюбелл. – Тебя не спросили. Торикабуто молча стоял у входа, как каменное изваяние. Интересно, что скрывает его лаковая маска? Шоичи внутренне содрогнулся и решил, что лучше ему не знать этой тайны. - Не шумите, - велел Кикё. Он сидел подле Бьякурана, но смотрел на Шоичи. Его синие глаза блестели в темноте и казались почти чёрными. Вспомнился его пустой взгляд из сна, его окровавленные ладони. Стало не по себе, и Шоичи отвёл взгляд. - Он очнётся, - проговорил Кикё, словно почуяв его сомнения. - Откуда тебе знать? - Вы хорошо лечили его, Ирие-сан. А дух Бьякурана силён, и его... - Его не сломить какому-то паршивому иллюзионисту, - вставила Блюбелл, вновь усаживаясь на койку Шоичи. Она подобрала под себя ноги и закуталась в свой форменный плащ так, что стала похожа на нахохлившуюся голубку. - Вы все так верите в него. - Мы – волчья стая, Ирие-сан. Мы признаём силу, мы поклоняемся силе, и сила ведёт нас вперёд. Сила Бьякурана. Так неужели мы пошли бы за человеком, в силу которого не могли бы верить? Шоичи промолчал. Волчья стая, значит? - И вы тоже волк из нашей стаи, - продолжил Кикё. – Хоть и держитесь особняком от нас. Но вы – наш, ибо так пожелал наш вожак. «Да, я сам выбрал этот путь. Сам пожелал стать Погребальным Венком, приняв кольцо Солнца. Значит, теперь мне остаётся только сидеть у его постели и верить, как верят они все», - думал Шоичи. Он не чувствовал себя отдохнувшим, но сон больше не шёл. Приходилось слушать тихие препирательства Закуро с Блюбелл, и всматриваться в лицо того, кого они все считали Богом, ожидая, когда дрогнут веки и откроются глаза. Бьякуран пришёл в себя с рассветом, когда небо вспыхнуло розовым, и бледные лучи просыпающегося солнца залили лазарет. Блюбелл испустила радостный вопль и без лишних церемоний повисла у него на шее. - А я тебе зефира принесла, - ворковала она, уткнувшись носом в его щёку. – И шоколадок. - Шо-тян, подойди. Мягкий голос Бьякурана заставил его вздрогнуть от неожиданности. Шоичи, даже не пытаясь поймать его взгляд, приблизился к койке, уже застланной чистыми простынями. Вместо облегчения от победы его босса над нависшей тенью смерти, он чувствовал вину. - Да, Бьякуран-сан? Чужие пальцы сомкнулись на запястье Шоичи; дёрнув за руку, Бьякуран подался вперёд и вверх, ловя его губы в резком и глубоком поцелуе, прижимая к себе за затылок свободной рукой, тем самым не давая отстраниться. Шоичи почувствовал, как живот сводит судорогой, а к щекам приливает краска – здесь же четыре человека! Двоих из которых хлебом не корми, дай поиздеваться над кем угодно. - Я соскучился, Шо-тян, - с улыбкой проговорил Бьякуран, ослабляя хватку и давая Шоичи отдышаться. - А я только хотел попросить выходной, - сдавленно ответил Шоичи, опуская голову, чтобы никто не видел его пунцовых от стыда щёк. - Ты его получишь. Сегодня. - Нам пора, - Кикё ухватил за руку Блюбелл, не отлипавшую от Бьякурана даже в тот момент, когда он при ней целовал мужчину. – Нам пора, Блюбелл, - с нажимом повторил он и вытащил её из лазарета. Закуро глухо хохотнул, достаточно громко, чтобы услышал Шоичи и не достаточно нагло, чтобы получить от Бьякурана, и вышел следом. Торикабуто остался, но этого призрака даже Шоичи не воспринимал, как что-то живое, потому не сопротивлялся, когда Бьякуран вновь притянул его к себе и приник к его губам в долгом поцелуе. - Вообще-то, я хотел бы прогуляться с вами, Бьякуран-сан, - проговорил Шоичи, уткнувшись лицом в его плечо. Чувство вины никуда не делось, но облегчение оттого, что всё обошлось, вытеснило его на второй план. Но в душу уже закрались сомнения - стоило ли звать Бьякурана? Ведь это ничто иное, как попытка наверстать упущенное. То, чего Шоичи лишил сам себя – студенческих лет, проведённых не только в упорной работе, но и в безделье по выходным. С колой и игровыми приставками, прогулками по паркам, бесшабашными развлечениями наподобие лазания по деревьям вопреки косым взглядам прохожих. Да даже невинные проказы, например, взлом университетских сайтов или их баз данных. Хотелось чего-то подобного. - Но я не уверен, что вам стоит выходить после... после сегодняшнего. - Не говори ерунды, Шо-тян, - Бьякуран потрепал его по волосам. – Всё в порядке. Сходим в пиццерию. Любимое место Шоичи в студенческие годы, после библиотеки. И там, и там, они с Бьякураном не замолкали. Если подумать: а что у них общего? Да ничего, практически. Но темы для разговоров неизменно находились. Даже ночами. А ещё Бьякуран частенько списывал у Шоичи. Просто потому, что он схватывал всё налету, и выполнять задания для отработки навыков ему было скучно. Он даже тогда был уникален. День промелькнул, как секундная стрелка на циферблате. Восполнив потребность организма во вредной еде, то есть, просто наевшись пиццы и напившись колы, Шоичи поплёлся за Бьякураном в кондитерскую. Позже, в парке, Бьякуран решил, что будет забавно, если Шоичи лопнет, и принялся пичкать его сладостями. - Ближайшие полгода меня будет тошнить от запаха карамели, - сообщил Шоичи, утомлённо откидываясь назад в салоне автомобиля. На его сером джемпере красовалось пятно – он ухитрился пролить на себя колу. - Почему? – невинным голосом поинтересовался Бьякуран, прижимая к груди, совсем как ребёнок, пакет со сладостями, попутно засовывая себе в рот леденец. Шоичи наградил его уничижительным взглядом. Сейчас можно. Пока они не вернулись на «Незабудку» и не стали вновь «боссом» и «подчинённым». - Хочешь зефирку? Шоичи ответил стоном. - Если вы хотите моей смерти, то возьмите и пристрелите, а не пытайте. Этот день был замечательным. Никаких лишних мыслей, никаких воспоминаний, никакой стены недоверия. Ничего отталкивающего. Приятная усталость разливалась по телу, а в груди расцветало тепло. Шоичи поклялся себе, что обязательно запомнит эти часы. Он реалист, он прекрасно понимал, что таких дней будет немного. Да и будут ли вообще? Может, он завтра погибнет. И будет лежать в сырой земле, щедро политой дождями, под могильной плитой. Вокруг разрастутся сорняки – ведь некому прийти: он предал всех, кроме Бьякурана, а Бьякурану некогда, он занят покорением мира. Ему не до жалкого человека, отдавшего за него жизнь. Тепло в груди свернулось в клубок и завязалось тугим узлом. Сердце болезненно сжалось, живот резануло болью. Нет, он не должен думать об этом. Нельзя портить хорошее настроение мыслями о смерти. Но ведь не так страшен конец, как забвение. «Меня не будут помнить...» - Что с тобой? Шоичи вздрогнул. Боль скрутила его, заставив согнуться пополам, но сил на фальшивую улыбку и на «честную ложь» не было. - Живот болит, - признался он, делая попытку распрямиться. В последние месяцы он стал слишком нервным – нужно держать себя в руках и не расстраиваться так сильно из-за пустяков. Он ведь капитан, он не имеет права на слабость. - Волнуешься из-за чего-то? – Бьякуран сидел, выставив локоть в окно, и наблюдал за проплывающими мимо улицами. Уголки губ опущены, а взгляд застыл. Вздохнув, Шоичи уткнулся лбом в колени. Потихоньку отпускало. - Вспомнил похороны Тсуны. - Совесть мучает? - Нет. Я продал совесть в тот момент, когда пошёл за вами, - неловкая попытка отшутиться. Бьякуран даже не улыбнулся. - Тогда в чём дело? - В смерти. - Перестань думать об этом, Шо-тян. - Не могу. Вы не понимаете. Я... я от много отказался. От многих. Кто вспомнит обо мне, если что-то случится? Моя семья давно уже и не семья мне, одна формальность. Вонголу я предал, и любой из них мечтает убить меня. В вашей семье меня уважают, но это не то. Вы... вы – это вы, тут и говорить не о чем. Он выпрямился, почувствовав облегчение боли, и тоже отвернулся к окну, давая понять, что продолжать разговор не хочет. Наверное, ему нужно слишком многое. Друзья, которых никогда не было. Бьякуран? Не в этой жизни. Они были друзьями когда-то, но предали друг друга. Такое не забывается... Остаток пути был проделан в полнейшем молчании. Шофёр старательно прикидывался мебелью. По прибытии на базу Бьякуран сделал вид, будто и не было разговора в салоне автомобиля: улыбнулся, поцеловал в щёку прямо в коридоре (на что Шоичи уже мысленно махнул рукой, смирившись, что от таких показных демонстраций его не отучить), и ушёл к себе – готовиться к важной встрече. Шоичи решил, что Бьякуран попросту нашёл повод сбежать. Ну и пусть. Есть о чём подумать наедине с собой. Сгустившиеся сумерки окрасили мир за окнами чёрной и тускло-синей красками. Просторные коридоры заливал яркий электрический свет, оттого рассмотреть сквозь стёкла хоть что-нибудь было трудно. Шоичи постоял возле окна, всматриваясь в гаснущее небо и стараясь не обращать внимания на своё хмурое отражение, пока видимость не ухудшилась окончательно. Тогда он поднялся к себе в спальню, влез в чистую белую футболку, набросил на плечи форменный плащ Венков и мимоходом окинул взглядом увеличившийся в объёмах бардак на столе – прибавилось новых папок. Входить сюда без разрешения во время отсутствия хозяина могли лишь Червелло. Шоичи ощутил необъяснимое облегчение – значит, прислали новых девушек, уже приступивших к своим обязанностям. Нужно бы переговорить с ними... Плюнув на все дела, даже не просмотрев мельком папки, Шоичи покинул спальню и направился к лифту. Выше, на самый последний этаж. А потом – по лестнице на крышу, под прохладный ночной воздух, под чистое небо. По рукам и спине пробежали мурашки, точно воздух вонзил в кожу тысячи маленьких игл. Шоичи зябко поёжился, но возвращаться обратно не спешил – ему нравилось ощущение прохлады и свежести. Хотелось подождать ещё час, когда звёзды будут видны лучше. Он совсем позабыл это чувство – когда просто смотришь в небо и наслаждаешься его красотой. Смерть кажется невозможной – ведь над головой вечные звёзды. Всё имеет конец, и звёзды тоже рано или поздно погаснут, но можно заткнуть прагматика внутри себя и поверить в бесконечность времени. Шоичи опустился на бетон крыши, подтянул к себе ногу, устроил локоть на колене, и поднял голову. Это необходимо сейчас – расслабиться. Иначе дикое смешение эмоций, как положительных, так и отрицательных, сметёт здравый смысл. - Завтра наступит зима, Шо-тян. Шоичи вздрогнул, но оборачиваться не стал. Нет нужды, и без того понятно, кому принадлежит этот голос. - Как вы меня нашли? - Мы же не в каменном веке живём. Бьякуран, сунув руки в карманы белых брюк, остановился поодаль, не подходя ближе. Шоичи скосил глаза и невольно залюбовался игрой ветра, шевелящего белоснежные волосы. На губах Бьякурана играла загадочная улыбка, а в сиреневых радужках застыла отстранённая задумчивость. Он словно мысленно витал где-то в ином месте. Хотелось поговорить о чём-нибудь важном и серьёзном, но Шоичи молчал, прикрыв глаза – знал, что не услышит честных ответов на свои вопросы. Ложь – сестра-близнец Бьякурана. Он искусен во лжи, он не стесняется этого, не чувствует горечи за свою ложь. Может, ему доставляет удовольствие дурачить людей, обводить их вокруг пальца? - Бьякуран-сан, что для вас ложь: средство или радость? - А как ты думаешь? Шоичи вздохнул и прикрыл глаза. - Не знаю. Вы непредсказуемы, и от вас можно ждать любого ответа. Вы обманули меня во время битвы «Выбора», и я даже предположить не могу, что вы тогда чувствовали. Вам нравилось видеть растерянность? Или вы ничего не ощущали? Или вы отказались от своего слова потому, что дали его предателю? - Ты так любишь прошлое, Шо-тян. Распахнув глаза, Шоичи уставился на Бьякурана. Из своего положения он мог видеть лишь спину да затылок. - Ты сказал, что научишь меня, как построить новый мир. Но как ты можешь это сделать, если живёшь прошлым? - В этом виноваты вы. - Я знаю, - мягко согласился Бьякуран. – Но я помнил о тебе все эти годы. - Вы лжёте. - Может быть, да. А может – нет. Ты так недоверчив, Шо-тян. - Вы – последний человек, которому можно верить без оглядки. - Наверное, Саваде Тсунаёши можно было верить? Но ты убил его. Шоичи закусил губу. Бьякурану нравится делать больно людям, даже близким. А ведь Шоичи был близким, правда? Хотелось на это надеяться. - Вы ведь сами никому не верите. Даже мне. Хотя, почему даже? Ведь я – предатель. - Вот, опять. Забудь об этом, Шо-тян. Забудь всё. У нас новая жизнь. Новый шанс стать богами и подняться к небу. Ты хочешь лететь вместе со мной? Бьякуран обернулся. Его острый и пронзительный взгляд заставил Шоичи нервно сглотнуть. В такие моменты, когда Бьякуран смотрел так, Шоичи боялся его. - Да. Лететь... В чистое небо – полотно бесконечно глубокой синевы. - Завтра, первого декабря, - Бьякуран поднял голову, подставляя лицо ласкам ветра, - мир перестанет существовать таким, каким мы его видим. Он изменится... я изменю его. - Что... Бьякуран-сан, что вы задумали? – Шоичи поднялся на ноги, но подойти ближе не решился. - Ядерное оружие? Массовое уничтожение людей? Ещё что-то? - Какие у тебя жестокие мысли, Шо-тян, - усмехнулся Бьякуран. – Мне не нужно столько крови, но ни одна революция не бывает бескровной, пора бы понять это. Нельзя всех спасти, не нужно стремиться к этому. Я знаю, что за вопрос крутится у тебя в голове: кто я такой, чтобы решать, верно? Шоичи сглотнул. Бьякуран слишком легко читал его. - Да. - Понимаешь, люди делятся на две категории: те, кто ведёт, и те, кто ведом. Мне никто не давал право решать, я сам взял его. Не я – так кто-нибудь другой. Одни решают, другие – принимают чужие решения. Ты согласен со мной? Шоичи кивнул. Ему не нравилась такая концепция мира, но Бьякуран был прав, и эту правоту у него не отнимешь. И иначе никогда не будет – утопия невозможна. Кто-то закрывает глаза и отдаётся течению, а кто-то берёт всё в свои руки и поворачивает русло жизни так, как он того хочет. - Но всё же, что вы собрались делать? - Это уже не важно, Шо-тян, просто запомни этот день – первый день зимы, - Бьякуран обернулся и мягко улыбнулся. - Я обещал, что ты сможешь лететь со мной, и я выполню это обещание. А до тех пор... - он протянул руку, раскрывая ладонь, точно так же, как и тогда, в церкви. Но теперь Шоичи не медлил – сомнения давно умерли. Он никогда не перестанет метаться между твёрдыми решениями и муками совести, но разве это важно? Ведь он принял протянутую руку, несмело коснувшись пальцами чужой ладони и тут же сжав её как можно крепче. - Я стану твоими крыльями. Только будь верен мне, Шо-тян. Ты будешь мне верен?

Всё кончено, Мир выжженный, мир взорванный. И мы с тобой Последний грех Земли былой. Двух разумов симфония, Любви в аду история, И жизнь, и смерть – синтетика, Агонии эстетика. Unreal