Небо над проводами

Зачем Леда пришел на эту встречу заранее, он сам не мог объяснить. Ведь знал же, что Джури опаздывает, опаздывает всегда и хронически, и вряд ли что-то принципиально изменилось за то время, что они не виделись. Стрелка часов показывала половину пятого, а Леда уже сидел за столиком в кафе и ждал, лениво мешая сахар в кофе и глядя за окно. Осень только начиналась, на улице было тепло и солнечно – самое лучшее время для прогулок и ностальгии. Наверное, именно осень подвела его, ведь Леда так долго и, главное, успешно держался, почти не вспоминал и ни о чем не сожалел, а потом раз – и все полетело к черту: и выдержка, и деланное смирение с ситуацией, и философские рассуждения на тему "так вышло". Почему-то именно осенью оставаться жизнерадостным и равнодушным у Леды никогда не получалось. Но в тот момент, когда он сидел за столиком и ждал Джури, думал он отнюдь не об осени и не о том, по каким причинам оказался здесь. Леда вспоминал, казалось, почти забытые события многолетней давности. …Была ранняя весна, и приятели, с которыми Леда уже долго дружил и проводил почти все свое свободное время, впервые в этом году собрались сходить в парк аттракционов. Подобные развлечения Леда не любил, но за компанию согласился. Корень этой нелюбви крылся в том, что кататься на экстремальных аттракционах Леда просто опасался, а на всех прочих было скучно. Скорость и высота на грани возможного не заводили и не радовали, не заставляли смеяться и восторгаться, как большинство других людей, и потому причин идти в парк у него не было. Но вечер выдался свободный, делать было особо нечего, и Леда согласился. В чем-то эта прогулка стала судьбоносной, потому что именно тогда Леда познакомился с Джури. Почему его друзья тогда решили, что нет ничего страшней американских горок, Леда не понимал. На его взгляд самым пугающим был аттракцион, на котором отважных смельчаков сажали в кресла, подвешенные на длинные цепи, пристегивали, а потом карусель запускали, и она, кружась, медленно поднимала людей в воздух все выше и выше, достигая высоты примерно десятиэтажного дома. Даже стоя ногами на твердой земле, смотреть на происходящее было жутковато. Качели раскручивались все сильней, кренились под углом почти в девяносто градусов по отношению к земле, оставшейся далеко внизу, и, что самое удивительное, люди, согласившие прокатиться, получали от процесса удовольствие. На все это действо Леда смотрел с неподдельным ужасом и сам не понял, по какой причине согласился принять участие в безумстве. - Да тут нет ничего страшного, - уверяла одна его знакомая. – Я сто раз уже каталась. Оно не дергает, не подбрасывает в небо – ровным счетом ничего пугающего. А центробежной силой тебя вожмет в кресло, и не то, что не выпадешь, не пошевелишься лишний раз. Девушка говорила убежденно, а Леду к тому же подначивал внутренний голосок: "Неужели тебе слабо?" И заранее зная, что еще не раз пожалеет об этом, Леда согласился и отправился кататься вместе со всеми. На карусели рассаживались по двое, но как-то так вышло, что именно ему не досталось пары. В принципе, Леде было безразлично, взмывать в небо с кем-то или самому по себе. В этот момент он думал о том, что если цепь порвется – падать в любом случае, и компания ему ничем не поможет и не порадует. И когда до запуска аттракциона оставалась пара минут, неожиданно рядом с Ледой на сиденье не уселся, а скорее просто шлепнулся парень. - Не против? – весело поинтересовался он. – А то больше мест не осталось. Леда пожал плечами. Даже если бы он не желал этого соседства, как-то неудобно было выгонять человека, который успел расположиться. Парень же расценил его молчание как согласие и подмигнул: - Я – Джури, - представился он. – Думаю, надо знать, как зовут человека, с которым отправляешься в небо. - Леда, - назвал свое имя он, невольно улыбаясь: глядеть равнодушно на нового знакомого просто не получалось. Он ерзал на месте, крутил головой по сторонам и уж точно не боялся предстоящего приключения. - Будем знакомы, - еще больше обрадовался Джури. Он хотел сказать еще что-то, но в эту минуту мотор где-то в глубине огромной махины, легкомысленно именуемой каруселью, загудел, и ноги Леды тут же оторвались от надежной тверди. Леда пожалел о том, что ввязался в эту авантюру в то мгновение, когда от земли его отделяло метра три, а сколько еще предстояло подниматься, он даже представить боялся. - Йа-а-ху-у! – заорал рядом новый знакомый и звонко, почти по-детски рассмеялся. Катание, которое еще толком не успело начаться, ему явно доставляло удовольствие. А Леда осознавал, что его тошнит, что кружится голова и что до конца его жизни остались считанные минуты. Даже если цепи не оборвутся, если он не вылетит из кресла, то все равно умрет от страха или от тошноты: Леда физически чувствовал, что кровь отлила от лица, и что даже дышать трудно, а карусель все набирала высоту, стремительно раскручиваясь. Земля и небо перепутались, поменялись местами, и Леда зажмурился, не в силах вынести этот ужас. Парень рядом перестал голосить: наверное, замер от восхищения, а может, просто не мог восторженно орать из-за того, что воздух с силой бил в лицо. Отстраненно Леда успел подумать, что, должно быть, именно так чувствуют себя астронавты в центрифуге, перед тем как отправиться в космос, а еще пожелал смерти изобретателю орудия пыток под обманчиво невинным названием "карусель". На этом все мысли вылетели из головы, и Леде показалось, что он теряет сознание. Он сам не понял, как судорожно вцепился в руку рядом сидящего парня: тот если и удивился, отталкивать и вырываться не стал. Леда только ощутил, как Джури ответно сжал его пальцы, и даже почувствовал некоторую благодарность. Почему-то теперь перспектива отключиться уже не казалась такой пугающей. Длилось это все бесконечно долго. Казалось, что прошли не заявленные семь минут, а полчаса, не меньше. Следом за тошнотой и страхом навалилась апатия, Леда перестал мысленно умолять неизвестно кого, чтобы это поскорей прекратилось, и собрался умирать. Он даже не заметил, как карусель замедлила свой бег, как начала опускаться, и очнулся лишь в тот момент, когда его ноги коснулись земли. Как он добрел до выхода, Леда в последствие не помнил, и лишь немного придя в себя, понял, что это новый знакомый проявил заботу и под локоть провел его до ближайшей скамейки на аллее. - Леда, ты как? Живой? Тебе плохо? – наперебой расспрашивали его друзья, а Джури, которому по всем правилам этикета и поведения в обществе, следовало удалиться и предоставить своего случайного знакомого опеке его друзей, почему-то не уходил, а вместо этого ничуть не смущаясь и не теряясь в присутствии незнакомых людей, еще и объяснял: - Ничего страшного. Он, наверное, просто высоты боится. Сейчас пройдет. Джури оказался прав: действительно, через несколько минут Леде стало легче. Кто-то заботливо протянул ему бутылку с водой, но пить Леда не стал, а вместо этого побрызгал себе в лицо. Картинка перед глазами наконец перестала расплываться, а дыхание выровнялось. - Сколько пальцев? – прямо перед носом Леды Джури показал знак "виктории", и Леда, поморщившись от того, как громко звучал его голос над ухом, выдохнул: - Два. - О, пациент скорее жив, чем мертв, - бодрым голосом поведал всем присутствующим Джури и тут же строго спросил: - Вы почему друга без присмотра бросили? - Да кто ж знал? – тут же принялась причитать одна из девушек, кто-то ответил, что нечего лезть, если высота противопоказана, и еще что-то, но Джури уже не слушал: он внимательно смотрел сверху вниз на сидящего на скамейке Леду, а в глазах его плясали веселые искорки. - Спасибо, - запоздало поблагодарил Леда: в этот миг Джури казался ему едва ли не спасителем, хотя сам "спаситель", видимо, был отнюдь не столь высокого о себе мнения. - Да за что? – рассмеялся он. – Хотя если еще соберешься в небо, обращайся. Когда синяки сойдут. На этих словах Джури помахал рукой, в запястье которой Леда вцепился мертвой хваткой еще в самом начале ставшего для него таким плачевным полета. Синяков пока никаких не было видно, но Леда искренне верил, что вскоре они могут появиться. - Прости, - покаялся он, но Джури только отмахнулся: - Ничего. Главное, что тебе было не страшно падать. Друзьям Леды его новый знакомый понравился. Пока сам Леда окончательно приходил в себя, Джури успел со всеми перезнакомиться, перекинуться парой слов, посмеяться над чем-то и даже что-то обсудить по мелочи. А когда выяснилось, что Джури пришел в парк один, потому как не нашел себе компанию на этот вечер, все тут же, не сговариваясь, предложили ему присоединиться. Леда тоже не имел ничего против: к случайному знакомому он испытывал исключительно благодарность, которая быстро перерастала в искреннюю симпатию, когда Леда видел, какая потрясающая у Джури улыбка, и слышал, как заразительно тот смеется. …Спустя много лет, дожидаясь Джури в кафе после долгой разлуки, Леда почему-то не мог толком вспомнить, что было после того катания на первой, самой страшной карусели. Кажется, они долго гоняли на автодроме, потом ходили в комнату страха и даже прокатились на колесе обозрения. Но все это как-то смазалось и забылось, а память воспроизводила только заразительный смех Джури и его сияющие глаза, которые Леда, наверное, тогда и полюбил, в самую первую их встречу. И как так вышло, что домой они шли уже только вдвоем, где потерялись остальные друзья, Леда не помнил. Вышагивая рядом с ним по улице, болтая ни о чем и обо всем подряд, Джури вдруг запрокинул голову и выдохнул. - Какая красота… - произнес он завороженно, и Леда поспешил взглянуть вверх. Как и следовало ожидать, он увидел лишь провода: они переплетались в сложную паутину, расходились в разные стороны, выделяясь черными росчерками на фоне темного неба, и ничего, что могло заинтересовать Джури, Леда не обнаружил. - Провода? – спросил он удивленно, недоумевая, что восхитило нового приятеля. - Небо! – возмутился Джури и сразу же рассмеялся. – Какое небо красивое сегодня! Провода… Скажешь тоже… И только тогда Леда разглядел, что небо было потрясающим. Из-за огней города звезд почти не было видно, но само оно, темно-синего цвета с яркой полной луной и немногочисленными маленькими облачками вокруг нее, было действительно удивительным, красивым, таким, какое редко увидишь. Леда сам себе удивился, как можно было не заметить всего этого, и почему ему в глаза бросились именно провода: хоть они и были ближе, но уж точно не стоили внимания. И в этом был весь Джури. Тогда, взглянув на него, такого забавного, с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами созерцавшего открывшуюся ему красоту, Леда подумал, что не знает ни одного человека, который в обыденной городской суете разглядел бы небо над проводами, да еще и так искренне порадовался бы открытию. Кофе закончился как-то слишком быстро: задумавшись, Леда выпил его за каких-то пятнадцать минут. И, разумеется, Джури еще и не думал приходить. Леда специально сел лицом к входу в кафе, чтобы сразу заметить появление старого друга, да еще и в окно постоянно глядел: почему-то казалось, что если он увидит Джури заранее, у него будет время собраться и подготовиться к встрече. Впрочем, хоть готовься, хоть нет, Джури всегда удавалось удивить и поставить в тупик своим поведением – подобных случаев Леда помнил великое множество. …Джури поразил его во вторую же встречу. После памятной прогулки в парке они обменялись телефонами, а уже на следующий день созвонились и договорились увидеться снова. Почему-то Леда не помнил, кто первым позвонил тогда, зато саму прогулку мог воспроизвести в памяти до последней минуты: она стояла перед глазами как наяву, словно событие имело место вчера, а не много лет назад. Они снова бродили по улицам, как накануне, безостановочно говорили, выпили пива и каким-то чудом даже пошли в кино. Джури смотрел фильм, американскую комедию, не слишком смешную и не слишком умную, но хохотал при этом так радостно, что Леда даже не сосредотачивался на происходящем на экране, а просто слушал, как его новый знакомый звонко смеется. Несмотря на то, что фильм был не слишком хорошим, в той части зала, где они сидели, зрители хохотали до слез, и Леда думал о том, что это лишь благодаря Джури, который своим позитивом, веселыми комментариями и заразительным смехом развеселил людей больше, чем создатели неудачного фильма. Когда уже поздно вечером они прощались возле дома Леды, Джури неожиданно поцеловал его, быстро и ненавязчиво, словно в шутку, давая ему право выбора: принять поцелуй всерьез или сделать вид, что ничего не случилось. Из-за ярких фонарей на улице было светло, как днем: яркий свет отражался в лужах, оставшихся после недавнего дождя. Вокруг были люди, даже в столь поздний час спешившие по своим делам и не обращавшие никакого внимания на Джури, который, стоя прямо посреди тротуара, целовал опешившего Леду, легко прикасался своими губами к его. Леда тогда растерялся и испугался. Не поцелуя, конечно, а того, что все это происходило прямо на улице на глазах у посторонних людей, пусть тем и не было до них никакого дела. Поцелуй продлился не дольше нескольких секунд: Леда тут же отшатнулся, уставившись во все глаза на Джури, и даже не нашелся, что сказать. А Джури такое поведение ничуть не огорчило, будто он догадался об истинных его причинах и понял, что против поцелуя самого по себе Леда ничего не имеет. Новый приятель лишь улыбнулся и произнес: - Приходи завтра ко мне в гости, - чем еще раз удивил Леду, который в жизни не позвал бы едва знакомого человека в свой дом. Но от приглашения отказываться не стал. Так и началась их общая история, история Джури и Леды, закружившая в водовороте чувств, эмоций и радостных событий. Позже, вспоминая те времена, Леда думал о том, что это был самый счастливый период в его жизни – время, когда все только начиналось. Начинались его отношения с Джури, начиналась новая любовь и новая группа. Тогда ему казалось, что все у них сложится правильно и благополучно, что все будет хорошо, и конец никогда не настанет. …Однако счастливое начало не стало залогом такого же безоблачного будущего. Быть с Джури для Леды оказалось намного трудней, чем он ожидал. Все же они были слишком разными, и если противоположности и притягиваются, совсем не факт, что они надолго останутся вместе. Намного позже, когда Леда анализировал все между ними произошедшее и гадал, можно ли было спасти эту любовь, он думал, что, быть может, им не следовало начинать работать вместе. Может, не надо было позволять событиям развиваться столь быстро, а им самим – сближаться настолько поспешно. И еще много различных "быть может" и "наверное" перебрал Леда, когда все закончилось, но верного ответа не нашел. Кто знает, может, его и не было?.. При ближайшем знакомстве Леда понял, что Джури оказался романтиком с большой буквы. Притом, что на самом деле он всегда оставался серьезным и даже каким-то немного деловитым, у него было свое удивительное, ни на что не похожее видение окружающего мира и собственное понимание того, как следует поступать в той или иной ситуации. Джури, например, мог опоздать на поезд, заслушавшись какой-то новой понравившейся ему песней, или едва не угодить под машину, засмотревшись на облака. Тогда же Леда узнал, до чего сложно быть рядом с романтиком, и до чего порой обременительной может стать любовь такого человека. Джури любил его от всего сердца, от всей своей души. Он мог ни с того ни с сего посвятить Леде стихи, принести кофе в постель или сделать маленький приятный подарок без повода. Все это было очень приятно, но Леду тяготило понимание того, что он должен совершать аналогичные ответные действия. Беда была в том, что любовная лирика давалась ему со скрипом, а что следует дарить, он не мог придумать даже на знаменательные даты, что уж говорить о презентах без повода. И хотя Джури ничего не требовал, излишнее, порой казавшееся ненужным внимание, тяготило. В конце концов, Леда начал просить Джури прекращать чрезмерные ухаживания, чем наверняка обижал его, хотя тот ни разу не пожаловался. Секс с Джури Леда даже не мог назвать этим словом – с Джури он впервые понял, в чем разница между занятием сексом и занятием любовью, как бы банально и избито это ни звучало. Но не могли называться сексом долгие, томительные, такие сладкие и приятные ласки, от которых кружилась голова и казалось, что само сознание уплывает. Если прежде Леда думал, что для секса достаточно пятнадцати-двадцати минут, с Джури он узнал, что порой и двух часов будет мало. И если поначалу он испытывал безудержный восторг от этого, со временем, когда отношения немного приелись, а страсть слегка угасла, длительные прелюдии начали казаться Леде изнуряющими и скучными. Они занимались любовью все реже и реже, но Леду не покидало неприятное чувство, что он один виноват в этом, потому как Джури, казалось, ничего не надоедало, и порой он бросал на Леду печальные взгляды, которые раздражали все сильней и сильней. Впервые они серьезно поругались спустя два года со дня знакомства. И даже теперь Леда считал, что причина была веской, хотя Джури с ним в жизни не согласился бы. Это случилось весной, когда они уже долго были вместе, привыкли друг к другу и стали почти родными, а их группа набирала обороты и постепенно приобретала известность. В один из солнечных деньков Джури сообщил, что хочет на пару дней съездить повеселиться со школьными друзьями в Сендай, куда и отправился. Ничего не подозревающий Леда даже не звонил Джури в течение уик-энда, чтобы не отвлекать и не выглядеть навязчивым, и когда его возлюбленный вернулся, повеселевший и даже почему-то немного загоревший, и рассказал, чем занимался все это время, Леда почувствовал невероятное удивление, а следом – такой же неописуемый гнев. - Даже не спрашивай, как это получилось, но у нас сперли все наши вещи, - Джури улыбался от уха до уха, и казалось, что вот-вот рассмеется. – Мы на минутку отошли, сумки так и бросили на скамейке. Вернулись – нет ничего. - Но как? – пораженно спросил Леда. – То есть, что вы делали все это время? И как назад добрались?.. - О, это самое веселое! – Джури разве что руки не потирал, желая поскорей поделиться. И он рассказал все, но Леда, вместо того, чтобы поразиться его находчивости и посмеяться за компанию, от возмущения на несколько секунд дар речи потерял. Как оказалось, Джури и его друзей выручила гитара, старая акустика, которую Джури взял с собой, чтобы, по его собственным словам, "горланить песни как в старые добрые", и которая чудом не была украдена просто потому, что Джури ленился снимать чехол с плеч. Лишившись денег, документов и телефонов, веселая компания из самого Джури и двух его одноклассников, видимо, таких же оторванных, как и он, решила заработать на обратные билеты, а не пытаться получить помощь от родных и близких. Веселая троица не придумала ничего лучше, чем простоять пару дней на центральной улице Сендая, играя на гитаре и распевая песни, собирая у случайных слушателей-прохожих деньги на обратный билет. - Вообще-то мы еще в первый день заработали даже больше, чем было нужно, - пояснил Джури. – Но мы решили, чего выходным пропадать? Потому всю ночь гуляли, а на следующий день снова выступили и собрали на обратную дорогу. Джури мечтательно посмотрел куда-то за плечо Леды, не иначе вспоминая, как замечательно провел время, давая концерты посреди дороги, а Леда слушал и чувствовал, как закипает. Впоследствии ему было стыдно за то, что он так возмущался и грубил, когда, по сути, ничего ужасного не случилось. Но все равно он придерживался мнения, что глобально был прав. - А если бы тебя кто-то узнал? Если бы догадался, что ты вокалист нашей группы? – едва ли не кричал он. – Как же наша репутация? Тебе что, трудно было найти возможность позвонить мне? Или просто обратиться в полицию?! Приподнятое настроение Джури Леда испортил. Тот теперь смотрел на него хмуро исподлобья, но когда Леда перестал воспитывать, выговорившись окончательно, только вздохнул и устало улыбнулся: - Ну чего ты так? Ничего страшного не произошло. Да и кто там меня узнает… "Ну чего ты так" и дружелюбная улыбка – вот что было стандартным ответом Джури на все недовольство и возмущения Леды. Спорить всегда становилось не о чем, своим поведением Джури будто признавал, что согласен с Ледой, но не видит повода для шума, и сказать на это Леде было нечего. Это тоже неслабо его раздражало. Как и следовало ожидать, в пять часов Джури не появился. Не пришел он и в начале шестого. Прежде, когда они еще были вместе, Леда испытывал страшное раздражение и думал о том, что его любимый опять залюбовался бабочками или зачитался очередной книгой. Но теперь Джури уже не был его, как и не был ничем ему обязан, и, видимо, поэтому Леда не злился, а просто терпеливо ждал. Заказывать очередной кофе не хотелось, есть и подавно, а следить за дверью в ожидании появления Джури Леда просто устал. Потому он подпер щеку рукой и бездумным взглядом уставился прямо перед собой, снова погружаясь в воспоминания. …Это было незадолго до их расставания, в самом конце осени. До разрыва оставалось всего несколько месяцев, но тогда Леда еще не знал об этом. Он говорил, что навсегда запомнит эту ночь, потому что еще никогда не промерзал настолько, до самых костей. Конечно, Леда преувеличивал, не так уж холодно ему было, но тот вечер все равно доставил слишком много неприятных впечатлений. - Поехали к морю, - предложил как-то Джури в воскресный день. – Чего дома сидеть? - Того, что у нас выходной? – предположил Леда, который чувствовал себя бесконечно ленивым тюленем и выходить за порог категорически не желал. - В выходной надо развлекаться, - заявил Джури. – Скоро зима, и море мы еще долго не увидим. Надо насладиться напоследок. - И так уже зима, - хмуро пробормотал Леда, видя по поведению Джури, что тот настроен серьезно, и, стало быть, от очередной навязчивой идеи своего любимого так просто избавиться не получится. – На море будет холодно. А увидеть его можно когда угодно, хоть на Рождество… Но как Леда, хорошо успевший изучить Джури, и предполагал, отговорить того от поездки не представлялось возможным. Джури уперся, ходил за ним по пятам, и наконец, когда Леда сдался, воодушевился и принялся активно собираться. - Простудишь горло, петь за тебя не стану, - пригрозил Леда, но Джури лишь отмахнулся. - Мы будем пить горячее вино и сидеть на побережье на подстилке, - заявил в ответ он. – Нам будет тепло и хорошо. Но никакого тепла Леда не почувствовал, хотя Джури раздобыл и вино, и подстилку, и крепко обнимал его на протяжении всего вечера. Волны поднимались высотой метра два, соленые брызги достигали их, хотя расположились они далеко не у самой воды. Ветер пронизывал до костей, а на пустынном побережье не было ни души. Леда злился и мечтал отправиться поскорей домой в горячую ванну, а Джури упрашивал посидеть еще немного, чтобы увидеть лунную дорожку. - Нам еще назад черт-те сколько ехать. А завтра рано вставать, - напоминал он, но Джури делал жалостливые глаза и упрашивал: - Я поведу, а ты поспишь в машине. Ну, Леда. Ну пожалуйста. И Леда уступал снова, почему-то будучи не в силах противиться, и сам себя ругал за собственную слабость перед инфантильным несерьезным Джури, благодаря которому они оба на следующий день должны были схватить простуду. - Это созвездие Кассиопеи, - вещал Джури, одной рукой обнимая Леду, второй указывая куда-то вверх. – Оно как буква "W", видишь? - Не вижу, - ворчал Леда, хотя созвездие рассмотрел прекрасно, его сложно было не заметить. - Ну как же? – даже как будто огорчался Джури и снова показывал. – Смотри, вон оно. Это единственное созвездие, которое я умею находить. Хотя еще Орион могу, но его в это время года невидно… - Джури, поехали домой, а? – устало попросил Леда. – Ты сам уже зубами стучишь. И Джури согласился, так и не дождавшись восхода луны и лунной дорожки, которую он так хотел увидеть. Позже Леде стало стыдно за собственную вредность, и справедливости ради он отмечал, что, наверное, благодаря горячему вину из термоса никто из них не заболел. Но отмотать назад время и переиграть все было невозможно, и Леда пообещал, что в следующий раз они обязательно дождутся лунной дорожки и всего остального, чего пожелает Джури. Вот только следующий раз уже не наступил. …Все закончилось так внезапно, что Леда даже не сразу поверил в случившееся, хотя сам стал инициатором разрыва. Позже Леда думал, что тот период в жизни был для него самым тяжелым и трудным. Группа катилась к черту, личная жизнь – туда же, а Леду не покидало чувство, что он стоит и наблюдает, как полыхает пожар в его доме, поглощая и уничтожая все, чего он добился и достиг. Сам же Леда смотрит на это, но ровным счетом ничего не может сделать. В последние недели, когда они с Джури еще были вместе, нервы у Леды сдавали окончательно. Он предложил пожить некоторое время отдельно, потому что сам устал от того, что постоянно срывался на самого дорогого ему человека. Джури покачал головой, будто не соглашаясь, но спорить не стал, собрал вещи и отправился временно погостить к кому-то из друзей. Даже тогда Леда еще не думал, что он больше уже не вернется. Они продолжали регулярно видеться: репетиции не прекращались, уходить, не попрощавшись, все члены группы посчитали неправильным, а значит, работой на ближайшее время они были обеспечены. Однако за пределами студии Джури с Ледой не встречались вплоть до того выходного дня, когда Джури позвонил ему и предложил прогуляться. Леда как чувствовал, что соглашаться не стоит. Настроение было ни к черту: начиналась весна, и, наверное, от радостного предвкушения, витавшего в самом воздухе, Леде становилось еще хуже и горше от собственных бесконечных проблем. Но он все же пошел на эту прогулку. Джури опоздал и уже одним этим взбесил его до предела. Почему-то Леде стало невыносимо жалко себя. Вот почему так? Почему даже в мелочах он не получает банального уважения от своего любимого человека? Почему тот не озаботился хотя бы выйти из дома чуть раньше? А когда Джури появился невдалеке, вышагивающий бодрым шагом по улице и улыбающийся, Леда почувствовал, как в груди что-то невыносимо задрожало, словно вот-вот лопнет. В руке Джури держал длинную золотистую нитку, к которой был привязан желтый шарик, паривший высоко над головой Джури. Прохожие оборачивались, когда тот проходил мимо, Леда своими глазами видел, как на лицах серых скучных людей расцветают улыбки, но сам он не чувствовал ни капли тепла – Леде стало только хуже. Теперь его грызли другие вопросы. Например, почему Джури такой идиот, и как его самого не смущает разгуливать с шариками по улицам? Или с чего вдруг он такой счастливый, когда со дня на день предстоит сообщить всем о распаде собственной любимой группы и часами выслушивать причитания фанатов и соболезнования коллег? Неужели Джури на все плевать, и его ничуть не тревожат предстоящие им перемены в жизни? Именно обо всем этом Леда и спросил у него на повышенном тоне, когда Джури подошел ближе. Прохожие теперь оборачивались на них, глядели настороженно и обходили стороной, но Леде было плевать. - И что это ты припер? – зло бросил он напоследок, уставившись на желтый шарик, на котором вдобавок была нарисована смешная улыбающаяся рожица. - Это тебе, - спокойным ровным голосом произнес Джури. – Для поднятия настроения. - Я тебе что, девушка? – еще больше рассердился Леда. – Что ты мне шарики носишь! - Почему девушка? – пожал плечами Джури и посмотрел куда-то в сторону. – Я ж тебе не розовый в форме сердечка принес… - Да какая разница! – продолжал возмущаться Леда, в этот миг сам поражаясь собственной злости: откуда ее только взялось столько. – Я же просил тебя! Никогда не делать такого! Особенно на людях!.. - Тебе просто плохо сейчас, - прервал поток его брани Джури и перевел на Леду задумчивый взгляд. – Вот и срываешься на мне, как и все последнее время. - Да пошел ты… - выдохнул Леда. Спокойствие Джури его вывело из себя окончательно, и хотя внутренний голос настойчиво твердил, что Джури абсолютно прав, Леда был просто не в силах себя сдерживать. - Не могу сказать, что мне приятно, - проигнорировал его слова Джури. – Более того, я бы сказал, что это унизительно. Но я не могу уйти от тебя в такое трудное для всех нас время. И потому кричи, сколько сможешь, если тебе только будет от этого лучше. И вот эти слова Джури стали тогда последней каплей в чаше терпения Леды. Ярость, пылавшая в нем, мгновенно заледенела, превратилась в одно мгновение в холодную ненависть. Леда сам не мог объяснить, что с ним тогда творилось – позже он пришел к выводу, что примерно так и выглядит нервный срыв. Но со стороны, должно быть, он казался абсолютно спокойным. - Зато я могу уйти от тебя в такое трудное время, - тихо проронил он. – И наблюдать, как ты меня великодушно терпишь, я не собираюсь. Проваливай. - Нет, - помотал головой Джури, глядя на него все так же спокойно, и даже ни единый мускул не дрогнул на его лице, когда Леда произнес страшные слова вслух. – Никуда я не уйду, пока ты не успокоишься и не повторишь мне все это снова. - Джури, неужели похоже, что я сейчас психую? – с издевкой спросил Леда, и Джури был вынужден признать: - Нет, не похоже. - Правильно. Потому что я спокоен и серьезен. Проваливай. Лишь на мгновение в глазах Джури отразилось незнакомое Леде выражение, хотя ему могло и привидеться. А потом Джури пожал плечами: - Стало быть, это все? – только и уточнил он, и Леда решительно кивнул: - Все. Джури вздохнул, покачал головой – он делал это тысячу раз, Леда досконально знал каждый его жест. Но о чем думал его теперь уже бывший возлюбленный в этот момент, он представить не мог. Джури не сказал больше ни слова, развернулся и пошел прочь по улице. А Леда заворожено глядел ему в спину и пытался осознать, что только что произошло. В какой-то момент Джури разжал пальцы, и веселый шарик полетел в безоблачное весеннее небо: желтое пятно, медленно удаляющееся от шумного города, превращающееся постепенно в невидимую точку. Леда смотрел на шарик, пока тот не скрылся из виду, и с горечью думал о том, что больше всего на свете хотел бы сейчас почувствовать, как сжимает в руке золотистую нитку и никуда его не отпускает. Чтобы шарик плясал в воздухе рядом с ним, пока он будет идти по улице, и не спешил улетать. Когда Леда опомнился и посмотрел в ту сторону, куда ушел Джури, он уже никого не увидел, кроме многочисленных прохожих – безликой серой толпы. Жизнь Леды круто изменилась, сразу резко и во всем. Не стало его Джури, не стало его группы – Леде казалось, что у него не осталось вообще ничего. Безусловно, они виделись, и часто, куда без этого, но Джури, ходивший на репетиции, усердно работавший и обсуждавший последний альбом и прощальный концерт уже не был его Джури. Он не стал ни хуже и ни лучше, наоборот, Леда думал, что с их первой встречи тот совсем не изменился. Просто теперь Джури приносил вкуснейший кофе в постель кому-то другому, и кому-то другому дарил бесполезные безделушки. Быть на взводе постоянно невозможно, и постепенно нездоровое предыстерическое состояние Леды сменилось апатией. Без эмоций, без мыслей, без чувств, как казалось ему тогда, он делал то, что должен был: работал, улыбался, ел, спал и жил. О будущем он предпочитал не думать. - Мне тебя не жалко, - сообщил ему Джури за полчаса до выхода на сцену, последнего их выхода вместе, и Леда даже не понял, к чему Джури это сказал, и как следует расценивать эти слова: как комплимент или как оскорбление. Впрочем, Джури никогда не обижал его прежде ни словом, ни делом. Не сделал он этого и теперь, хотя поводов для обид и мести Леда предоставил ему, хоть отбавляй. - Жалеть стоит тех, кто не справится, - пояснил Джури. – А ты справишься. У тебя все еще будет. Даже лучше, чем было. На этих словах он улыбнулся и вышел из гримерки, а Леда смотрел на закрывшуюся за Джури дверь и чувствовал, что внутри что-то дрогнуло, что сердце забилось чуть быстрей. Позже Леда понял, что именно эти слова Джури, простые и лишенные какой-либо показательной красоты, но произнесенные от души и правдиво, в чем-то стали толчком, вернувшим его к жизни. Уже на следующий день после концерта, который, как думал Леда, и пережить не сможет, он проснулся с мыслью о том, что у него все получится, что станет еще лучше, чем раньше. Нужно только время. …И, конечно, Джури не ошибся, и Леда не напрасно снова поверил в себя. Медленно, но верно все задуманное у него получалось и постепенно складывалось. Леда сам не понял, как вновь преисполнился новыми идеями и поставил себе очередные, на первый взгляд недостижимые цели. Все самое лучшее ждало в светлом будущем, к которому Леда шел решительным шагом с высоко поднятой головой. И только одна мелочь омрачала его существование, стала той самой ложкой дегтя, мешавшей наслаждаться жизнью на полную. Иногда, чаще всего одинокими ночами, когда по неизвестной причине у Леды не получалось уснуть, он, лежа на спине, смотрел невидящими глазами в потолок, а перед мысленным взором было синее весеннее небо и желтое пятнышко шарика, уплывавшего вдаль. Почему-то личная жизнь не клеилась. Новые пассии, и девушки, и парни, сменялись у Леды достаточно часто, он сам осознавал, что, как глупый подросток, постоянно пребывает в поисках пары, будто сам факт одиночества угнетал его, или словно он искал что-то, но не мог найти. Однако изменить что-либо не выходило: Леда постоянно чувствовал себя ненужным и покинутым. Прекрасно осознавая, в чем – а точнее, в ком, – кроется его проблема, Леда уговаривал себя, что все в порядке, теперь в его жизни все так, как нужно. Он посвящает себя всего работе, а для постоянных отношений все равно нет времени. Что они с Джури друг другу совершенно не подходили, и теперь ему только лучше стало от того, что никто не вынуждает придумывать бесполезные подарки без повода и смущаться, когда виснет на шее в общественном месте или целует на глазах у друзей. Больше нет нужды мерзнуть зимой на пляже и часами тискаться с кем бы то ни было, чтобы просто заняться сексом. Все было хорошо, да. Только почему-то Леду не покидало чувство, что теперь в своей замечательной жизни он идет к поставленной цели босиком по битому стеклу, не имея возможности ни на секунду расслабиться. Не имея за спиной надежного тыла, где его любят и всегда поддержат. А еще Леда все чаще задавался вопросом: если ему чужда романтика и все с нею связанное, почему же так тошно жить среди людей, которые видят только провода, а не синее небо над ними? - Зачем ты мне позвонил, Леда? – спросил Джури после того, как они поздоровались, обменялись дежурными фразами о погоде и вежливо поинтересовались, как друг у друга идут дела. Джури ничуть не изменился – теперь Леда был в этом уверен. Он опоздал на пятнадцать минут, забыл извиниться, конечно, заказал черный чай с лимоном без сахара, и теперь сидел напротив и взирал на Леду из-за толстых стекол своих несуразных очков. Выбирать аксессуары Джури никогда не умел, но почему-то теперь эта черта не злила, а лишь вызывала улыбку. Леда смотрел в чашку Джури, где в чае плавал желтый лимон, и ему не к месту вспомнился давний, казалось забытый разговор: "Я не люблю чай с лимоном, Джури". "Я тоже не люблю". "Почему тогда пьешь только такой?" "Да сам погляди: лимон похож на солнышко, если посмотреть вот так… Мне нравится любоваться". От этих мыслей Леда снова улыбнулся. Когда-то он слышал, что в каждом взрослом есть немного ребенка, но в таком случае Джури всегда оставался ребенком, в котором было совсем немного взрослого. И только теперь Леда понимал, насколько это ценно. Только Джури мог увидеть солнце в стакане. - Могу я захотеть повидаться со старым другом? – ответил на поставленный вопрос Леда и посмотрел Джури прямо в глаза. - Мы никогда не были друзьями, - серьезно произнес тот, и Леда даже боли не почувствовал, ему стало просто горько. Хотя чего он ожидал после всего, что сделал?.. - Вот как… - только и смог тихо произнести он, опустив глаза, и потому не увидел, а скорее догадался, как Джури утвердительно кивнул. - Конечно. Мы были коллегами, были… хм… парой, - не смог подобрать более подходящего определения Джури. – Но друзьями мы не были никогда. И это было чистой правдой, дружеских чувств Леда не испытывал к Джури ни в начале их отношений, ни в конце. Чувства Леды носили совсем иной, намного более глубокий характер, и теперь было больно осознавать, что понял он это слишком поздно. Леда рассматривал руки Джури, которые тот сложил на столе, и думал о том, какие же они красивые. Да и все в Джури ему нравилось: и эта искренняя улыбка, и сияющие глаза, и вечно растрепанные волосы. Джури был замечательным. Когда-то Леда мог прикасаться к нему сколько угодно, говорить, что захочется, обнимать и целовать. Вот только он не ценил и в свое время добровольно отказался от всего этого, напоследок обидев и оскорбив самого дорогого, единственного нужного ему человека. Причем неоднократно. Думая об этом, Леда неожиданно остро почувствовал, что все закончилось. Конечно, он знал об этом и прежде, но понял и осознал лишь теперь. Прошлое нельзя вернуть, и даже такие дети, как Джури, прекрасно знают об этом. - Может, самое время попробовать стать друзьями? – слабо улыбнувшись, спросил Леда, заранее зная, что Джури сейчас отрицательно мотнет головой и откажется. Так оно и вышло. - Из нас не получится друзей, - серьезно произнес он. – И ты сам прекрасно это знаешь. Леда молчал и не знал, о чем еще ему говорить. Очень хотелось верить, что человек перед ним, умудрявшийся тонко чувствовать этот мир, видеть то, что для понимания других было недоступно, знал немного больше, чем показывал, в свое время рассмотрел в Леде что-то помимо вечно всем недовольного любовника и строгого лидера. И что, быть может, он все же знал, как сильно Леда любил его, хотя сам не осознавал насколько. Как любит и теперь, когда уже все потеряно. - Зачем ты мне позвонил? – снова задал тот же вопрос Джури, и когда Леда лишь плечами пожал, спросил. – Ты хотел мне предложить творческое сотрудничество? От этого вопроса Леда растерялся и теперь во все глаза уставился на Джури, который глядел на него строго и будто даже настороженно. - Н-нет. Не думал о таком, - честно признался Леда, и Джури кивнул: - Понятно. - Что тебе понятно? - Понятно, зачем ты позвонил. Быть снова коллегами по работе ты не думал. То, что мы не станем друзьями, сам прекрасно знаешь. Остается только одно. Леде казалось, что Джури даже не моргает, настолько пристально тот смотрел на него. И сердце пропускало удары, когда Леда думал о том, что все его чувства и порывы Джури смог разгадать даже раньше его самого. Вот только все это было уже ненужно и неважно. Леда сам понимал, что после всего случившегося между ними, после ссор, обид и скандалов, унижений и боли, от этой грязи уже невозможно было отмыться. Есть в жизни вещи, которые действительно никогда не возвращаются, а любовь даже при всем желании невозможно повторить. - Прости меня, Джури, - произнес Леда, не успев даже подумать о том, что говорит, и лишь после этого понял, что озвучил единственно правильные и пока что еще нужные слова. Слова, которые надо было произнести давным-давно. – Мне очень жаль, что все так вышло. Я был неправ. Причем кругом. Теперь Джури пару раз моргнул, должно быть, от удивления, и после слабо улыбнулся, растерянно, будто не веря в услышанное. - Ну не так, чтобы кругом, - пожал плечами он, а Леда только вздохнул, не считая нужным говорить еще что-то. На этом историю можно было считать оконченной. Леда понял, что сейчас поставил последнюю точку, и пришло время прощаться. Только сказать он ничего не успел, потому что Джури отодвинул от себя нетронутую чашку и поднялся из-за стола. - Пойдем, - произнес он и, не дожидаясь ответа, повернулся и направился к выходу, а опешивший Леда, помедлив секунду, поспешил следом, не решаясь спросить, что Джури задумал. В будний день в парке было немноголюдно, но аттракционы работали в обычном режиме, и при желании покататься можно было на любой карусели. Но Леда не особо смотрел по сторонам и не сосредотачивался ни на чем, кроме собственных чувств, которые были настолько противоречивыми, что разобраться в них не мог он сам. Карусель с двойными креслами на длинных цепях, в которых любого смельчака могли поднять на невероятную высоту, под самое небо, сейчас была выключена и ждала желающих прокатиться, а Леда и Джури стояли рядом, словно не решаясь, и смотрели, как немногочисленные посетители парка занимают свои места. После того случая, когда они познакомились с Джури, Леда не катался на этом аттракционе и думал уже, что никогда не рискнет. Но почему-то сейчас, стоя в отправной точке, в месте, откуда все началось, он больше не боялся. Его не пугала высота, но Леде казалось, что сама душа его дрожит от понимая, что именно сейчас без слов предлагал ему Джури. - Прокатимся еще раз? – спросил он, и Леда, сглотнув, молча кивнул. Дальнейшее происходило будто в каком-то странном сне. Леда усаживался в кресло, пристегивался, а рядом с ним располагался Джури, как всегда улыбающийся и оглядывающийся с любопытством по сторонам. - Меня зовут Джури, - представился он и подмигнул, когда Леда взглянул на него удивленно. – Думаю, тебе стоит знать, как обращаться к человеку, который с тобой летит в небо, и за которого ты будешь цепляться, когда надумаешь падать. И услышав эти слова, Леда рассмеялся от души, как, должно быть, не смеялся уже очень давно. - Я больше не буду падать, - заверил он Джури, и тот лишь весело усмехнулся. - Попробуй в этот раз не закрывать глаза, - посоветовал он. – Может, тогда что-то и получится. Леда кивнул, соглашаясь, и пообещал себе, что как бы страшно ему ни было, зажмуриваться он не станет. Когда карусель загудела и тронулась с места, он протянул руку и несильно сжал пальцы Джури в своей ладони. Смотреть на него Леда не стал, вместо этого он неотрывно глядел в чистое небо, к которому они стремительно приближались. Или которое спешило навстречу к ним. Почему-то страха не было вообще, Леда понимал, что не может упасть на землю, потому что в эту минуту он падал в небо, и падал вместе с Джури. А вместе с Джури нечего было бояться. Джури склонился к нему и поцеловал, легко прикоснулся своими губами к его, будто в шутку, оставляя право выбора, отвечать или сделать вид, что ничего не случилось. Только теперь Леда не испугался, а решительно протянул вперед руку, обнимая Джури за плечи и целуя в ответ. В этот миг Леда думал о том, что прошлое действительно невозможно вернуть. Но при желании всегда можно повторить.