По кусочкам

Поразительно, насколько вкуснее может оказаться вредная и острая еда из ближайшей забегаловки, если есть её под нравоучительные увещевания ведущей телевизионной передачи о здоровой некалорийной пище. Я заканчивал расправу над последним бургером, одновременно уничтожая в квартире следы своего пищевого злодеяния и слушая надрывающийся одами вегетарианству телик. Со стола по громкой связи телефона вечным двигателем тарахтел голос Донни. – Ты феноменальный человек, Джек, – хохотал рыжий инженер в трубку, – нормальные люди прячут в доме запах курева, а ты – запах фаст-фуда! Я пшикнул лимонным освежителем на кухонный стол, перекрывая им аромат жаренного во фритюре мяса из пирожков. – Да, от курения Тео меня ещё в студенчестве отвадил, – я мечтательно вздохнул, вспоминая. – Золотые были времена: он орал на меня, что если ещё раз увидит с этой дрянью во рту, то запихает мне её по самые гланды, а я говорил, что он ещё и не то в меня запихивал – и ничего, живу же как-то! Донни прыснул и от смеха выронил трубку. Я понял это по треску, шебуршанию и одиночному, но очень эмоциональному «блин», раздавшемуся из динамиков. – Ты там с пакетом из закусочной и прочими бумажками поосторожнее, – посоветовал он после краткой технической паузы, – а то я заказал как-то трансформатор за счёт нашего с Алекс неприкосновенного запаса, ну о-очень нужен был, так она коробку от посылки случайно в мусоре увидела и неделю потом на меня смотрела, как Эдисон на Теслу. – Плавали, знаем, – бодро ответил я, бросая в газовый камин испачканные кетчупом салфетки и внимательно следя за тем, как каждая из них по очереди сворачивается в неотличимый от остальной золы серый порошок. – Как вы там, кстати? Уже всё распаковали? – Донни тем временем тоже нашёл что-то съедобное поблизости от себя и оглушительно этим захрустел. – Освоились на новом месте? Я вспомнил наш с Тедом разбор вещей, который состоял в основном из его иезуитских вопросов, вроде «зачем ты положил столовые приборы к принадлежностям для мытья, хозяюшка?», «какого лешего ты засунул сменную одежду на самое дно?» и «как ты выживал раньше один, криворучка?», после которого я с достоинством заявил, что чести заботиться обо мне удостаивалась, кроме него, Теодора, пока что только моя маман. Тед тогда посмотрел на меня своим фирменным долгим и тяжёлым взглядом, который я мужественно выдержал, а потом вежливо отправил знакомиться с соседями. Соседи наши оказались людьми интересными: колоритная парочка, словно сошедшая со страниц комиксов про семейку Аддамс: по-чеширски улыбающийся донжуан и длинноволосый, тощий и долговязый «доктор зло»; суховатый, с каменным лицом мужчина, похожий на пленённого партизанами немецкого офицера и его супруга, даже в банном халате и с бигудями на голове ухитрявшаяся выглядеть на все двести пятьдесят процентов; а ещё огромный детина со сломанной, причём, кажется, неоднократно, переносицей и добрым, как у детского стоматолога, взглядом. Я так и не понял, живёт он один или всё же с кем-то, потому что пару раз в глубине его квартиры кто-то смутно мелькал, но «стоматолог» на него даже не оглядывался, никак на эти перемещения не реагировал и представлять нас друг другу не спешил. Возможно, это была домработница или просто случайный гость, не суть. В конце концов, нужно иногда уважать чужое право на тайны, иначе не будешь иметь своего. Я так углубился в свои мысли, что напрочь забыл о заданном изначально вопросе. – Здесь пока всё очень даже неплохо и, я надеюсь, будет таким в дальнейшем, – вздохнул я тяжело, на автопилоте продолжая скрести тряпкой обеденный стол. – А что, были какие-то проблемы? Теда с работой не надули? А то они так рьяно за него схватились, когда он предложил им свою кандидатуру, что это попахивало подлянкой, – я прямо через разделяющие нас с инженером километры видел, как он сейчас в волнении вспетушил на макушке свои рыжие вихры. – Ха, ещё бы им за него не схватиться, – с гордостью возразил я, – его же туда первоначально и звали сразу после учёбы, все мыслимые и немыслимые роли отдать обещали, но вот, не срослось как-то… – Из-за тебя? – Донни как всегда был сама тактичность. Я хотел ответить ему, что во всём виноваты не только мои азартные пристрастия, но тут из динамика телефона раздался сердитый, приглушённый расстоянием крик: – Донни, сколько можно повторять! В пятый раз я обед греть не буду! Бросай свои железки и марш за стол! – Ладно, – заторопился инженер, – удачи вам с ассимиляцией в большом городе. Заезжайте как-нибудь, а я попрошу Алекс приготовить для тебя домашние гамбургеры, домашнюю картошку-фри и домашнюю пиццу, – засмеялся он и положил трубку. Я несколько секунд послушал короткие гудки. До меня медленно, но верно доходил один кошмарный факт. – Пицца! Я забыл про пиццу! – застонал я, схватившись за голову, и пулей метнулся в прихожую. Взяв позабытый там пакет из пиццерии, я глянул на часы. До прихода Теда оставался примерно час, плюс-минус двадцать минут. Пока я размышлял, спрятать еду в своём кабинете или в животе, внизу, на первом этаже, резко хлопнула подъездная дверь. Я застыл, навострив уши на приближающиеся тяжёлые шаги. Неизвестный поднялся по лестнице, постоял на площадке и затих. Как я ни вслушивался в происходящее за дверью, больше звуков он не издавал и вообще как будто испарился. Я уже успокоился и собирался уйти в комнату, как перед входом в нашу квартиру завозились, и раздался напористый стук в дверь. Лихорадочно заметавшись, я не нашёл ничего лучше, чем засунуть коробку с пиццей под диван в гостиной, а пакет спрятать в минибар, за бутылку с подаренным бывшим начальством кьянти. Стук в дверь повторился. Я зарычал «уже иду!», сдёргивая с себя футболку, на которой внезапно обнаружился след от васаби и, не глядя, надевая первое, что выпало на меня из шкафа. Подбежав ко входу, я резко дёрнул торчащий в замочной скважине ключ, распахнул дверь, поднял голову и… – Срань Господня!!! – во всё горло завопил я. Из меня рвались и более крепкие выражения, но сейчас ни одно из них не смогло бы в полной мере выразить мои эмоции по поводу открывшейся на лестничной клетке картины. – Да нет, это я, – флегматично отозвался знакомый мне во всех своих оттенках и воплощениях голос. Ощущая резко появившуюся ватную слабость в ногах и зарождающиеся внизу желудка пустоту и холод, которые бывают, когда видишь в кино пугающе реалистичный распотрошённый труп, размазанные по хирургическому столу мозги или прочий анатомический театр, я с болезненным интересом разглядывал тёмные пятна, цветущие всеми оттенками фиолетового на скуластом длинном лице стоящего в дверях Теда. Кровоподтёки начинались от правого глаза и, расползаясь по всему лицу, плавно переходили на разбитые губы, а затем на грудь, плечи и рёбра, проглядывая в рваных прорехах пятнисто-багровой рубашки; на руках алели расквашенные костяшки. Вся эта «живопись» пестрела припухшими кровоточащими рубцами, разводами подсохшей грязи, ссадинами длинной в палец и эффектно дополнялась ухом с маленьким отстающим кусочком стёсанной кожи. Этот кусочек меня окончательно добил. Я привалился к дверному косяку и медленно сполз по нему на пол. – Тед?! Ч-что… Что с тоб… – я заикнулся и резко осёкся, осознав, что с состоянием Драйзера и так всё довольно очевидно, и поэтому сформулировал вопрос иначе: – Кто тебя так?! – Машина, – лаконично отозвался он, переступил через мои протянутые на порог ноги и присел напротив своего вконец сомлевшего финансиста. Чересчур буйное воображение мигом нарисовало перед моим внутренним взором спортивный красный автомобиль в боксёрских шортах и со здоровенными ручищами бодибилдера, с садистским энтузиазмом гоняющийся по улицам за несчастными пешеходами. – Тебя избила машина? – я услышал, что мой голос звучит где-то на самых верхних регистрах, тонко и придушенно. – Ну, в основном, не она, конечно, а её водитель, – поправил меня Тед и, придвинувшись ближе, обеспокоенно положил ладонь мне на лоб. – Ты хорошо себя чувствуешь? Какой-то ты зелёный. – Да неужто? – ядовито поинтересовался я. – С чего бы вообще, прямо не знаю! Тед взял меня под мышки, поднял без малейшего усилия и поставил на ноги. Я в изнеможении прислонился к нему, положив голову на его ключицы. – Так… Если я правильно понимаю, он сначала сбил тебя на машине, а потом ещё и вручную отходил? Так здесь нынче принято извиняться перед своими жертвами? – Строго говоря, на дорогу я выбежал сам, так что слово «жертва» здесь не очень уместно. – За каким чёртом? – ужаснулся я, отстраняясь и с содроганием протягивая ладонь к особенно большой лиловой гематоме на его подбородке. Драйзер поймал мои пальцы на полпути и мягко, но настойчиво отвёл их в сторону. – Нужно было как-то его остановить. Там, на перекрёстке, был крупный затор – у одного парня собака с поводка сорвалась и на проезжую часть умчалась – а этот лихач на всех парах из-за поворота нёсся. Если бы ещё и он в это столпотворение въехал, неизвестно, осталось бы хоть что-нибудь от самого перекрёстка. А так он практически машинально затормозил, когда меня перед собой увидел. Даже почти не задел. – Мой герой, – саркастично выдохнул я и уткнулся лицом ему в живот, давя в себе зачатки истерики, – собачку пожалел. Тед сделал вид, что не услышал. – А потом от резкого торможения у того водителя покрышки сгорели, – продолжил он, – вот он и бросился на меня от злости с кулаками. Ну конечно, для него же это выглядело так, как будто какой-то придурок прямо перед его машиной на дорогу выскочил. – Но ты же ему всё объяснил? Что была бы авария, если бы не это? – Ещё как объяснил, – Тед серьёзно кивнул, – а потом ещё разок, и ещё. А чтобы наверняка дошло, зачитал ему статью из правил дорожного движения о превышении скорости в городских пределах. Он так проникся, что после кричал мне вслед с асфальта, что обязательно найдёт меня и с удовольствием послушает ещё и про нанесение телесных повреждений, и про нецензурную брань в общественных местах. Я вздрогнул, сильнее вжался в него и почувствовал, как он положил руку мне на спину. – Влипать в неприятности – моя прерогатива, Тео. – Ну, извини, что нарушил традицию, – он опустил голову мне на затылок, расслабил свою всегда прямую, как жердь, спину и мгновенно перестал быть таким большим и взрослым. Я сразу почувствовал острый прилив нежности к этому словно высеченному из холодного монолитного камня человеку, который в редкие, настоящие свои минуты становился теплее солнца и мягче воды. К тому, кто умел греть, не обжигая, и постоянно, неустанно дарил мне свой неистощимый внутренний жар на протяжении уже почти десятка лет. К тому, кто видел меня насквозь, со всеми моими изъянами, несовершенствами и недостатками, и всё равно оставался рядом. К тому, за которым я тянулся и которого больше смерти боялся разочаровать. К тому, кто прикрывал мои слабые места и без опаски доверял мне свои. Я с собственнической жадностью обхватил его за талию, ощущая себя замёрзшим в метели путешественником, который, наконец, добрёл до костра и протянул к нему свои синие окоченевшие руки. Так мы и стояли, обнявшись, наверное, очень долго и потеряв счёт времени. Потом я шмыгнул носом и решительно заявил: – Нужно отвезти тебя к врачу. – Не глупи, из-за каждого синяка по больницам не наездишься. С этим, – он показал на своё лицо, – сейчас уже ничего не поделаешь. Обработаем, а через неделю само сойдёт. – Да? А мне мучайся и не спи ночью, переживай, вдруг у тебя внутреннее кровотечение, или сотрясение, или… Тед устало закатил глаза к потолку и прекратил мои словоизлияния, пожалуй, самым действенным способом, который могли придумать коварные влюблённые. Я этот способ оценил и, оторвавшись от Теда, полностью успокоился. И тут меня осенило. – Давай, я тогда тебя хотя бы Гергу покажу, – я заметил его непонимающий взгляд и поспешно пояснил: – Он живёт напротив нас. – Этому громиле? – Тед с сомнением покосился на серебристую, окованную металлом дверь соседней квартиры. – Он же вроде военный. – Не суди книгу по обложке, а человека по внешности, – я назидательно поднял палец вверх, – Герг, между прочим, врач по первому образованию. – Так, а по второму кто? – заинтересовался Тед. Я обулся, поправил сбившуюся одежду и, уже выходя на площадку и закрывая за собой входную дверь, смущённо буркнул: – Воздушный десантник. В ответ мне из квартиры раздался громогласный гомерический хохот. Герг открыл мне почти через секунду после того, как я позвонил, будто всё это время стоял здесь и ждал, когда я приду. Он выслушал меня, почему-то неотрывно глядя мне в район солнечного сплетения и странно ухмыляясь. Я быстро посмотрел вниз, чтобы понять, что вызвало такую реакцию, и густо покраснел. Майка, которую я напялил в спешке, оказалась подарком другого моего соседа на новоселье. На ней огромным готическим шрифтом было написано «доведи меня до сарказма», а снизу был кокетливо пририсован ядовито-кислотный след поцелуя. Я стыдливо прикрыл это безобразие скрещенными на груди руками и заторопился, переходя в разговоре, собственно, к сути дела. Врач покивал, согласился на осмотр и затопал за мной к нашей двери. Отнёсся он ко всему уведенному до ужаса спокойно. Посветил Теду в зрачок фонариком с брелока для ключей, попросил помотать головой из стороны в сторону и велел открыть рот и до предела высунуть язык. – Больше, вот так, до конца! Не тошнит? Голова не кружится? Подвигай челюстью! Сглотни теперь! До этого не отключался, сознание не терял? – он быстро, но внимательно просмотрел каждый синяк, ткнул пальцем в самый крупный на боку и дружески хлопнул Теда по плечу. – Ничего, жить будешь. Даже зашивать ничего не придётся. Видимо, посчитав свою работу выполненной, Герг кивнул мне и вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я запоздало крикнул ему «спасибо!» и услышал ответное, усиленное подъездным эхом, зычное «пжалста!». – Ну что, теперь ты сможешь спать спокойно? – Тед ехидно дёрнул меня двумя пальцами за кончик носа. – А с тобой, болезный, я потом поговорю! – я попытался изобразить обычный строгий голос Драйзера, которым он всегда отчитывал меня за очередной фортель. Вышло не очень. Тед засмеялся, не размыкая губ, и я сердито подпихнул его в спину, выводя из коридора. Я затолкал его в ванную под душ и, тихо ругаясь, стал смывать с него кровь вперемешку с грязью. К иссиня-чёрным пятнам по всему телу было страшно прикасаться. Я тёр их намыленной мочалкой, и мне постоянно казалось, что я делаю ему очень больно, но Тед ни разу не поморщился и не пожаловался на неприятные мои касания. Он нагнулся ко мне и позволил смыть со своего лица запёкшуюся багровую корку, а затем распустил длинный растрёпанный хвост пепельно-русых волос, и я тщательно их расчесал, перебрал, да так и оставил их в свободном виде. Накинув на Теда халат и усадив на диван, я сходил на кухню и отыскал там аптечку. Ваты в ней не оказалось, зато почему-то она сверху донизу была заполнена одноразовыми перчатками. Чертыхнувшись, я вывалил всё это добро на пол и нашёл-таки на дне баночку перекиси. Щедро оторвав бумажных полотенец и захватив из холодильника формочки со льдом, я вернулся обратно в комнату. Обрабатывать Теду лицо оказалось проблематично. Я задирал плечи, которые быстро уставали, чтобы доставать до него, он наклонялся, мешая мне волосами, и в итоге нам обоим было дико неудобно. Тогда он лёг на спину и положил голову мне на колени. Я с наслаждением поворошил его гриву, запуская в неё сразу обе руки, как чахнущий над золотом дракон, и расправил её по всему дивану, поставил антисептик на придвинутый вплотную журнальный столик и принялся колдовать над своим инквизитором. – Говори, если надавлю слишком сильно, – предупредил я, осторожно вытирая влажными салфетками выступающие из царапин и ранок капли. Тед улыбнулся и прикрыл глаза. Я бережно промокнул его потрескавшиеся губы, наклонился и уткнулся своими в тот их уголок, который был относительно цел. Тед, прижимая одной рукой к ушибу на челюсти выданный ему для этих целей кубик льда, поднял другую и запустил мне в непослушные путаные кудряшки. – Ты ведь совсем не умеешь думать о последствиях. Что бы я сейчас делал, если бы ты просчитался, и автомобиль просто бы не успел, не смог, не попытался затормозить? Если бы водитель был пьян, близорук, ненормален?.. Ведь существует так много «если», которые могли бы всё разрушить, и мне бы сегодня позвонили из больничного морга и сообщили, что такого-то числа, такого-то времени, на такой-то улице… – я услышал в своём голосе дрожь, поднял лицо и отвернулся, чтобы он не видел моих покрасневших глаз. – Я не хочу, чтобы мне звонили из морга, Тео. Не хочу, чтобы вообще откуда-нибудь звонили и говорили такое. – Никто тебе такого не скажет, – усмехнулся Тед, – я не ношу с собой паспорт. Быть мне Джоном Доу при случае, а тебе – не оповещённым о таком происшествии. Хм, может, мне военные жетоны завести? Я, нервно фыркнув, шлёпнул Теда ладонью по груди. – Давай договоримся, что отныне смотреть в перспективу буду я, а ты будешь прокладывать дорогу, ладно? Распределим обязанности, чтобы больше такого не вышло, что ты смотришь на обстоятельства сквозь пальцы и несёшься вперёд паровоза! По рукам? – По рукам, – Тед легонько пожал моё запястье. Сделка состоялась. – Джек, – через несколько минут умиротворённой тишины позвал меня он. – Да? – откликнулся я, продолжая задумчиво поглаживать ему выступающие шейные позвонки. Тед пошарил по полу рукой и с более чем красноречивым выражением лица выудил из-под дивана плоскую картонную коробку с нарисованным на ней, смуглым до черноты, усатым мексиканцем. Я, озарённый запоздалым воспоминанием о своей спонтанной заначке, вжал голову в плечи и заискивающе предложил: – Может, по кусочку?