Never mind

      — Выходи!       Эмма прижимается спиной к стене и задерживает дыхание — благодаря суперсиле это выходит с лёгкостью, она почти сливается со стеной, а бледный цвет её лица можно сравнить с цветом побелки. Услышав, как тяжелые ботинки Реджины громыхают где - то недалеко от нее, она позволяет себе один единственный вдох. И тут же, на грани, выдыхает.       Конечно, Реджина слышит ее, чует, словно нос у неё испачкан в крови жертвы, идет по следу как охотничья собака, движимая только одной целью: поймать и уничтожить Капитана Эмму Свон. В её голове циркулирует, проходя по венам, и проводочками в голове вспыхивает неоново - яркая ярость. Она рычит голодным зверем, впиваясь когтями под кожу, рисинками пота вскрывается на коже хаотичными рисунками. У её ярости есть и другое имя: «предательство». Не помня ничего о прошлой жизни, Реджина хорошо помнит другое.       Она хрипло смеется, когда цель в который раз втягивает в себя воздух, как загнанное в угол животное, думая, что не слышит ни дыхание, ни бешеный стук сердца. Слух у Реджины обострён раз в пять больше, чем у обычного человека, рука с легкостью перемелет кости в муку, а из глазных яблок сделает неаппетитное месиво невнятного цвета. Но больше всего она любит давить сердца — рука с легкостью пробивает грудную клетку так быстро, что пока она вырывает сердце из груди, жертва еще дышит. И это приятнее всего. Реджине не терпится узнать, как скоро совершенный солдат, Капитан Эмма Свон, перестанет дышать, но она готова потерпеть, загонять её в угол намного интереснее: играть с ней, как кошка с мышкой, выламывать ее запястья, наблюдать за тем, как она с трудом скрывает непонимание.       Непонимание.       Последнее было лишним — воспоминания потоком слепящего света взрываются перед глазами, какое - то время она видит отрывки из них: белокурая девушка, пачкающая красками серый от усердия холст, холодную матовость запястий на белоснежной простыне и улыбка, прорезающая в сердце дыру, словно оно сделано из бумаги. К счастью, это длится недолго: привычная головная боль, нудная и как и всегда, зверски голодная кусает голову изнутри тупыми челюстями. Вспышка перед глазами «цель» вновь напоминает о том, что ей по - настоящему важно.       Неважно, кто заказчик, палец на спусковом крючке никогда не дёрнется, и пуля всегда попадет в цель. Красно – синяя жертва сегодня в последний раз заставит ее чувствовать что подобное.       Она не промахнется.       Она «ловит» Эмму еще какие - то доли секунд, прежде чем ей успевает наскучить, и тогда она пробивает стену над тем местом, где должна быть голова Эммы. Недостроенная стена рушится, но Капитана там нет. И на секунду Реджина думает, что и не было – галлюцинации имеют свойство часто посещать её с тех пор, как ее мозг перекраивают, как надоевшую одежду, подменяют воспоминания целями, а на месте адресов оставляя жирный прочерк в качестве подарка. Она не запоминает лица своих жертв. Ей кажется, что сегодняшнюю битву она выдумала, как выдумала и Капитана Эмму Свон.       Конечно, это не так. Она сама настигает Зимнюю, бросая в нее щит, словно не зная, что она поймает его у самого лица. Или знает. Адекватность поступков Капитана давно вызывает сомнение у Реджины, но она пользуется этой секундной заминкой, оборачивая промедление в свою пользу.       Она уже в последний раз «ловит» Свон, заводя ей руки за спину, предварительно отбросив в сторону щит, и бьет коленом в спину, вынуждая ту упасть на пол. Она взводит спусковой крючок, упираясь дулом прямо в затылок Свон, а другой рукой тянет на себя белокурые пряди и почти спускает палец с крючка, предвкушая как будут смотреться ее мозги на заплеванном бетонном полу. Но медлит, словно в голове стоит распорка, разделяя поток мыслей на два равных русла: она думает о задании, и о том, что после убийства Свон её вознаградят отсутствием боли, но одновременно не хочет этого. — В каждом человеке идет борьба, похожая на борьбу двух волков,— хрипит Свон, её слова едва различимы, и приходится отпустить волосы, чтобы она могла говорить. По непонятной причине Реджине не хочется, чтобы она замолчала. Она выпускает из кулака пряди, позволив ей отдышаться, и пока Эмма говорит, настороженно слушает.       Отчего - то простая басня, которую она слышала не раз, тревожит её, палец на крючке дергается, но всякий раз она убирает его и продолжает сдерживаться, даже когда Эмма замолкает. Повисшая тишина не меняет ситуации, ей совсем не хочется, чтобы Капитан умирала. Реджине кажется, что она упустила что - то важное, она трясет головой и опускает винтовку. И этого хватает, чтобы Эмма вырвалась. Реджина почти не удивляется, когда оказывается под Свон, лежащей на лопатках и улыбается, когда чувствует как кровь, вытекающая из раны на голове, пачкает волосы — результат близкой встречи затылка и стены. По какой - то причине она не удивляется тому, что оказалась на месте Капитана и даже не пытается освободиться. В голове появляется мысль, что задание она провалила, но она продолжает улыбаться.       Так неправильно.       Непонятно, чего от неё хочет Свон, но она не сопротивляется, когда та присаживается на корточки и осторожно, словно Реджина — это хрупкая ваза, которую легко разбить, ощупывает её голову. Однако, Миллс кажется, что руки Капитана и впрямь могут исцелять, она совсем не против, что эти самые руки гладят ее голову, перебирают волосы и осторожно касаются щеки. Она не чувствует себя хрупкой утварью, напротив, ей кажется, что она стала в десятки раз сильнее. Она только глупо улыбается словам Эммы, надеясь, что не начнет умолять, чтобы она ни на секунду не оставляла ее, когда перестанет гладить её волосы.       — Мое Величество, — повторяет в который раз Эмма. На этот раз она касается щеки Реджины и прячет лицо, отворачиваясь, словно думает, что та не заметит слез, которые Капитан усердно скрывает.       Хотя это странное прозвище не вызывает никаких воспоминаний, она улыбается.       Боль жуёт её голову изнутри, разрывает клыками все тело, её органы наполнены гноем и кусочками сердца, но она продолжает растягивать губы в улыбке, словно целлулоидный пупс с поролоновым брюшком.       Она не помнит ровным счетом ничего, даже белокурую тощенькую девочку она припоминает с трудом, однако, отчего - то ей впервые хочется довериться.       Реджина прочищает горло, прежде чем начать говорить.       Что она говорит, она не может вспомнить, но кажется, она несет полную околесицу, то уверяя Капитана в своей преданности, то сбиваясь с английского на грубый русский. От собственной нелепости ей смешно, но она не смеется. Ни тогда, когда руки Свон касаются ее скул, ни тогда, когда та целует её плотно сжатыми губами, а руки порхают по лицу, зарываясь в волосы.       Ей больно так, что сил терпеть почти нет, но её мысли сейчас не о наказании.       Она по - прежнему понятия не имеет, чего от нее хочет Свон, но знает, чего хочет она сама: быть той, которую Капитан в ней ищет.       «Быть может, тогда боль отступит» — думает она.       Но, не задерживаясь на этой мысли, Реджина делает невидимый шажок в сторону Эммы и раскрывает ее губы своими. Главное — не задумываться над этим слишком долго, а остальное придёт.