Ни одного «Мы справимся!». Ни единого «Пожалуйста, помоги…».
Божья коровка такая маленькая по сравнению с котом… При желании убьет ее, просто задев когтем. Маленькая и хрупкая. И здесь также. Нуар с легкостью убьет Ледибаг, если того пожелает. Но ни разу, будучи управляемым, не сделал с ней ровным счетом ничего. И, конечно же, потому, что не хотел причиняет вреда своей Леди, даже когда взгляд замутнен ненавистью или жестоким приказом, словно изумруд, покрытый пылью. Нуар никогда не сделает ничего с Ледибаг, потому что на уровне инстинктов понимает, что она, пожалуй, самое дорогое, что вообще когда-то было в его жизни. В обеих жизнях. С маской или без. Было, есть и будет. Пожалуй, даже во всех девяти. Всегда-всегда. И даже нападая, он мысленно клянет себя за такую глупость и сотни и сотни раз извиняется перед девушкой за каждый взмах когтями в ее сторону, пусть и не достигший цели.А что, если когда-то он попадет?..
Да один его котоклизм мог сжечь хрупкую девушку за считанные секунды, пропитайся он к ней настоящей ненавистью. Но почему-то всегда сжигал то, что подсовывала ему под руку Мари. Чаще всего, это была часть ее хитроумного плана. Она всегда со всем справлялась, даже, пусть, с неимоверными усилиями. Придумать что-то просто грандиозное для того, чтобы победить — кажется для нее пустяком. Ведет себя, словно всесильная и может абсолютно все сделать в одиночку. Но и каменные стены рушатся, что уж говорить об обычной девушке. А когда она, такая хрупкая, что тронь ее, рассыпется на маленькие звенящие осколочки, прыгает с крыши на крышу, — да еще и не смотрит, куда, потому что объясняет свой план, — у кота сердце пропускает удары или вовсе останавливается. Потому кот будет всегда осторожно и бережно касаться ее в обоих обличьях. Чтобы ненароком не разбить. Нуар прекрасно, — намного лучше других, — знает, что у Ледибаг нет такого понятия, как инстинкт самосохранения. У нее есть инстинкт сохранения жизней горожан, жертвы акумы, его жизни, в конце концов, но никак не себя. "Взрослость — это ответственность за себя и своих близких". Так гласит учебник обществознания. А когда есть огромная ответственность за близких, а вот за себя — ни грамма? Нуар точно не знал, как это назвать. Но зато был уверен, что это нечто есть у его Леди. И однажды он зачем-то, — кажется, чисто для повышения своей образованности, — решил спросить, почему она так делает. С чего взяла, что всегда сможет справиться сама? Почему еще ни разу не сказала «Я не смогу,»? Ну или хотя бы «Я не уверена, что у меня получится». Почему всегда делает все в одиночку, не прося помощи? Пожалуй, Нуар ожидал любого ответа — насмешки, «Ты ничего не понимаешь, глупый кот,» или чего-то в этом роде. Но… «От твоих сил толку ноль, если ими ты никого не спасаешь.» Парень тогда весьма смутно понял эти слова, приняв их, как аксиому. Так она сказала, значит это, без сомнений, правильно. Хоть и не ясно, но правильно. И ничего удивительного в том, что он не понял, нет. Потому что Адриан сразу же согласился на роль Нуара. Без промедлений и раздумий. Жаль только, что не для того, чтобы стать спасителем. А для того, чтобы превращение стало его ключом от золотой клетки, в которой он жил. А Мари стала Ледибаг не потому, что так хотела. А потому, что так надо. Потому, что «Я справлюсь…» и несказанное «…ради друзей». А сегодня она все-таки не смогла. И вправду, не всесильная. И не всемогущая. А йо-йо — далеко не лучшее оружие. И, оказывается, сила костюма зависит от душевных сил самой Ледибаг. А о каких силах может идти речь, если она их тратит с неимоверным размахом на любое дело? Леска щелкнула, как лопнувшая струна, и разлетелась пополам. А Маринетт, не ожидавшая такой подлости, полетела вниз. А у Нуара девять жизней. И еще парочкой, — помимо всех уже угроханных на спасение горожан, — он вполне может рискнуть ради своей Леди. И рискнет, не задумываясь. Она падает — он летит следом и, на удивление быстро, перехватывает девушку за талию. Аккуратно и бережно, чтобы не разбить. — Хватит быть такой сильной! — предпочитая умолчать о том, что она порой кажется в разы сильнее его самого. Парень опускается, как и положенно котам, на лапы. Растрепанный и растерянный, будто секунда, и воздуха не хватит-таки. И не сказать, чтобы злится. Почти трясется, как обыкновенный мальчишка. — Котик… — и у нее вид настолько же ошарашенный. Сама не заметила, как перепугалась и схватилась за его плечи, собирая в кулачки воротник. Не ожидала, что ей хоть когда-то понадобится помощь. — Ты не одна, моя Леди, — так уверенно и, наконец переведя дух, поднимает глаза на Маринетт. — Я рядом, даже если тебе вечно не нужна помощь.