Одержимые

Записка, посланная королем Генрихом Наваррским своей возлюбленной, Габриэль де Эстре: — Не мойся, милая, я буду у тебя через три недели. — Милый Генрих, не моюсь уже пятую неделю — ты когда приедешь-то?!

Хотя стоял уже май, но в Южной Франции в это время было довольно прохладно. Почти нагую девушку, в тоненькой сорочке пробирающуюся сквозь старые густые ели с метлой в руках, это совершенно не беспокоило. Она сосредоточенно шла к виднеющейся впереди поляне, о которой знали единицы, и поэтому не беспокоилась, что это место смогут найти. Конечно, была вероятность, что её сестра проследит за ней, но девушка не думала, что та пойдёт ночью за «ненормальной». Выйдя на место, она положила метлу на мокрую после дождя траву и, перекинув волосы со спины на грудь, стала вытаскивать из рыжих прядей листья и иголки, которые прицепились на пути. Благо, что время на это у неё было. Время шло, стемнело окончательно. На тёмном небосводе засияли звёзды. Встав с земли, на которую она уже успела присесть, ведьма пошла к самому толстому дереву. Присев у его корней, она стала аккуратно надавливать на мох у северной части ствола. Ещё с минуту водила тонкими пальцами, пока не наткнулась на уплотнение. Усмехнувшись, она двумя пальцами залезла в небольшую щель и вытащила маленький, грубо сделанный, глиняный горшочек с крышкой. Она открыла его, чтобы проверить, не подменил ли кто содержимое, и в нос ударило привычным неприятным запахом. Отойдя обратно, рыжеволосая ведьма положила его рядом с метлой и пошла к следующему дереву. Оттуда она вынесла спрятанные в тряпке деревяшки с щепками, старое тряпье и зажженный фонарь. Спустя какое-то время девушка соорудила из толстой деревяшки и обмотанной вокруг конца тряпки что-то наподобие факела. Оставшиеся палки и одежду свалила в качестве костра. Фонарь полетел в огонь, приземлившись с громким лязгом корежившегося металла и звуком разгорающегося пламени. Так как тряпки были смочены в алкоголе, всё загорелось мгновенно. Колдунья заворожено наблюдала, как с тихим треском языки пламени «съедают» дерево. Пожалуй, это была любимая часть того, что должно было произойти за сегодняшнюю ночь. Француженка встряхнула рыжими волосами, отчего на них заплясали блики огня. Отложив факел в сторону, она сняла с себя то, что на ней было. Сорочка бесполезным куском полетела вниз и, взявшись за мазь, Лили Эванс стала намазывать её на участки кожи, до которых только могла дотянуться. Она старалась не обращать внимание на отвратительный запах, с усердием вымазывая лицо. «Это скоро закончится», — думала она, втирая остаток в бедра и ступни. Факел сам оказался в её руках. Лили, встав на носочки, вскинула руки вверх, вытянув палку параллельно земле. Она закрыла глаза и размяла шею, медленно сделав головой круг. Палка переместилась в правую ладонь и француженка резко повела ею в правую сторону, при этом сделав изящное па. Лили крутанулась на месте и упала на колени перед костром. Её глаза горели невероятно ярко, а на губах растянута безумная улыбка. Рука сама потянула палку с тряпкой к огню и в её руках загорелось пламя. — Духи леса, примите мою плату, — она поднесла горящий конец к раскрытой левой ладони, и пламя полоснуло сердцевину. Громкий вскрик разнёсся по поляне. Превозмогая боль, Эванс встала и, сдерживая слёзы, вытянутой рукой сделала вокруг себя огненный круг, а затем, подняв его у себя над головой, резко опустила вниз. Она кружила и кружила вокруг костра с факелом в одной руке и обожженной им же другой. Блики огня отплясывали причудливый танец на её коже, а волосы, сами как безумное пламя, развевались в такт девичьим движениям. Безумная улыбка не покидала губ ведьмы, а сверкающие зелёные глаза счастливо глядели то на звёздное небо, то на тёмный лес. Сделав последнее движение, она с силой воткнула факел в землю, а сама улеглась на холодную траву. Кожу по всему телу покалывало, а в голове становилось всё легче. Никаких мыслей, ничего обременительного в её жизни больше не осталось. Лишь свобода. Подбежав к осиротевшей за это время метле, девушка села на неё задом наперед, лицом к прутьям, и ещё раз вскинула голову наверх. Если приглядеться, то можно было увидеть черные точки, летящие в одном направлении. Из груди вырвался веселый и безудержный смех. Лили Эванс крепко вцепилась пальцами в древко метлы и, хорошенько оттолкнувшись от земли ногами, полетела туда, где, она знала, её давно ждут. Во время полёта волосы безбожно лезли в смеющийся рот, закрывали искрящиеся глаза, но при этом Лили наслаждалась происходящим. В голую спину и скрещённые ноги дули сильные порывы ветра, грозя свалить наездницу с метлы, но это лишь раззадоривало Лили. Она делала невероятные виражи, зачастую вися вниз головой, держась за деревяшку ногами. Ведьмы вокруг подбадривали новоявленную сестру безумным смехом, а некоторые делали такие же сумасшедшие вещи, как Эванс. — Эванс, повторяй! — к ней подлетела ведьма, но из-за того, что она была повёрнута спиной, Лили видела только шапку длинных вьющихся черных волос. Ведьма сделала в воздухе петлю и полетела с метлой камнем вниз. Лили без промедления повторила за ней и, вцепившись уже чуть ли не ногтями в дерево, кричала от восторга. Каждый день обычной жизни она мечтала, что сможет летать так же свободно, как делала это сейчас. Ветер обдувал голое тело, даря ощущение полной свободны, а энергия бушевала в крови под воздействием волшебной мази. Это именно то, что ей всегда будет нужно. Вскоре они долетели до места прибытия. Встретил их огромный костёр, тянущий свои длинные огненные щупальца прямо к их ногам. Улыбающиеся колдуньи юрко убирали их, то снижаясь, то снова поднимаясь ввысь. На мгновение Лили показалось, что из пламя на неё смотрят алые глаза и встряхнула головой, смежив веки, прогоняя наваждение. Открыв глаза, она увидела обычный огонь, но рядом с костром стоял тот, ради кого она в тайне выбралась из дома. Прекрасный темноволосый юноша с хитрой улыбкой наблюдал за своими ведьмами. Тридцать ведьм спикировали вниз к хозяину и упали перед ним на колени. — Мои дети, вы явились, — он прошёл мимо них, ласково проведя пальцами по макушке каждой его дочери. Ведьмы в экстазе закатывали глаза, а на лицах отображалось блаженство. Женщины откинули свои мётлы в сторону и, поднявшись, расселись вокруг своего повелителя, который удобно устроился на выросшем из земли трона. Все с обожанием глядели на Сатану, не видя его настоящего облика. Мазь, содержащая белладонну, вызывала у использовавшей её сильнейшие галлюцинации и искажала действительность. Если бы хоть кто-нибудь видел его без этого воздействия, то убежал с холма без оглядки. Сатана был безобразен. Из головы его торчали рога, схожие с бараньими, лицо было исполосовано множеством глубоких морщин, а на подбородке красовалась козлиная борода. Телосложением он был не лучше. Костлявые руки почти без какого-либо намёка на мышцы резко взмахивали вверх в особенно эмоциональных моментах, копыта вместо человеческих ног отстукивали по земле только понятный дьяволу ритм. Но никто не видел этого, и на сухих губах существа сияла самодовольная улыбка. — Насылайте болезни на людей и на скот, — голос существа звучал как самая прекрасная музыка и ведьмы заворожено слушали его, — губите тело и душу этих жалких христиан. — пара ведьм, посмеиваясь, одобрительно гаркнули на слова своего предводителя. Сам же Сатана с воодушевлением продолжил: — Вызывайте грозы и ветры, град на поля, мор на стада, — речь его звучала всё запальчивей, глаза девушек горели восторгом и энтузиазмом. Кто-то, в предвкушении будущих злодеяний, счастливо улыбался и часто похлопал ладонями. — Сейте вражду и ссоры между людьми и изо всех сил старайтесь испортить жизнь семейных пар, вселяя в супругов отвращение друг к другу. Разговоры длились долго, но и им пришёл конец. Началось пиршество. Пламя взметнулось ввысь, согревая присутствующих, а на земле появилось много блюд и выпивки в глиняной посуде. Все с аппетитом принялись за лягушачьи потроха, запивая это элем, прерывая трапезу периодическими репликами и смешками. Чуть ли не в совсем сырое мясо они впивались белоснежными зубами, от чего по подбородку у кого-то могла по неосторожности стечь кровь из мяса. Сатана же все так же вещал, вызывая одобрительные кивания и выкрики своими речами, и раздавал указания. — Сегодня ко мне присоединится ещё одно моё дитя, — мужчина взглянул на Лили и ведунья, не смея противиться, подошла к своему господину. Он попросил одну из ведьм налить из кувшина в его сложенные лодочкой ладони кровь младенца. — Испей. Лили, ни секунды не сомневаясь, склонилась над руками господина и, поддерживая их снизу своими ладонями, начала жадно пить. Проглотив всё до последней капли, та посмотрела на повелителя. Он коснулся руками её волос, вымазав их в крови, и, притянув к себе, поцеловал новообращенную ведьму. Поцелуй был глубоким и жарким. Она водила пальцами по шее и волосам Сатаны, иногда крепко цепляясь за них руками. Тем временем, пока Лили была полностью поглощена происходящим, дьявол когтем выцарапал на её лопатке звезду. Теперь Лили Эванс окончательно принадлежала ему. Это послужило сигналом для остальных женщин. Они начали отплясывать, сплетаясь друг с другом в причудливые формы, поцелуи, вперемешку со стонами, разносились по всей округе. Они то становились в хоровод вокруг огня, то снова танцуя парами. Так продолжалось еще долго, пока не началось то, чего так долго ждал Сатана. Оргия. * * * Семья Эванс торопливо собиралась на службу, потому что самая младшая мадемуазель Лили слишком долго нежилась в своей постели. — Девочка, поторапливайся, — месье Эванс был не настроен выслушивать лепетание дочери и был крайне раздражён тем, что им придётся опоздать. Пока Лили собиралась, он попросил свою старшую дочь Петуни помочь закрыть лавку. Ставни закрылись, предметы гончарного искусства были убраны в мастерскую, а на рабочем месте был наведен полный порядок. — Я готова, рара, — девушка спустилась по лестнице и стыдливо притупила глаза. — Уверяю вас, это в последний раз. Петуни с презрительным фырканьем отвернулась от сестры, от чего длинные широкие рукава взметнулись вверх, maman с осуждением посмотрела на младшенькую, а отец указал рукой на выход, но всё же смягчился и в последний момент похлопал дочь по плечу, показывая, что он простил её. Лили улыбнулась отцу, поправила горж[1] и появившиеся складки на накидке, а только потом уже открыла дверь. Семья Эванс вышла на улицу и не спеша двинулась в сторону церкви. Супруги шли впереди, а дочери шли в несколько шагов позади родителей. Они аккуратно обходили злачные помои, с особой осторожностью обходя содержание ночных горшков на земле. — Вечно ты выставляешь нас в невыгодном свете, — Петуни отчитывала сестру, стараясь не привлечь внимания в их сторону. — Родители обеспокоены твоим поведением, — она кинула недовольный взгляд на девушку и уже собиралась сказать дорогой сестрице ещё много нелицеприятных слов, но Петуни отвлёк друг её жениха Вернона Дурслея, который решил выразить своё почтение чете Эванс. Вежливая улыбка словно приклеилась к лицу будущей мадам Дурслей, не смея заговорить с мужчиной. Лили, в отличии от сестры, лучезарно улыбалась знакомому, но заметив предупреждающий взор матери, склонила голову вниз. Не престало, видите ли, девушкам на благородных мужчин заглядываться. Спустя какое-то время мужчина ушёл, а Эвансы поняли, что окончательно опоздали в церковь. Петуни продолжила нападки на Лили. — Скажи на милость, где ты была? — старшая сестра взяла младшую под локоть, когда они продолжили свой путь. — Я видела, в каком виде ты вышла из дома, mon cher, и ты подставляешь всю семью под удар тем… — она скривила губы в отвращении и сильнее впилась пальцами в ткань на локте младшей Эванс, — чем ты там занимаешься со своими sorciеres[2], — она брезгливо выплюнула последнее слово, и в этот момент в одном из домов человек с третьего этажа вылил содержание ночного горшка на голову проходившему внизу бедолаге. С уст облитого полились отборные ругательства в адрес того идиота, что это сделал, но тот невозмутимо поставил горшок рядом с собой и закрыл ставни. Кто-то посмеялся над неудачником, кто-то посочувствовал, а Эвансы ускорили шаг. Подобные происшествия были не в новинку в здешних местах, поэтому никакого удивления ни у кого не возникло. Лишь Лили захотела помочь несчастному мужчине, но Петуни так крепко держалась за её локоть, что не дала сделать и шагу в его сторону. — Но ему нужна помощь! — Лили возразила на потуги сестры увести её подальше. Родители смотрели на Лили неодобрительно, но девушку это не волновало. На возражения Лили Петуни лишь посмотрела на неё как не на самое умное создание и всё так же чуть ли не силком потащила к чете Эванс. Семья всё-таки дошла до церкви, где проходила полулитургическая драма. Лили остановилась перед выходом и глубоко вздохнула. Они встали в самом конце наоса[3], скрываемые толпой прихожан-зрителей. По действу впереди было понятно, что первое действие было почти полностью пропущено, так как разговор трёх Марий и ангела подходил к концу. Затем началась месса, и по залу разнеслись молитвы на латыни. Люди, склонив головы, проговаривали шепотом слова, внутренне желая, чтобы Бог снизошел до их бед и помог. Лили Эванс так же читала молитву, как и все остальные, но в отличии от остальных, с каждым произнесенным словом голова девушки становилась всё тяжелей, а руки мелко подрагивали. Изменения в сестре заметила Петуни, которая стояла рядом с ней. — Что с тобой? — поинтересовалась Туни и мельком оглянулась, боясь, что состояние девушки заметит кто-то ещё. Лили не ответила, лишь яростей произнося слова. Она уже не осознавала, что делает. Её тело сотрясалось в мелких судорогах, ладони с длинными пальцами так крепко вцепились друг в друга, что цвет их походил на цвет пергамента. Народ стал оборачиваться на шум позади и в ужасе раскрывали глаза, видя, как молодую девушку трясет из стороны в сторону, а зрачки закатываются в глазницы. Священники прекратили богослужение, привлеченные криками. Они застыли, не в силах сдвинуться с места. — Демон! В неё вселился демон! — люди в испуге расступались, пытаясь быть как можно дальше от охваченной дьяволом. Они прятали детей, перекрещивались и старались не привлекать её внимания, но этого они могли бы и не опасаться. Лили лихорадило, и она вряд ли понимала, что происходит. Единственный, кто не растерялся, был месье Эванс, который уверенным шагом, хоть и с некоторой опаской, подошёл к дочери, трясущейся на полу церкви, и поднял девушку на руки. Люди ахнули и снова перекрестились. От греха подальше. Эванс со своей ношей на руках направился к выходу из церкви. Люди сами образовывали коридор, пропуская одержимую. В это время мадам Эванс лежала на полу в глубоком обмороке, а Петуни, на чьих ногах лежала голова maman, обмахивала её платком, при этом с отвращением смотря на уходивших из церкви отца с самой настоящей sorciеre на руках. * * * Как только матери стало лучше, они чуть ли не побежали домой. Путь для взволнованных женщин был слишком долог и обе облегченно выдохнули, когда смогли закрыть дверь гончарной лавки. Мадам побежала наверх, старшая дочь же осталась сидеть внизу, пытаясь унять страх. А если об этом инциденте узнает её дорогой жених? Он же расторгнет помолвку, что для demoiselle невероятно унизительно, а из-за сестрицы, одержимой демонами, больше ни один мужчина не посмотрит на неё, и надежда на замужество потухнет, как фитилёк свечи. Петуни сдернула с головы горж и, предаваясь своему унынию и горю, заплакала, уткнувшись лицом в головной убор. Со второго этажа послышались причитания матери и крики отца, чтобы она успокоилась. Голос месье Эванса подействовал успокаивающе на Туни, и, вытерев остатки слёз, она распрямилась и решительно начала подниматься по лестнице. Девушка нашла родителей у комнаты Лили. Мать плакала на груди отца, а он сам нечитаемым взглядом смотрел на младшую дочь, которая извивалась на кровати, привязанная к ней толстыми верёвками. Рыжая коса растрепалась, кожа побледнела, а на запястьях и лодыжках, которые отец привязал, чтобы дочь не покалечила себя в приступах агонии, уже виднелась кровь. Петуни испуганно посмотрела на родителей. — Это ведь не заразно? — она машинально отошла от дверного проёма и облокотилась на стену в коридоре. — Эта дрянь не переселится в меня, когда я буду спать? — Не должна. Петуни, девочка моя, иди к кюре[4]. Я уверен, что как только ты расскажешь про наше несчастье, он непременно забросит все свои дела и поможет нам. Туни нечего было возразить отцу и, даже не накинув на голову горж, взяла теплый плащ с глубоким капюшоном, и поспешила вниз, в уже темнеющую улицу, за своим единственным спасением, хотя этот способ ей и не нравился. Высокая фигура прошмыгнула мимо вонючей кучи мусора, сваленной у трактира, и, запахнув посильнее плащ, двинулась дальше по узкой улочке. Совсем скоро должен появится дом отца Снейпа, к которому она так стремилась. Сказать по правде, несмотря на то, что он являлся священнослужителем и был верен Богу, Петуни не жаловала отца Снейпа. В нём была та же ненормальность, что и в её сестрице. На следующем повороте Петуни наткнулась на то, что меньше всего хотела видеть в данный момент. На площади, через которую проходил кратчайший путь до дома Снейпа, с десяток «ведьм» подвергались пытке. Когда-то пару лет назад она случайно увидела, как дочь соседей, хорошая подруга Лили, была заживо сожжена на костре за колдовство, и этого для её психики оказалось вполне достаточным. Петуни с того памятного случая не давала даже придраться к своим действиям и образу жизни, что привело к помолвке с месье Дурслей, торговцу мехами. Счастью девушки не было предела, но сейчас всё висело на волоске из-за Лили. Виновата Лили и только Лили. Знала ведь, что ночные походы неизвестно куда ни к чему хорошему не приведут, но решила не вмешиваться, надеясь на светлый ум младшей сестры. Зря, как оказалось. Она снова посмотрела на площадь и нахмурилась. Туни знала это наказание. Ходьба до изнеможения. Ни присесть, ни поесть, даже ни постоять на месте. Ноги от постоянного движения опухали и стирались в кровь до мяса. Одна из осужденных на площади резко упала, закричав от боли. Она плакала навзрыд, пытаясь как-то подступиться к своим ногам, чтобы не почувствовать ещё большей боли. Лицо искривило выражение муки. Остальные женщины мужественно терпели экзекуцию дальше, обходя упавшую. Мужчина в рыцарских доспехах подошел к ней и рывком поднял её с земли. Пошатнувшись, она снова упала. — Вставай, — он опять потянул к ней руку, намереваясь поднять подозреваемую, но она отрицательно покачала головой, глотая слёзы. — Не могу, — провыла ведьма, раскачиваясь взад-вперёд. — Я больше не могу. Петуни на какое-то мгновение стало жаль женщину, видя, какие страдания ей приносят движения. Когда к ведьме подошёл священник, Пети отвернулась, зная, что будет дальше. Не видя больше смысла здесь оставаться, она грязными закоулками побежала дальше. Вот и нужный дом. Быстрое постукивание по деревянной двери маленьким кулаком женщины, и настал период ожидания. Только сейчас Петуни пришло в голову, что отца Снейпа могло не быть дома. Но если его нет, то что тогда делать? Опасениям Петуни Эванс не суждено было сбыться, потому что спустя минуту толстая дверь открылась, и в проёме показался Северус Снейп. Он удивлённо вскинул правую бровь, увидев посетительницу. — Добрый вечер, мадемуазель Эванс, — приятный баритон мужчины ласкал слух, но Петуни не обратила в этот раз на это внимание, а лишь прошмыгнула в дом, захлопнув за собой дверь. По поводу поведения пришедшей Северус ничего не сказал, лишь пригласил её сесть. Петуни приняла приглашение и решила действовать прямо. — Северус, хоть вы и знаете про мою неприязнь к вам, в данный момент я вынуждена обратиться за помощью, — священник внимательно смотрел на посетительницу, отметив непривычную бледность и неестественный блеск глаз. — В Лили вселился демон. Мужчина побледнел и черные глаза расширились от ужаса. Он немного оттянул указательным пальцем жесткий воротник, который неожиданно стал давить на кадык. — Как вы это поняли? — голос Снейпа не дрогнул. Он отошёл в другой конец комнаты к большому сундуку и, открыв его, начал вытаскивать оттуда какие-то вещи. Из-за того, что было довольно темно, Петуни не смогла разглядеть, что именно. — Во время мессы Лили резко побледнела, а руки затряслись, — Петуни окунулась в воспоминания сегодняшнего дня и вздрогнула. — Она упала и стала извиваться на полу церкви как змея. Глаза её стали белыми, а изо рта вырывались страшные хрипы. Потом отец унёс её домой, а когда я увидела Лили в следующий раз, она лежала на кровати, скованная путами. Она металась на постели как сам демон. — Да, она действительно одержима, — Северус собрал сумку, надел шляпу и накинул огромный чёрный плащ. — Вставайте, мадемуазель Эванс. Нам надо спешить. * * * Северус Снейп был невероятно напуган и зол. Сколько раз он говорил, чтобы она была осторожна? Не перечесть. Игра с Сатаной была опасной и приводила именно к таким результатам. Глупая безмозглая девка. Он летел по зловонным улицам, не обращая внимания на простой люд. Петуни Эванс семенила где-то рядом. Эта девушка раздражала Снейпа. Он был более, чем уверен, что она не о сестре волновалась, а о том, что «неприятность» Лили бросит тень на её репутацию. Мужчина фыркнул на эти мысли, чем привлёк к себе внимание старшей Эванс. На вопросительный взгляд Петуни он даже не повернулся, что уж говорить про нормальный ответ. Если он сейчас открыл бы рот, то в её сторону полились бы лишь язвительные речи, хорошо смоченные иронией и сарказмом, что было непозволительно для священнослужителя. Поэтому Северус решил промолчать. Через пару минут они оказались у входа в мастерскую. Пропустив девушку вперёд, он зашёл следом. По дому разносились крики, вперемешку с отборными проклятиями. Петуни остановилась. — Я не пойду дальше к этой ненормальной и останусь тут, — в подтверждение этого она села недалеко от гончарного круга и скинула с головы капюшон. — Идите, отец Снейп. Лили ждёт. Не сказав ни слова, он вышел из мастерской в торговую лавку, где он знал, находилась лестница в жилые комнаты. Поднявшись, он встретил месье Эванса, хмурой тучей сидевшем на стуле. Завидев священника, он вскочил с места и шагнул к нему. — Отец Снейп, мы рады, что вы пришли так быстро. Там… — дальнейшую речь Эванса прервал душераздирающий визг. — Разговоры потом. Мне нужно идти, — он прошёл дальше по коридору, но у комнаты Лили Эванс окликнул священника по имени, что было очень неожиданно. Он так резко повернул к нему голову, что длинные чёрные волосы Северуса хлестнули по правой щеке. — Северус, помогите ей. Я вас умоляю, помогите, — он с такой надеждой смотрел в глаза отца Снейпа, что ответить отказом в данном случае было преступлением. Северус коротко кивнул и, открыв дверь, зашёл внутрь. Первым, что он увидел, был проплывающий по воздуху мимо его лица гребень для волос. Северус машинально попытался поймать его рукой, но тот вёртко выскользнул из цепких пальцев. Окинув помещение беглым взглядом, Северус увидел, что почти все вещи парят над землёй, кроме твердо стоящей на полу кровати с привязанной к ней одержимой. — Пора начинать, — священник снял шляпу, и та повисла рядом с его головой. Удовлетворенно хмыкнув, он вытащил из сумки сосуд со святой водой и крест. — Я знаю, что ты здесь. Покажись. — Невероятная наблюдательность, Северус. Я ждал большего, — раздался скучающий голос где-то справа. Твёрдый взгляд отца Снейпа прошёлся по стыку потолка и стены. — Неужели не можешь найти меня, мой старый друг? Северус автоматически брызнул в место, откуда услышал речь. Там зашипели. — Вот, значит, как ты друзей встречаешь? — над макушкой пробежал ветер и уже в левое ухо зашептали: — Ай-ай-ай, Северус. Ты начинаешь меня разочаровывать. Снейп отпрянул и выставил перед собой крест. — Пока ты не появишься передо мной, Сатана, я и дальше буду брызгать тебя, — Северус примерно знал, куда смотреть, но всё же предпочитал видимого собеседника. Мелькнула мысль, что ни одна вещь в этой комнате за это время так и не врезалась в него. — Нарываешься, Снейп. Твоя знакомая поразговорчивей была, — насмешливо прозвучало впереди него. «Не поддавайся на провокацию, Северус». — думал священник, внешне лишь сурово поджимая губы. — Не дождешься. Посмотрим, что ты сможешь сделать. Из-за того, что во время пререканий Лили не издала и звука, отец Снейп даже успел позабыть о ней. Лицо младшей Эванс было белее снега, глаза закатились, а рот был открыт в беззвучном крике. Её тело мелко подрагивало, а руки были крепко сжаты в кулаки. Он сделал несколько шагов к кровати, встав с правой стороны. Северус провел пальцами по лбу девушки, почувствовав жар кожи и пот. Кюре повернулся туда, где последний раз слышал голос Сатаны. — Такое я вижу впервые за свою практику, — он не отдернул пальцы, лишь бережно убрал прилипшие прядки. — Что с ней? — Конечно же, вы не видели такого, достопочтенный служитель Господа нашего, — издевательски протянули в ответ откуда-то с потолка. — К тебе ведьмы попадали. Лили на кровати снова заметалась, уже тихо постанывая, что заставило священника убрать руку. Верёвки натянулись, больно впиваясь в запястья и лодыжки, сосуды в глазах полопались, отчего стало казаться, что они налились кровью. Лили заговорила не своим голосом на иностранном наречии. Северус, больше не медля, склонился над ней, начертив большим пальцем на лбу крест. — Господи, услышь молитву мою, — прошептал он и повёл пальцами ото лба к подбородку. — И вопль мой да придет к Тебе. Одержимая, не переставая, орала, надрывая уже без того содранное горло, и пыталась даже под жёсткими путами быть как можно дальше от отца Снейпа. Он всё шептал молитву на латыни, обходя ведьму и брызгая святой водой. — Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью Господа нашего Иисуса Христа, искоренись и беги от Церкви Божией, от душ по образу Божию сотворенных и драгоценною кровию Агнца искупленных…[5] — Сатана, уже полностью видимый, сидел в воздухе у окна и с интересом смотрел на действия священника, почёсывая козлиную бородку. — Не получится, — произнёс рогоносец. Отец Снейп кинул на него темный взгляд, но чтения не прекратил. Существо подлетело поближе, тем самым раздражая Северуса. — Не получится, говорю, — чуть ли не пропел он отцу Снейпу в самое ухо. — Без меня так точно. Снейп прервал чтение молитвы и молчаливо, тяжелым взглядом, уставился на нарушителя. Сатана, всё также изображая из себя шута, отлетел к изголовью кровати и нежно провел когтистыми пальцами по рыжим волосам притихшей ведьмы. — Ты разве не видишь, Северус, что она принадлежит мне? — пальцы провели по бровям, по тонкому носу, а затем по сухим губам. — Она так прекрасна в своем безумии. Так бы и любовался ею, но, увы, это было бы недолго. Лили умерла бы через сутки от боли. А ведь нам это не нужно, верно? — Сатана поднял на него хитрый взгляд алых глаз. — Ты когда-нибудь хотел вкусить женщину? — Я чужд мирской жизни и, приняв сан, отказался от всего, в том числе от женщины. Цель моей жизни — служение Всевышнему, — последовал незамедлительный ответ. Существо лишь покачало головой. — Как же ты ошибаешься, Северус, — он оставил Эванс в покое, подлетев к священнику. — Ты, как и эта одержимая, принадлежите мне. Вы оба мои дети, — Сатана встал копытами на пол и уставился на Снейпа. До этого Северус не ощущал, какая сила исходила от короля Ада, но сейчас, когда он стоял вплотную, эта мощь давила на него. Северусу хотелось упасть на колени, прижимать голову к ногам, подчиняя и подавляя внутреннего себя в угоду этого существа. Но он по прежнему стоял, упрямо смотря в глаза самому Дьяволу. Сатана же, видя, что его дитя не собирается сдаваться просто так, удовлетворенно улыбнулся. Он любил непокорных. От улыбки Сатаны Снейпа передернуло. Не дай Бог ему увидеть это еще хоть раз. Этот оскал вкупе с уродливыми гнилыми зубами он не забудет никогда. Мужчины пристально смотрели друг другу в глаза, снова забыв о бедной Лили. — Так почему я не могу ей помочь? — нарушил молчание отец Снейп. Сатана не отрывал от него взгляда, сверля алыми глазами дыру. Даже не шелохнулся, когда между ними пролетел ночной горшок. — Потому что на ней моя печать, и только я могу прекратить это. В ней демон, мой дорогой друг. Ты сможешь выгнать его только с моего на то позволения, — существо ходило вокруг Северуса, цокая копытами по деревянному полу, чем жутко бесил священника. Он мешал делать отцу Снейпу его работу, изгонять демона из проклятой души Лили Эванс, но вместо этого Северус почему-то слушал главного врага Господа. И что пугало, он всегда делал это, когда Сатана появлялся. — Я вижу зерно прозрения в твоей темной душе, — словно прочитав его мысли, Дьявол снова обратился к нему. По комнате разнесся смех существа. — Я так долго ждал, когда же ты поймешь, — он оказался непозволительно близко к Снейпу, чуть ли не касаясь его длинного носа своим. — Я давно слежу за тобой, как и за ней, — взмах в сторону молчавшей на кровати Лили. — Ты бежал от тьмы с самого детства, хотя она окружала тебя. Ты ненавидел своего отца, бившего тебя и твою мать. Ненавидел мать за то, что она не могла ничего сделать, не могла защитить своего сына от отца-пьяницы. Я видел всё это, Северус Снейп, — он осторожно коснулся щеки кюре, наклонившись чуть ближе к нему, от чего дыхания обоих мужчин смешались. Северус испуганно смотрел на Сатану, ожидая продолжения.— Твоя душа принадлежит только мне и никакой Бог тебя не спасёт. Сатана отодвинулся, а Снейп испустил выдох облегчения. Господи, дай ему сил. Сатана тем временем продолжил: — С ней же немного другой случай, — его голос звучал веселее. — Самое светлое существо, которое я когда-либо видел. От неё исходил такой яркий свет, что я не мог не принять вызов и не погасить его, — Дьявол сел в ноги девушки, не обращая внимания на веревки. — К моему огромному сожалению, сделать мне этого не удалось. Даже ни одного темного пятнышка, — в голосе Сатаны прозвучало столько разочарования, что можно было пожалеть бедняжку, но не в случае дьявола. — Я смог только клеймить тело. Но знаешь, я и этому радуюсь. Она отныне дочь Сатаны, как и ты мой сын. И никакое исцеление души ей уже не поможет. Вы навсегда останетесь моими. * * * Счастливая Петуни Дурслей медленно шла по улицам города под руку уже со своим мужем. Все-таки происшествие годичной давности, которое произошло с её сестрой, не смогло поубавить уверенности Вернона в своем выборе, и через полгода состоялась свадьба. Все страхи уже мадам Дурслей во время венчания окончательно исчезли, и она окунулась в новую жизнь, которая Петуни более, чем устраивала. Никаких ненормальных. Но несмотря ни на что, она иногда вспоминала тот день. В ушах звенели нечеловеческие крики Лили, а перед глазами она видела её на полу приходской церкви, бьющейся в конвульсиях. А поздно вечером, когда Петуни уже окоченела сидеть в гончарной лавке и отгонять людей, которые хотели узнать подробности про одержимую Эванс, спустился отец Снейп. Его образ тоже отпечатался в её памяти на всю жизнь. И без того бледное лицо побелело еще больше, лоб потный, отчего черные волосы, прилипшие к нему, выглядели засаленными, а под глазами залегли глубокие тени. На плече висела сумка, а в руках Снейп комкал шляпу. Взглянув в его глаза, она, уже успев вскочить со скамьи, резко отпрянула назад. Темные очи горели настоящим безумием. Абсолютно такой же взгляд был и у Лили. Одержимый. И не сказав и слова, Северус Снейп чуть ли не вылетел за дверь, а края черного нарамника[6] развевались за его спиной словно крылья. Позже, когда она поднялась наверх и всё же заглянула в комнату младшей сестры, Петуни увидела, как папа отвязывает веревки от Лили, при этом растирая затекшие запястья с лодыжками. Мама, тихо плача, гладила дочь по рыжим волосам и благодарила Бога за спасение души её девочки. Сама же Лили спокойно спала. Старшая Эванс бессильно упала на стоявший неподалеку стул, облегченно делая последующие вздохи. В конце концов, Лили была сестрой Петуни и она все же любила её, как бы не хотела показать обратное. На следующее утро Лили не вставала с постели, чувствуя слабость после всего случившегося. Признаков буйного помешательства и одержимости не наблюдалось, и вся семья успокоилась. У отца Снейпа получилось. С неделю мадемуазель Лили потребовалось для восстановления своих сил. Она хорошо питалась, состояние улучшалось с каждым днём. Пару раз заглядывал отец Снейп. Он приносил какие-то снадобья. Чета Эванс с благодарностью принимала их, заглядывая священнику чуть ли не в рот от обожания. Отныне он был желанным гостем в этой семье. Но все же были моменты, которые настораживали Петуни еще Эванс. Отец Снейп закрывался с Лили на полчаса в комнате, и оттуда не было слышно и шороха. На последующие расспросы оба отвечали, что это касается её одержимости и не более того. Та не верила до последнего, пока через месяц отец Снейп не сообщил, что Лили отныне под присмотром его и Бога. — Петуни, твоя сестрица с кюре, — месье Дурслей привлек внимание задумавшейся жены и та, подняв взгляд, увидела священника, направляющегося, как и они, на мессу, а рядом с ним шла Лили чуть ли не в монашеском облачении. Чета Дурслей сделала вид, что не заметила эту привычную для всех парочку, степенно ступая по грязной дороге, а те скрылись в ближайшем повороте. — Всё же странные они. Петуни молча кивнула и потупила взгляд в землю, смотря как подол котты[7] колышется от движений её ног. Она была полностью согласна с мнением мужа. Да даже если бы так не считала, кто она такая, чтобы перечить?