Lullaby

Мама любила петь им с Мэтти колыбельные, и в какой-то момент это начало надоедать, особенно если учесть, что в четырнадцать Джейн всё ещё делил с семилетним братишкой комнату. Невинности он лишился в тринадцать и искренне считал, что мамины песенки перерос окончательно и бесповоротно, но за долгие годы они настолько прицепились к нему, что порой Джейн машинально насвистывал их себе под нос. Мэтти боялся всего на свете, включая грамкинов и снарков, которые по ночам воровали сердца маленьких детей и ели их с мёдом за оградой, но мама говорила — если какая нечисть и попробует похитить твоё доброе сердечко, то ничего у неё не выйдет. Сердце можно забрать только у того, кто сам его отдаст, по доброй воле. Тут уж Мэтти успокаивался. И Джейн заодно. Нет, не то чтобы он тоже боялся, но раз уж всякая потусторонняя дрянь охотилась только за добрыми сердцами, то, в отличии от мамы и Мэтти, они с папашей были в безопасности. Вечерами мама ставила свечу у окна и напевала — вроде как Мэтти, но и на Джейна искоса поглядывала. Тогда он думал — от того, что знала: как только мелкий уснёт, старший обормот тут же вылезет в окно и пойдёт по девкам, или по парням, тут уж как сложится. «Не отдавай своё сердце дёшево, кто дёшево взял — скоро захочет большего. Светлое сердце не стерпит измены, уж коли отдашь, то за хорошую цену». Голос у мамы был приятным, и Джейну иногда казалось, что поёт она скорее для него, на всякий случай. Что ж, дураком он не был и сердце своё никому бы ни за какие деньги не отдал. Хотя светлым оно не было, так что и очереди за ним не выстраивались. А потом на корабле появился доктор и начал смотреть на Джейна щенячьими глазами, и от каждого взгляда тёмное сердце Джейна уходило в пятки. Он и раньше видал такие вот глаза — так смотрел капитан на шлюху, а шлюха — на капитана, только вот взгляды их отродясь не встречались. Так смотрела Кейли на самого дока, а пастор — на Кейли, когда та смеялась. Если бы сердце так не ёкало, может, Джейн бы и трахнул дока, чего ж нет, но что-то внутри подсказывало — отдашь сердце за бесценок, за несколько минут кайфа, и не заметишь. Нахрен надо. Вышеупомянутое сердце тем временем стучало так, что страшно становилось. Он даже попытался избавиться от них. На Ариэле. В результате огрёб себе проблем на задницу, как обычно. А если б док не пялился на него так, что в штанах тесно становилось, ничего б такого не случилось. А потом, после Ариэля, док припёрся к нему в каюту. «Светлое сердце любой захочет — не отдавай тому, кто приходит ночью». Джейн вспомнил эту строчку из дурацкой маминой колыбельной, и аж вздрогнул. Даже подумалось — а не нечисть ли сам док? Конечно, на эту роль лучше подходила докторова сестрица, но если б грамкинов было так легко вычислить, то вряд ли бы они просто так воровали сердца. Что за бред. — Ривер не у тебя? — А с чего ей быть у меня? Док пожал плечами. — Она говорила о тебе. Говорила, что ты не такой, каким кажешься. Думаю, она благодарна за то, что ты помог нам сбежать из больницы. Очень смешно. Знал бы док, знала бы, мать её, Ривер. — Нет её тут. Док снова замялся, а потом посмотрел так, что Джейн аж сглотнул. А потом сделал пару шагов вперёд и осторожно коснулся щеки Джейна кончиками пальцев. — Я вижу, просто хотел сказать, что тоже благодарен. От прикосновения дока Джейн чуть было не вспыхнул, как то чучело, которое на его родном астероиде жгли по весне, чтоб умаслить нечисть. Вроде как жертву им принести. — Ты охренел, доктор? От звука собственного голоса Джейна замутило — слишком хриплый, слишком низкий. Да и дружок его, кажется, был готов. Пальцы Саймона… дока по-прежнему гладили его щёку. — Скажи мне, если я неправильно понимаю, — начал док. Голос у него дрожал, но, кажется, не от страха. — Мне казалось… Ты тоже хочешь. Тоже. Тоже… Тоже?! Больше всего на свете Джейну хотелось притянуть лощёного докторишку к себе и сорвать с него этот грёбаный сюртучок вместе с рубашкой и… Но даже самая, мать её, прекрасная ночь и исполненное желание впридачу не стоили того. Если бы док когда-нибудь узнал, кто их предал, да ещё и после того, как… Джейн бы сдох тогда. Пусть лучше узнает, не успев натворить глупостей. Пусть лучше никогда не узнает. И глупостей не натворит. Тупое сердце Джейна болезненно заныло. — Показалось, — рявкнул он. — Вали отсюда, пока я тебе мозги не вышиб. — Прости, — Саймон наконец-то отвёл руку от его лица. — Я был неправ. Забудь. На следующий день они уже знали. Не иначе как снарки нашептали. Док продолжал смотреть, но уже по-другому. Насмешливо. И так, словно его предали не один, а три чёртовых раза. Или больше. Это было практически невыносимо. — Мы не убьём тебя, — сказал тогда Саймон. — Но за тобой должок. Ривер ушла, выбежала из медотсека, а док всё ещё смотрел, словно ждал чего-то. «Не дари тому, кто глядит волком, не отдавай своё сердце в уплату долга». Джейн был готов на всё, лишь бы Саймон просто перестал играть в свои долбаные гляделки. Даже отдать Веру в обмен на призрачный шанс трахнуть сисястую Саффрон и хоть на секунду отвлечься. — Эй, Джейн, она тебе правда так нравится? Она же почти ребёнок? Тебе вообще хоть иногда бывает… Я не знаю, стыдно? Люди — не винтовки, их не продают и не покупают, тебе родители в детстве не объясняли? Док говорил с такой яростью, словно Джейн хотел поиметь не весьма себе цветущую и готовую на многое девицу, хоть и тупую, как овца, а его собственную тощую сестрёнку. — А тебе какое дело? Или тоже был бы не против? Саймон вспыхнул и сжал кулаки, словно собрался заехать Джейну в морду. Мысленно Джейн собрался с силами, чтобы, если что, на автомате не дать доку сдачи. — Я бы никогда не воспользовался чьей-то слабостью, Джейн. Я не такой, как ты. Джейну было что возразить, но он промолчал. Даже если б док признал его правоту и хоть что-то бы, наконец, понял… «Не дари тому, кто пришёл из города — не поймёт, что сердце твоё из золота». От сердца Джейна, которое отродясь не было золотым, остались одни угли, но, видимо, насчёт городских жителей мамина песня не врала. Когда Джубл Эрли улетел в пучины космоса (Джейн искренне надеялся, что умирал тот долго и мучительно), Саймон снова пришёл к нему в каюту, и у Джейна впервые язык не повернулся послать дока нахер. — Прости, док. Я задрых, и… Сам видишь, что случилось. — Всё хорошо. Ривер цела. И её, наконец, приняли. По мнению Джейна, приняли её куда раньше, причём зря. Но он лишь пожал плечами. — Она сейчас с Мэлом. Cо всеми. — Что, чувствуешь себя ненужным? — ляпнул Джейн и мысленно обматерил собственную глупость. Саймон кивнул и неуверенно улыбнулся. — На самом деле да. Но я пришёл, чтобы извиниться. — Не за что тебе извиняться. Я не должен был тогда, ну ты понял, в больнице. — Мы же разобрались с этим. Я хотел извиниться за то, что пришёл к тебе тогда. — Ты пришёл сказать, что тебе не стоит ко мне приходить? Док рассмеялся. — Я сейчас не слишком адекватен, после всего. Хотел сказать, что правда хотел этого. И сейчас хочу. И вёл себя всё это время… — Нормально ты себя вёл. «К доброму сердцу тянется тот, кто брошен. Береги его, милый, будь осторожен». И, наконец, Джейн наклонился к доку. Тот потянулся к нему в ответ. Доверие было нормальной ценой за его паршивое сердце.