Хищник

Ярость выламывает его кости. Он слышит их хруст. Слышит, как трещат сухожилия. Он зол. Он в гневе. Он во всепоглощающей его агонии. Ему хочется разнести этот зал к чертям. Хочется воткнуть кинжал по рукоятку в глотку ненавистному ему человеку. Ему хочется искупаться в его крови, а также выбить всю дурь из девки, которая помешала ему это сделать. Сука! Удар, наделенный сокрушающей силой, приходится на бойцовскую грушу. Парня трясет изнутри. Ломает. Выворачивает. Он давится собственной жижей агрессии, отравившей его кровь. Нервно дергает головой и снова наносит ряд безжалостных ударов. Он в бешенстве. Его нужно обходить стороной. Зверь выпущен из клетки. Момент упущен. Сука! Грязная потаскушка! Как она только посмела вмешаться?! Как у нее духа хватило перечить мне?! Мертвячка! Гребаная мертвячка! Раш втягивает воздух сквозь цепко сжатые зубы и бьет, бьет, бьет. Перед глазами вырисовываются черты лица бывшего напарника, который лежит изувеченным в лазарете. Дышит, гнида! Все еще дышит из-за нее! Парень бьет. Продолжает бить. Скидывает куртку, которая замедляет движения. В которой стало душно, жарко. Ему не хватает воздуха. Он задыхается в потоке неконтролируемой ярости, что проходит сквозь него. Его кожа пылает. Губы потрескались, обветрились. Голову будто пронзают сотни игл, а он продолжает утопать в этой вязкой жиже, продолжает гнить изнутри. И ему это нравится. — Раш! Остановись! — в отголоске его сознания звучит чей-то жалобный крик. Что-то белоснежное мелькает перед глазами, тормозит его руку от очередного удара. Его взгляд замылен. Он качает головой. Фокусируется. Смотрит на девчонку перед собой с желанием раскроить ей череп. И едва сдерживается, чтобы этого не сделать. Он надвигается на нее мрачной скалой. С горящими каким-то диким огнем глазами. Она отступает. Прижимается лопатками к груше, которую он только что истязал, и смотрит прямо, но боится. Он чувствует ее страх на своем языке. Готов поклясться, что чувствует. Видит, как он блещет в ее глазах. В зеленых, поглощающих его глазах. Сука! Он делает шаг. Сэм сжимается, но не отступает больше. Она пришла успокоить его. Пришла унять его злость. Сумасшедшая, до безумия бредовая идея, которая ударила в ее мозг спонтанно. Впилась, словно клещ. Она не должна быть здесь. Только не с ним. Не с беспринципным садистом. Выродком, коим его считали все. Все, кроме нее. Идиотка. — Раш, послушай меня, — и столько мольбы в ее голосе, что ему блевать охота, как и ей от своей слабости. — Беги отсюда, девка, беги! — раздается гортанный рык из его горла. Он забьет ее до смерти, если она не свалит отсюда. Или вытрахает из нее всю душу. Раш нервно дергает головой в одну и в другую сторону, передергивает плечами. Кровь внутри него кипит. Ему хочется сжать тонкую шею в своей руке и переломать ей позвонки, слыша характерный хруст. Практически вкушая его. Он жадно втягивает воздух через ноздри, которые раздуваются. Он напоминает быка на родео, которому показали красную тряпку — Саманту. Кулаки сжимаются сами собой. Он дышит яростью, пропитавшей кислотой каждую клеточку его организма. Он делает шаг в ее сторону, готовый мгновенно наброситься, соверши она хоть одно резкое движение. Ну же? Чего же ты ждешь? Беги, сука, беги! Зрачки Сэм мельтешат, выдавая ее страх с потрохами. Она уже жалеет, что пошла за ним. Жалеет, что влезла. Жалеет, что допустила мысль о том, что она может помочь ему. Ведь помощь ему не нужна. Он любит монстра внутри себя. Растит его. Питает. — Хочешь ударить? Ударь, — с какой-то отчаянной самоотверженностью произносит девчонка, все еще помня, как пролежала в прошлый раз неделю в лазарете после их спарринга. Он был жесток с ней. Излишне жесток. Она этого не заслужила. Но он никогда этого не признает. Ему нравилась боль в ее глазах. Нравилась краснеющая мгновенно кожа от его ударов. Нравилось, как она корчилась от боли. Нравилось то, что он напомнил ей о том, кто он есть. Он ликовал в тот момент, потому что из глаз девчонки пропала и тень жалости к нему. Он практически сломал ее. Не смешно ли? Жалость. Жалость к нему? Дура! — Мне мерзко смотреть на тебя, не то что касаться, — цедит сквозь зубы мужчина. — Проваливай! — снова рычит, но так, что у Сэм трясутся поджилки, она ощущает его гнев физически, будто может его пощупать. Она чувствует его ненависть. Чувствует подкоркой головного мозга. Он словно пропитан ненавистью к ней. Отвращение сочится из него ядом, что жжет ее кожу, отравляет. Раш зол, чертовски зол. На нее, на себя, на всех. Он дышит яростью, словно огнем. — Раш, мастер все знает. Он знает, что ты едва не убил Римуса, — страшась смотреть на него, бурчит девочка и делает несколько мелких шагов в сторону, ближе к стене, подальше от него. Что-то щелкает в его голове. Он сужает взгляд, пристально, словно разрезая, прожигая девичью кожу, смотрит. Его ноздри раздуваются от шумных вздохов — выдохов. Грудь вздымается. Он взвинчен. Сэм видит его раздражение, видит его злость. Она боится его. Впервые боится так, что слова застревают где-то в глотке после его вопроса: — Донесла? — елейный тон не сулит ничего хорошего. Хищник готовится к броску. Девка молчит. Раш чувствует, что готов растерзать ее на месте. Он уже предвкушает расплату за то, что она сделала. Что она посмела сделать. Вдуматься только. Всего год в его Инкубаторе. Всего год, как она переступила порог его тренировочного зала. Всего полгода, как он стал тренировать этот бесполезный мешок с костями. А она уже возомнила, что имеет право спасать его прогнившую душонку от очередного убийства? Он и так по горло в крови. Жалкая жизнь предателя не искупит его грехи. Он отнял сотни. Сотни гребаных жизней. И будет отнимать. Потому что ему это нравится. Это приносит ему удовольствие. Будоражит его кровь. Возбуждает. Погружает в нирвану. Это его наркотик. Мужчина двигается искусно. Мышцы на его теле перекатываются буграми, и создается впечатление, что он весь состоит лишь из стальных мышц. Машина. Машина смерти. Он медлит. Тянет. Смотрит. Прожигает насквозь, а Сэм продолжает молчать. Она боится сказать, что позвала мастера еще до того, как побежала к нему. Боится сказать, что случайно узнала о его планах. Она боится, потому что знает, что он убьет ее. И его ничто не остановит. У Сэм нет двойника, который прикрыл бы ее тушку. Нет по силе равных ему друзей. У Сэм нет никого. У Сэм есть только ее сердце, что еще не обуглилось в том адовом огне — в котле, в котором она будет вариться до последнего вздоха, будучи подчиненной системе. — Я все еще жду ответа, — грубо, ядовито произносит наемник, сделав два шага в сторону девчонки, заставив ее вжаться в стену. Так нельзя. Если она будет пятиться, то даже не сможет дать ему малейший отпор и лишь потому, что у нее не будет места для маневра. Но ноги ее не слушаются, словно вросли в землю. Она рвано дышит, ощущая, видя, как мужчина вплотную прижимается к ней. Смотрит высокомерно, с откровенной неприязнью, с присущей ему брезгливостью ко всему, что недостойно, по его мнению, внимания. — Он ни в чем не виноват, — потупив взгляд, проглатывая ком в горле, настаивает Сэм. Раш хватает ее за горло одним резким движением руки. Впивается пальцами в мягкую кожу так, что она белеет. Точно останутся синяки. Он сжимает тонкую шею, наклоняясь к своей жертве, внушая ей еще больший страх, что проносится по ее телу лихорадочной волной. — Я говорил тебе держаться от меня подальше? Говорил не лезть в мои дела? — цедит мужчина, а его голос рокочет. У девчонки перехватывает дыхание. Она пытается ослабить его хватку, пытается что-то сказать, но он душит ее. Отбирает жалкие остатки кислорода. — Ты, тупая сука, я предупреждал тебя! Раш на грани. Он срывается. Его бесит ее беспомощность. Бесит ее слабость. Она, как тряпичная кукла болтается на его руке и неожиданно ударяет ногой прямо в пах противнику. Сэм хватает этих жалких секунд, чтобы заглотнуть воздух и помчаться в сторону выхода из злополучного зала. Но дверь захлопывается прямо перед ее носом на защелку. Раш отталкивает ее так, что она падает, ударяется бедром и локтем. Сейчас не время боли. Не время себя жалеть. Сэм это понимает. Раш видит это в ее глазах. Она хочет бороться. Что ж, пусть попробует. Ему нужно выпустить пар, и он его выпустит. И неважно, как сильно он покалечит ее в этот раз. В следующий раз она будет умнее. Должна стать. Если не хочет подохнуть, как отребье. Девчонка встает в позу, Раш скалится, моментально подмечая, что она неправильно выставила наклон тела. Он может сбить ее с ног одной подсечкой, одним ударом. Но он хочет поиграть, жестом указывая на ринг. Сэм хмурится. От страха колотит все тело. Она помнит, что он сделал с ней в прошлый раз. Помнит, что он безжалостен. Помнит, как он усмехался в ответ на ее боль. Однако она идет. Оглядывается. Боится. Тешит самолюбие хищника, который следует за ней по пятам. Поднимается на ринг. Сбрасывает ненужные вещи, ощущая столь непривычный, обжигающий взгляд. Снова отступает. Наемник осматривает девушку не без интереса. Сейчас, когда на ней не тренировочная форма, а обычная, вольная. Он видит каждый обтянутый тканью сантиметр ее подтянутого тела. Когда-то он отметал подобные мысли, вот только не сейчас, потому что знал, видел, чувствовал, что это еще один повод для ее страха. Она боится, что он может не только избить ее, но и взять силой. Да, Раш производит такое впечатление. Он будто способен на все. И он рад, что окружающие так думают. Слава бежит впереди него, как и сопровождающая его ярость, которая начинала понемногу затухать. Наемник не желает этого. Он хочет снова почувствовать, как кончики пальцев, словно электрическим током пронзает от злости. Хочет ощутить неконтролируемый поток агрессии, который захлестнет его разум. Ему нужно завестись. Подкинуть дров в топку. И Сэм ему в этом поможет. Он помнит, как зовут это выкрашенное в бледно-розовый, почти белый цвет существо? Мерзость. — Откуда ты узнала про Римуса? — вкрадчиво тянет Раш, наблюдая за тем, как девочка отработанным движением пытается задеть его, но он лишь лениво уклоняется. Чтобы навредить ему. Чтобы хоть как-то задеть. Понадобится что-то более оригинальное, как вот это: Раш делает стремительный выпад вперед и подсечку. Сэм с грохотом падает на ринг. Снова ударяется бедром, но в этот раз еще и головой. Больно, но терпимо. Она поднимается, бегло продумывая ответ. Взвешивая все за и против. Она знает, что мужчина чувствует ложь. Знает ее запах. Также Сэм прекрасно понимает, что не солги она, он ее точно прикончит, потому что ее не должно было быть там. Она не имела права подслушивать его разговоры. Не имела права находиться в том крыле. Возле его комнаты. Что она вообще там забыла? Идиотка. Ведущаяся на сплетни идиотка! — Я узнала случайно. Ни да, ни нет. Непонятный ответ, который не подходит мужчине, потому что его губы складываются в одну сплошную линию. Он вновь начинает разжигаться прежним огнем злости, ненависти. Сэм нужно остановить его. Ей нужно что-то сказать. Она снова грохается на ринг, но уже более отчетливо ощущает силу удара. В этот раз он не стал щадить ее, а ударил так, как бил тогда, когда она вывела его из себя. Он понял, что она лжет. Понял, что грязная сучка уходит от ответа. И его это бесит, злит, нервирует. Он вновь передергивает плечами. Наблюдает, как Сэм поднимается. Прижимает ладонь к бедру. Кривится от боли. — Ты все еще надеешься солгать мне? — словно ядом прыщет Раш, а девочка смотрит на него своими большими глазами. Сколько времени уже прошло с тех пор, как она зашла сюда? Ведь его должны искать. Должны привести к мастеру для вынесения вердикта. Почему его никто не ищет? Сэм нервно дергает головой в сторону выхода, мужчина следует за ее взглядом и его губы искажаются в ухмылке. Он понял, на что она надеется. Понял, что далеко не на свои силы. Вот только ее ждут одни разочарования. Глупую девку ждут одни разочарования. — В эту дверь никто не войдет. Ни через час, ни через два, разве что завтра, — с явственной издевкой произносит Раш. — Я могу избить тебя, трахнуть, убить или промучить всю ночь, — с каким-то диким, неведомым девчонке огнем в глазах, проговорил наемник, и Сэм знала, что он не врет, потому что этим залом заведовал он, но у нее все равно оставались вопросы. — Мастер… Девочка лишь попыталась заикнуться, как Раш нанес ей серию ударов по ребрам, заставив Сэм упасть, но успеть царапнуть кожу мужчины совершенно неосознанно. Их всегда учили прятать ногти. Драться кулаками. Но почему-то сейчас она ликовала за неотработанную технику. Наемник поднес руку к своему лицу и хищно, кончиком языка слизал проступившую от царапины кровь, сделав Сэм очередную подсечку, заставив ее распластаться на ринге. — Мастер тебя не спасет, мертвячка. Скорее прикончит за отсутствие яиц между ног. Его слова льются нескончаемым потоком грязи. Сэм противно. Ей надоел этот цирк. Он даже толком ее не бьет. Оставил лишь пару синяков да ссадин. Игрушку для битья нашел. Она привыкла к такому Рашу. Привыкла к его нелюдимости. К тому, что он всегда жесток. Но ей никогда не привыкнуть к его играм. Никогда не понять то, что творится в его голове. Она хотела помочь ему. Искренне хотела помочь ему. Вот только он не нуждается в помощи. Сэм разворачивается. Уходит с ринга. Хмурится. Раш ловит ее выше локтя. Тормозит. Останавливает. Одергивает. Какого беса эта девка делает? Решила просто так уйти? — Я не закончил, — грубо, в привычной манере бросает мужчина, толком не осознавая, что он от нее хочет. Но он не может отпустить единственный источник выхода его эмоций, вновь пробуждающихся в нем. — Разбирайся со своим дерьмом сам, Раш. Говорить нужно тише, а не так, чтобы весь коридор слышал, как ты собираешься перерезать глотку Римусу, — будто находясь в мороке, бросает Сэм, тут же распахивая глаза, смотря, как белки наемника наливаются кровью. Дерзость. Он ненавидит дерзость. Но еще больше он ненавидит тех, кто лезет в его личное пространство. Эта сука трижды влезла в его жизнь. Трижды помешала его планам. Трижды вывела его из себя. Просто так он ее отсюда не выпустит. Не сейчас. Не тогда, когда она вновь преклонилась из-за страха перед ним. Когда признала, какую ошибку она допустила. Он должен указать ей на ее место. Должен показать, кто есть кто. И он это сделает, прямо сейчас возьмет эту суку. Возьмет, потому что хочет. Потому что может. Вот она, подпитка. Вот она ярость. И снова мир окрашивается в мрачные тона. Раш заводится с пол-оборота. Кипятится. Его лицо искажается в гримасе ненависти. Он снова в обличии монстра. Ярость сковывает его тело, отравляет мозг. Он обещал ее не трогать. Но сейчас его обещания пустой звук. Он хочет. Хочет ощутить влажность меж ее ног, как только коснется ее. Хочет почувствовать сопротивление. Борьбу. Он хочет праздновать победу над использованной им девкой. Он хочет заткнуть ее грязный рот. Хочет грубо отыметь ее. Засадить так, чтобы она не могла ходить. Чтобы она чувствовала. Знала. Помнила. Что он с ней сделал. Ей будет больно. Он хочет, чтобы ей было больно. Раш тащит ее за волосы к матам. Сэм брыкается, лягается, кричит. Она пытается вырваться. Он видит. Сладко впитывает в себя ее сопротивление. Идеальная жертва. Идеальное время. Идеальное настроение. Он так давно думал об этом. Мечтал. Представлял. Еще когда первый раз прикоснулся к ней, когда накинул полотенце на обнаженное тело, вынырнувшее из воды. Он наблюдал за ней. Наблюдал и курил в тени. Пока юная девушка позволяла себе резвиться в теплых водах в одних трусиках. Тогда он ощущал, как импульс бьет ему прямо в пах. Как собственный грубый голос говорит ему разложить ее на земле и трахнуть прямо там, на свежей траве. Но также он помнил, что сказал ей фразу, о которой уже несколько раз пожалел: «я не трону тебя без твоего согласия». Бред. Он мог. Он хотел. Он должен был ее взять еще тогда. Сейчас было бы проще. Она бы уже давно стонала под ним, когда бы он того хотел. Очередная подстилка. Охуитительная подстилка, которой ему не хватало все эти месяцы, пока он засовывал свои желания в задницу, но только не сейчас. С силой отбросив девочку на маты, Раш навис над ней. Он больше ее, мощнее, раза в три точно. Ей не выбраться. Не убежать. Не спастись. Он будет долго наслаждаться ею. Будет заполнять ей все то время, что упустил зря, по своей опрометчивости. По каким-то чуждым ему чувствам. Что это было? Жалость? Почему он не взял ее тогда? Сэм крутится, вырывается, дерется. Она пытается отдалить его от себя. Пытается задеть его, ранить. Она злит его. Бесит. Выводит. Раш отвешивает ей пощечину. Голова девочки дергается, ударяется об мат. Стены идут ходуном. Он явно переборщил с приложенной силой. Всегда перебарщивает. — Не двигайся, ты же не хочешь, чтобы я сделал тебе больно, — издевательски проговаривает мужчина, а девочка едва ли не бьется в истерике, скованная его цепкими лапами. Монстр. Хищник. Зверь. Ненавижу! Все ее естество кричит об отвращении к нему, и он это чувствует. Эта горечь на языке, заставляет ее вырываться отчаянней, пока он снова не заносит руку для удара. — Ты обещал! Ты обещал мне! — глотая слезы, кричит, срывает голос, но ему плевать, на все плевать, он утопает в ее сладости, в своих желаниях, инстинктах. Опускает руку, берет в замок две ее руки и скрещивает над ее головой. Раш смеряет ее взглядом. Аккуратно касается ее щек, сцеловывает дорожки слез. Сэм смотрит на него широко распахнутыми глазами. Словно не верит в этот неожиданный, совершенно не вписывающийся в картину заботливый жест. Раш обнажает белоснежные зубы. Смотрит. Пытливо смотрит в ее глаза. Изучает. Видит голый, ничем неприкрытый страх. Столь сильный. Столь явный. Заставляющий задуматься. Смягчиться. И Раш поддается. Немного ослабляет хватку, но продолжает смотреть. Смотреть в ее большие, зеленые глаза. Склоняется ниже. Молчит. Немного хмурится. Прикусывает и оттягивает нижнюю губу сбитой с толку девочки. Осознание того, что он не хочет брать ее силой, приходит спонтанно. Въедается в мозг. Раш щурится от этого, морщится, прикусывает губу сильнее, и Сэм всхлипывает. Он делает ей больно. Он знает это, но не может остановиться. Он хочет ее. Он чувствует, как в джинсах стало тесно, как член пульсирует, хоть он даже не прикоснулся к ней. Не прикоснулся так, как хочет. Раш играет, губами подчиняя ее губы себе. Целует, проникает внутрь, беспардонно исследуя ротовую полость девочки, зажатой им. Он ловит ее язык в ловушку, заставляет играть с его языком. Дико. Жадно. Поглощает. Словно пьет из нее. Свободная рука уже рыщет под майкой, находит аккуратную грудь, проникает под спортивное белье, накрывает полушарие. Сжимает. Мнет. Трет горошинки затвердевших сосков. Сэм выдыхает в его рот от столь непривычных, приятных, необычных ощущений. Раш ухмыляется, продолжая терзать ее губы. Кусает. Засасывает нижнюю. Оттягивает. И снова проникает. Накрывает. Отбирает воздух. Заполняет ее собой. Отпускает ее руки, стягивает с себя борцовку, все еще прижимая юное тело своими бедрами к мату. Он не хочет, чтобы она вырывалась. Не хочет, чтобы она пыталась сбежать. Он хочет наслаждаться ею. Хочет чувствовать ее. В конце концов, он имеет на это право, не меньше, чем другие. Даже больше. Он ее инструктор. — Как тебе нравится? Как это делает Зак? Он берет тебя грубо: сзади, спереди? — хрипло произносит мужчина, переходя на шею Сэм, которая мгновенно вспыхивает, вновь начиная выдираться. Легко и непринужденно он вновь цепко хватает ее. Вновь нависает над ней, сцепив зубы. Он злится. Она видит. Бесится. Не понимает. Щетинится. — А тебе нравится делать как другие? — шипит девушка под ним. Раш усмехается, а ведь должен уже всю дурь выбить за дерзость, но он сделает лучше. Лучше для себя. Он переворачивает ее стремительно. Стаскивает с нее майку. Сэм не успевает сориентироваться, как падает животом на прогревшийся ее теплом мат, задницей к верху. Раш отвешивает ощутимый, звонкий шлепок по ее ягодице. Нависает сверху. Убирает волосы. Кусает кожу. Сосет. Тянет. Девушка брыкается. Вырывается. Проклинает. Вновь кричит. Раша это раздражает. Раш звереет. Бьет сильнее положенного по упругой пятой точке. Сэм всхлипывает. — Заткнись, — цедит наемник. Его злят ее слезы. Злит ее слабость. Злит ее беспомощность. Злит то, что она раздвигает ноги перед другими, но брезгует перед ним. Грязная потаскушка! Он звереет. Разрывает джинсы на ней. Стягивает вместе с бельем. Обнажает. Кусает. Больно. Едва ли не до крови. Так, что Сэм не может сдержать слез. Грубо. Властно. Он запускает свою руку меж ее бедер. Ложится сверху, давая прочувствовать тяжесть своего тела. Вдавливает девчонку в мат. Проникает в нее пальцами. Стремительно. Непоколебимо. Ощущает ее влагу. Самодовольно кривит губы. — Ну надо же, и кто же тут сопротивлялся? Тебе нравится грубость, Саманта? Это тебя заводит? Его слова больно режут слух. Его пальцы, которые она чувствует внутри себя, доставляют ей дискомфорт, но нет адовой боли. Нет тех ощущений, которыми делились с ней подружки. Раш опытен. Он делает поступательные движения. Растягивает. Приручает. Ласкает. Он не перестает издеваться, а вот Сэм перестает бороться. Девочка уставилась в одну точку. Смотрит. Не моргает. Дышит рвано. Чувствует, как ее возбуждает то, что происходит. То, что делает с ней он. Прикрывает глаза. Стыдно. Ей стыдно за свое тело, которое поддается умелым рукам мужчины. Его языку. Его губам. Ей даже приятно вдыхать его запах. Она давно уже знает, как он пахнет. Давно утопает и следует за этим ароматом. Давно пропала в нем. Глупышка. Она оттопыривает ягодицы сама. Инстинктивно. Ненамеренно. Поддаваясь его умелым пальцам, которые ласкают ее изнутри, двигаются, трут. Раш чувствует насколько она тугая. Хмурится. Глубже проникает в нее. Странные ощущения не оставляют его. — Саманта, развей мои сомнения, — он не просит, он настаивает, его голос звучит грубо, хрипло, он не может признаться себе в том, что думает. Член стоит колом. Плотный джинс сдерживает, сжимает, едва не причиняет боль. Но Раш останавливается. Ждет. Вынимает пальцы. Злится. Сэм отвернулась от него. Не смотрит. Не хочет. Скрывается. Ей стыдно. Непонятно. Неприятно. Она вновь плачет. — Блять, Саманта! — рычит, грохочет, грубо переворачивает на спину, впивается взглядом, жжет и видит, все прекрасно видит. Матерится. Подрывается. Не смотрит на девушку, что распласталась на мате. Мечется словно зверь. Вновь рычит. Бьет кулаком о стену. Злится. Вновь окунается в свой гнев. Сэм подтягивает под себя ноги. Кое-как прикрывается. Смотрит на него омутами с застывшими слезами. Дерьмово. Она чувствует себя дерьмово. Не так. Не правильно. Грязно. — Прости, — срывается с ее губ. Она не знает, за что просит у него прощения. Он же ошарашен. Останавливается, как вкопанный. Резко. Не двигается. Лишь смотрит. Пристально смотрит. Ведет головой. Заносит руку за голову и проводит по густым, темным волосам. Хочется дать девчушке по щам. Тормозит себя. Одергивает. Не подходит к ней. Больше не смотрит. Одарив каким-то небрежным, отравленным сотнями игл взглядом. Забирает борцовку. Надевает. На нее не смотрит. Обходит. Поднимает куртку. Снова передергивает плечами в привычном жесте. Не говорит. Молчит. Уходит. Оставляет ее одну. Совсем одну. В соплях. В слезах. Униженную. Брошенную. Растоптанную. Сэм плачет и ей впервые не стыдно за слезы. Она не понимает, что происходит внутри нее. Не понимает, откуда в ней столько боли. Она все еще чувствует его губы на своем теле. Чувствует легкую боль внутри себя. Чувствует каждый засос, оставленный им. Каждую метку. Она чувствует его запах на своем теле. Она не злится. Она ревет. Ей больно оттого, что он ушел. Вот так, молча, взял и ушел. Не сказав ни слова. Это в его стиле, в его манере. Но не так. Не с ней. Не после того, что он сделал, собирался сделать. Боги, она жалеет. Жалеет, что он остановился. Хнычет. Осознает. Ее ломает. Неделя. Осталась неделя. Ей нужно. Иначе не пройдет. Ей нужно оказаться в чьих-то объятьях. В его объятьях. Иначе она пропадет.