Не тот случай

Маленький Германия всегда восхищался своим братом: сильный, смелый и отважный, он был идеалом для ребенка, еще не знавшего мир. Его брат был сильным. Он без проблем передвигал любую мебель в одиночку, мог хоть целый день таскать мелкого на руках и никогда, казалось, не уставал. Существовало ли хоть что-то в этом мире, с чем Пруссия не справился бы? Нет. Его брат был смелым. Он без тени сомнения бросался в бой, даже если перевес сил был не в его пользу; о его почти безумной отваге можно было слагать легенды. Существовало ли хоть что-то в этом мире, что могло бы напугать Пруссию? Нет. Его брат был ярким и запоминающимся. Он прочно заседал в памяти каждого, с кем был знаком, пусть и воспоминания эти не всегда были из приятных. Существовал ли хоть кто-то в этом мире, кто мог бы забыть Пруссию? Нет. Германия всегда слушал брата завороженно, восхищенно, задержав дыхание. Истории о кровопролитных битвах, где его брат, разумеется, проявил себя с лучшей стороны, всегда были заменой обычным детским сказкам. Педагогично или нет, но все были довольны. Германия всегда был послушным ребенком. Он беспрекословно подчинялся любым требованиям брата, выполнял каждую просьбу с особым рвением и старанием. Трудолюбивый и ответственный, больше всего на свете он боялся подвести брата, разочаровать его. Со временем Германия, уже повзрослевший, начал открывать в своем брате новые качества, которые до этого никогда не замечал. Многие из них были лишь ответвлениями уже давно известных, но некоторые… О некоторых хотелось одновременно и думать круглосуточно, и не думать вовсе. Его брат был привлекательным. Да, его красота была излишне резкой, едва уловимой и даже скрытой, но, лишь единожды обнаружив ее, расстаться с наваждением было невозможно. Словно призрачный фантом, это открытие преследовало Германию, не давало ему сосредоточиться на домашних обязанностях или учебе. Совсем не те мысли занимали его обычно светлую голову. Нахмурившись, он пытался собрать волю в кулак и выучить какую-нибудь теорему, но все доказательства рассыпались, словно карточный домик. Это неимоверно злило: даты не запоминались, карандаш выпадал из трясущихся рук. Совсем не те картины всплывали в его воображении. Куда делись бесконечные чертежи хитроумных механизмов? Идеи о совершенствовании оружия? Некогда возникающие без перебоя, все они исчезли, словно их никогда и не было. Совсем не те сны тревожили его покой темной ночью. Вскакивая, он тяжело дышал и смотрел в пустоту широко распахнутыми глазами, пытаясь избавиться от слишком навязчивых, слишком неправильных, слишком грязных снов. Где-то на подсознательном уровне он знал, что не должен видеть это, не должен позволять себе видеть это, не должен наслаждаться этим. Долгое время он списывал все на некую болезнь, повредившую его разум. Проверяя медицинские энциклопедии сотнями, он отвергал все больше и больше диагнозов, не находя нужной ему точности в симптомах. Не то. Не соответствует истине. Крепкие объятия брата, по-прежнему исключительно братские, стали смущать, навевать ненужные ассоциации. Германия предательски краснел под взглядом вечно прищуренных алых глаз, словно боялся, что брат как-нибудь узнает, обязательно узнает о его мыслях, прочитает их, как открытую книгу. Пруссия всегда был слишком проницательным, но сейчас он будто не замечал странного поведения братца. Или делал вид, что не замечал? Германия не мог ответить даже самому себе, какой вариант пугает его больше. У Германии никогда не было секретов от брата. Он знал, что может поделиться всеми переживаниями, попросить совета в любой, даже самой безвыходной ситуации. Он знал, что всегда может рассчитывать на поддержку. Но не сейчас. Не тот случай.