Твоё имя не вечно.

      Утро начинается не с кофе.       С противного звона будильника где-то под левым ухом, с холодного, всё ещё пахнущего сигаретным дымом воздуха, с подгорелой яичницы с сахаром вместо соли, с острого осознания того, что где-то там, в чужой квартире, ты просыпаешься с плюшевым мишкой, что подарил тебе очередной кавалер, или с этим самым кавалером, что ненавязчиво зашел на чай после долгой вечерней прогулки, или не просыпаешься вовсе.       Почему каждое моё утро начинается с тебя?..       Я выхожу из дома и закуриваю очередную сигарету. Лёгкие обжигает привкус ментола, а заледеневшие пальцы нервно теребят ключи в правом кармане куртки и позвякивают мелочью в левом.       Где я встречу тебя на этот раз? Может, в старом парке у озера, где ты будешь кормить почти ручных уже уток, или в переполненной маршрутке, где аромат твоего парфюма едва различим среди запахов пота и дешевого одеколона, или, может, в закусочной за углом, где ты каждое утро покупаешь пирожки с вишней, потому что снова не успела позавтракать?       Бред. Все эти мысли — бесконечная путаница в моём измученном сознании. Все эти мысли — сотни дорог, каждая из которых стремится к тебе. Куда бы я ни шел и что бы ни делал — ты всегда будешь там, всегда найдешь меня и никогда, никогда не оставишь в покое. Из этого лабиринта нет выхода.       Я могу сесть в первый попавшийся автобус, и ты будешь там. Могу уехать в другой город, и ты будешь там тоже. Могу сбежать из страны, но даже где-то на Александрийской площади в Берлине твой тихий голос окликнет меня по имени, и мне не спрятаться. Ты везде, где есть я. Где я встречу тебя на этот раз? — Простите, закурить не найдётся? — слышу за спиной, и сердце проваливается куда-то в желудок. Ты снова пришла за мной. — Конечно, — сдавленно улыбаюсь, повернувшись лицом, и дрожащими пальцами чиркаю кремень зажигалки. Ты прикуриваешь, и в нос ударяет запах вишни. Вишневые у тебя не только пирожки по утрам. — Спасибо. — Твои глаза, неизменно серые и пронзительные, смотрят куда-то вглубь меня, и я медленно рассыпаюсь по частям. Мне не спрятаться. — А мы… раньше нигде не встречались?       «Конечно, встречались, — мысленно отвечаю я, и сознание медленно тает в воспоминаниях. — Помнишь, как мы ходили в кино вечером в среду, а потом даже название фильма вспомнить не смогли? А как прыгали по лужам, словно дети, а после лежали с простудой? Как ты пряталась от дождя под моим свитером, чтобы не намочить новую белую рубашку? Или как ты читала мне вслух очередной любовный роман, а я тихо спал в кресле, стараясь не прерывать тебя своим громким дыханием? Или как хотела собаку на день рождения, а я подарил тебе плотоядное растение, отмахнувшись, что с ним хотя бы гулять не надо? Помнишь? Не помнишь. И уже никогда об этом не вспомнишь, потому что всё это — то, чего нынешняя ты никогда не видела.» — Не думаю. — Мой голос хриплый и едва заметно дрогнувший. Я уже выучил наизусть каждое твоё слово, каждый вопрос, но мне до сих пор не хватает сил послать тебя к чёрту. Потому что чёрт всё равно вернет тебя обратно. Потому что ты всегда возвращаешься обратно.

***

      Всё началось пару лет назад, помнишь? Когда, возвращаясь ночью из клуба, я сел не в то такси, и ты, усталая и обомлевшая, не нашла в себе сил вытолкнуть меня вон из салона чьей-то потрепанной желтой иномарки. «Как тебя зовут?» — спросил я и тут же забыл твоё имя, потому что в ту ночь во мне было слишком много алкоголя и мыслей о вечном. Твоё имя не вечно.       И та весна, что вскружила голову лепестками ранних цветов, тоже не вечна. И дожди, в которых купались, и лучи солнца, что опаляли жаром — всё это не вечно, вечны лишь мы. Лишь ты и я, и наши с тобой ладони, соединённые вместе. Так я думал. До тех пор, пока всё та же желтая иномарка не забрала тебя у меня.       Я считал минуты за дверью палаты, я ловил каждый твой едва ощутимый вздох, я молился всем богам, в которых не верил. Я не хотел потерять тебя. Но с каждым днём кардиомонитор становился всё тише, всё чаще врачи сбегались к твоей постели. Я по-прежнему стоял за дверью и молился, и боги по-прежнему не слышали меня.       Я не хотел отпускать тебя, лишь потому — да, лишь потому я согласился на ту сомнительную сделку. — Согласен ли ты отдать свою душу в обмен на её? — Да. — Готов ли ты принять на себя ответственность за последствия? — Да.       Он протянул мне бесполезный клочок бумаги, и молчаливые слёзы, застилающие мои глаза, не позволили прочесть и строчки. От меня требовалась лишь капля крови — я готов был грызть вены, лишь бы только вернуть тебя себе.       Тебя похоронили через два дня. Я стоял у края бездны, и беспощадный стук сырой земли о крышку гроба отдавался раскатами грома в сознании. И в каждом прохожем, в каждой болезненной гримасе я видел его оскал, его злобную усмешку, и мелкая дрожь от собственного бессилия разливалась по телу. Чудес не бывает. Твоё имя не вечно.       Через неделю я встретил тебя в метро и задохнулся болью. Эти глаза, эти руки и черты лица — всё, что я так бережно выцарапал на сердце, находилось здесь, передо мной, словно ничего и не было. Словно я никогда не садился в чужое такси и не стоял у надгробия с твоим именем. Всё это — сон. Всё это — обман моего больного воображения. — Простите, Вы выходите? — Твои глаза такие же серые, как весенний дождь в бесконечных лужах. Я слышу твой голос, и память медленно проваливается в пустоту, и комья земли, падающие на крышку гроба, раскатами грома проносятся в сознании. — Нет, — скупо отвечаю я, болезненно выплёвывая воздух из лёгких, но ты продолжаешь смотреть куда-то вглубь, словно ждешь от меня чего-то большего, чем простое междометие. — А мы раньше нигде не встречались? — Если только в старом парке недалеко от центральной площади.       Ты улыбаешься рваной раной по сердцу: — Никогда там не бывала.       А после мы столкнулись в каком-то случайном кафе, и ты невзначай оставила номер на салфетке. Я не спал всю ночь, прежде чем позвонить тебе. И та весна, что заарканила нас однажды, легким осенним ветром вновь ворвалась в наши сердца. Я снова обрел тебя. Снова обрел себя. До тех пор, пока в экстренных новостях не сообщили о бандитском налете на местное отделение банка.       Ты вновь лежала на белых простынях, и следы от пуль на твоей груди напоминали ожерелье. И каждую чертову ночь я слышал стук сырой земли о деревянную крышку гроба.

***

      Так продолжается уже два года. Я встречаю тебя в самых неожиданных или самых посредственных местах, ты оставляешь свой номер и очередной шрам на сердце, а после теряешься в разнообразии лиц на мраморных надгробиях. Я пытался бежать, но ты всегда догоняла меня. Я не звонил, но ты случайно окликала меня на улице. Из этого лабиринта нет выхода, ему нет конца и нет предела, лишь ты и я, идущие разными путями, но неминуемо навстречу друг другу.       Твоё имя не вечно. Но ты — вечна.       И вот сейчас ты стоишь здесь, передо мной, выдыхаешь вишневый дым из легких, а я не знаю, что ждет тебя за углом и сколько на этот раз продлится твоя жизнь. Неделю? Месяц? Может, год? Я уже столько раз пытался спасти тебя, пытался уберечь и защитить от мира, но всё это — лишь несбыточные надежды моего больного воображения. — Говорят, завтра в кинотеатре будет премьера. Уже решил, с кем пойдёшь? — спрашиваешь ты, и я чувствую, как в глубинах сердца волнуются океаны ртути. — Видимо, с тобой? — Кривая усмешка в ответ на твою распущенность. — Раз ты настаиваешь… — Я уже видел этот взгляд. Тысячу раз до сего момента и наверняка ещё тысячу — после. Ты вырываешь из блокнота листок и достаешь из кармана ручку. Десять цифр, что связывают нас, твоё не вечное, выведенное знакомым почерком.       Я забираю листок и чувствую, как заканчивается воздух. Нет, к чёрту маршрутки. Пойду пешком.       Через три минуты я услышу визг тормозов и испуганные крики прохожих и, обернувшись, увижу тебя, так небрежно раскинувшую руки на холодном осеннем асфальте, и твои остекленевшие серые глаза, безразлично глядящие в небо. Этот взгляд я тоже уже видел. Тысячу раз до сего момента и наверняка ещё тысячу — после. Видимо, в завтрашнем дне мне не понадобится твой номер на листке блокнота.

***

      Утро начинается не с кофе.       С холодного пола под босыми ногами, с запаха алкоголя, пропитавшего потасканную рубашку, с почти закончившейся пены для бритья и очередного осознания того, что где-то там ты снова ищешь маршрут ко мне, или просто куришь свои вишневые на балконе восьмого этажа, или даже летишь бескрылым ангелом с этого самого балкона.       Потому что каждое моё утро начинается с тебя.       Я выхожу из дома и вдыхаю холодный осенний воздух. Пачка в кармане оказалась пуста — нужно зайти в магазин за новой порцией смолы. А ещё подумать о том, как найти пути к отступлению, когда твои неизменно серые глаза вновь окутают меня дымом и воспоминаниями. — Пачку Мальборо красных, — протягиваю купюру в маленькое окошко ларька. — Пожалуйста, — слышу в ответ, и губы кривятся в усмешке. — Скажите, а мы… раньше нигде не встречались?