Прощание

Никогда еще снег в лесу Сноудина не был таким грязным. Он опустел в одночасье, как только дверь в Руины, запертая годами, отворилась, выпуская в Подземье чуму. И эта чума не шла ни в какое сравнение с болезнями и стихийными бедствиями, потому что для монстров нет ничего страшнее ужасающей мощи человеческой души. Той, что упрямо светит сквозь любую тьму, но не способна согреть. Здесь больше не осталось ни одного стражника, и у Санса не было никаких иллюзий насчет судьбы старой леди. Его несуществующее сердце сжималось от боли при мысли о том, что с ней стало, но сейчас перед ним стояли задачи поважнее, чем предаваться скорби. Ведь если не останавливаться и продолжать делать что-то, можно пережить и не такое. Впрочем, Сансу уже давно не хотелось ничего. Но это работа часового — первым заметить опасность и предупредить остальных. Он отправил Папируса заниматься эвакуацией, а сам не спускал глазниц с этого... существа. Язык не поворачивался назвать его ребенком. Это чудовище не могло быть тем, кого Санс обещал защищать. Вот поэтому он ненавидел давать обещания. Санс пытался сосчитать все кучи пыли, чтобы понять, скольких они потеряли сегодня, потом нужно будет составить списки павших, однако каждый раз сбивался. Он всегда считал себя достаточно хладнокровным, но что-то темное, тяжелое словно наваливалось на него, когда он смотрел на следы маленьких ног в снегу, сломанные ветки и длинные непонятно зачем оставленные царапины на стенах собачьих станций и стволах деревьев. Тяжелое и темное, как воспоминания о том, чего не случилось, как отчаяние. Да, пожалуй, это и было отчаяние. Санс отогнал от себя наваждение, на это его воли пока еще хватало. Сноудин встретил его тишиной, пустыми улицами и темнотой. Это успокаивало. Он нашел Папируса у единственного оставшегося источника света — их дома. Брат стоял, прислонившись к стене и как-то странно сгорбившись. От этой картины Санс почувствовал, как холодный страх заполняет кости, похлеще, чем от праха мертвых монстров. Отчаяние вновь подступило к горлу. — Санс! — заметив его, Папирус тут же выпрямился и расправил плечи, всем своим видом демонстрируя уверенность. Лицо его осветила улыбка. — Как дела? — непринужденно поинтересовался Санс, засунув руки в карманы толстовки. Как будто в лесу не бродит сейчас убийца, как будто ничего и не произошло. — Эвакуация успешно завершена! — отрапортовал Папирус, — только... — Да? — Некоторые отказались уходить и решили запереться в своих домах. Я сказал, что они будут в безопасности, если будут сидеть тихо. Надеюсь, они повеселятся! Помнишь, Санс? Когда однажды во всем Подземье отключили свет, и мы всю ночь рассказывали истории в темноте? Или день... иногда трудно понять. Тот день был очень похож на этот. Всего лишь небольшая поломка в Ядре оказалась сродни концу света для Подземья. Буквально. Санс огляделся по сторонам. Во всех близлежащих домах окна были темны, если внутри кто-то и находился, то не подавал виду. Никто не подглядывал украдкой из-за штор, все были слишком напуганы. Город выглядел мертвым. — О да, я это помню. Ты так трясся, что пришли соседи и спросили, что это за странное дребезжание. Я оказался чертовски хорош в страшилках. — Глупости! — горячо возразил Папирус, — Великий Папирус ничего не боится! Я делал это только, чтобы тебе было не так страшно. И вообще, люди не живут под кроватью, я проверял! Правильно. Люди приходят из-за таинственных дверей с прахом друзей на руках. — Вот поэтому я сплю на матрасе, — подмигнул Санс. — Ты такой трусишка! Нье-хе-хе... в любом случае, — Папирус встал в самодовольную позу, — я отдал соседям все свои книги с головоломками. Они обещали вернуть их, как только все закончится. Когда... свет вернется. — Очень заботливо с твоей стороны, — Санс не мог сдержать искренней улыбки, — только как они будут решать головоломки без света? Озадаченный вид Папируса говорил о том, что об этом он не подумал. — Он все еще там, да? — спросил Папирус после непродолжительного молчания. Он вдруг стал непривычно тихим и серьезным. Видеть его таким было невыносимо. — Кто? — Санс сделал вид, будто не понимает, о ком идет речь. — Человек. Брат ждал ответа. Словно надеялся, что каким-то чудом человек возьмет и исчезнет. Так же внезапно, как и появился. Словно он призрак или кошмарный сон. И все будет по-старому, все будут живы. — Да... резвится в лесу, — хмыкнул Санс, отводя взгляд. — Человек ничего не понимает в веселье! — Папирус сжал кулаки, как будто бы от гнева, — не любить паззлы и спагетти, не отвечать на вопросы... он, должно быть, очень несчастен, — он поднес руки в красных перчатках к черепу, словно его одолевала сильная боль, — зачем он это делает? Я просто... не понимаю. Не могу понять. — Не бери в голову, — Санс осторожно взял брата за руку, — оно просто... такое. Некоторые любят разрушать, им не нужны для этого причины. Это существо... — Человек, — поправил Папирус, отнимая руку, — я так не думаю. Он опирался на Санса, словно ему было сложно стоять на ногах, и смотрел куда-то вдаль. Нет, не куда-то. В сторону леса. Туда, откуда из темноты должно было появиться это чудовище. Кто же знал, что некоторые страшилки могут оказаться реальностью? — Может быть, это все недоразумение, и он не хотел ничего из этого. Может быть, он просто напуган, одинок и сбился с пути. В темноте легко потеряться, но все ушли и ему не у кого спросить дорогу. — Что? — Санс удивленно посмотрел на брата. Папирус и раньше мог говорить странные, глупые вещи, но никогда они не звучали еще так зловеще, — давай, нам нужно уходить отсюда. Санс потянул Папируса за руку, но тот не сдвинулся с места. — Я не могу, — грустно произнес он. — Это еще что значит? Не шути так. Пусть Андайн разбирается с этим, это ее работа! — Ей нужно время, чтобы добраться сюда. Но когда она будет здесь... она убьет человека. — Туда и дорога, — проворчал Санс. Он начал терять терпение. — И здесь больше не осталось никого из королевской стражи, — продолжил Папирус, — только я. Великий Папирус, герой Сноудина! Я встречу человека и остановлю его! Ньех-хех, мне нравится, как это звучит! — Папс, ты ведь, — Санс не мог поверить, что это происходит, — не станешь драться с ним. Папирус кивнул чуть виновато. — Только если придется. Но я думаю, что каждый имеет право на второй шанс. Человек может и не знать об этом. Понимаешь, я должен сказать ему, что он не один. Потому что никто не должен быть одинок. — Ты эгоист, Папирус. Говоришь, что никто не должен быть один, а сам собираешься оставить меня. Это не сработает. Никогда не срабатывало. Решительность на лице Папируса сменилась растерянностью. — Конечно, нет! Санс, я никогда не брошу тебя! Просто иди в Вотерфолл и найди Андайн. Мы встретимся там совсем скоро, я обещаю! — А если я силой заставлю тебя уйти отсюда? — Ты не сделаешь этого, — Папирус грустно покачал головой, однако в его голосе не было и тени сомнения. Он был прав. — И, полагаю, отговорить тебя тоже не получится? Папс, ну что ты можешь сделать с человеком, у тебя ведь даже колени дрожат. — Это от возбуждения! — отмахнулся Папирус. Собственный страх казался ему незначительным, — я не отступлюсь. Ребенок. Просто упрямый ребенок. Такой же, как и всегда. — Твоя взяла, — сказал Санс, крепко обнимая брата, — но я не прощаюсь. Ему казалось, что если он сейчас отпустит, то потеряет Папируса навсегда. Скелеты не должны быть теплыми, но, наверное, из-за сильной, яркой души, тело брата всегда излучило мягкое успокаивающее тепло. Санс спрятал лицо в красном шарфе. Папирус не возражал, он ведь тоже боялся отпустить. Отпустить и остаться наедине со своими страхами. Санс не мог видеть его лица, но почему-то был уверен, что брат сейчас улыбается. Неважно сколько тревог было спрятано за этой улыбкой, главное, что она разгоняла тьму и заставляла отчаяние отступить. И это давало слабую надежду на то, что у него все получится. Возможно, бездушное чудовище из другого мира тоже почувствует этот свет. — Я тоже не прощаюсь, Санс. Иди. Скоро Санс уже был на своей станции на границе Вотерфолла. Он сидел, обхватив себя руками, стараясь не думать, не смотреть, как гаснет последний источник света в Сноудине. Похоже, нарушать обещания — это у них семейное.