* * *
«Торнадо Татсхилла» он оставил напоследок — потому что Чо. Потому что у неё могут оказаться недостаточно высокие баллы, и тогда... Или, что куда хуже — баллы могут оказаться достаточно высокими, и кто-то может подумать, что... Броски, передачи, голевые моменты, голы — он быстро перебрасывал числа в уме, складывая, вычитая, умножая на опыт и деля на него же. И результат нравился ему всё меньше. Судя по нему, Чо светило место в сборной — как минимум, на скамье запасных. Вот только в какой именно сборной? «И почему только господа тренеры не трудятся присылать списки сразу с национальностью? Надо будет продавить, чтоб так слали», — подумал он, подходя к камину. Тренер Дженкинс вопросу не удивился. В Глостершире, к которому «Торнадо» по привычке себя приписывали, население и без того было довольно пёстрое, — англичане свободно мешались здесь с валлийцами ещё с давних времён, — а в последние лет тридцать команду стали считать своей вообще все квиддичисты с Равенкло. Так что он быстренько призвал папку с бумагами и долго в ней копался. Потом недовольно нахмурился, отправил её на место и попросил немного подождать. Мол, у него документы на Чанг были где-то в другой папке и в другой комнате. Корнера это тогда совсем не удивило и не насторожило. И то, что он попросил подождать до вечера — тоже. Тренеры — они люди своеобразные, у них своя собственная вселенная, и в этой вселенной забота о бумагах была делом наименьшей важности. Более того. Его не удивило, что вечером Дженкинс выдал ему свеженький внутренний паспорт волшебника, где зеленым по белому значилось: «Чанг, Чо. Британская подданная, валлийка...» Эти самые внутренние паспорта были источником постоянного дохода для Отдела Правопорядка: поскольку требовались они редко, терялись они часто, и большинство считало, что проще заплатить штраф и заказать новый, чем отыскать старый. Нет, он с чистым сердцем записал свою вот-уже-практически-совсем-бывшую в запасные валлийской сборной, сложил список самолётиком и отправил вслед за уже улетевшими английским и шотландским. Просто через две недели, когда он уже давно поздравил Чо с её шансом, подарил коробку конфет и пожелал удачи, она обмолвилась между делом: — Ты знаешь, всё-таки здесь совсем иначе, чем у нас, в Гонконге. Я так рада, что мне пришло письмо из Хогвартса! Так, знаешь, мелочи меняют всю жизнь. Понимаешь?* * *
Дня три он ходил сам не свой, даже перепутал в одном из счетов умножение со сложением. Его волновало не то, кто именно совершил преступление; его волновало, что именно должен сделать он. По правилам — следовало бы донести. По сердцу... по сердцу, кстати, тоже следовало бы. Если все желающие попасть в сборную на Чемпионат будут себе подделывать паспорта, такое начнётся — только держись! В итоге он решил не принимать вообще никакого решения — и направился к человеку, которому проблема документов должна была быть ближе всех, ибо именно она некогда настояла, чтоб волшебники прекратили доверять друг другу на слово и обзавелись документами, как нормальные люди. Хоть какими-нибудь. Проще говоря, Корнер послал самолётик в приёмную Грэнджер и попросил принять его по важному делу. Та была, как обычно в преддверии большого мероприятия, мрачна и недовольна жизнью. Ещё бы, ведь часть отборочного тура пройдёт на том самом стадионе, порождении пиарщиков 2004 года — мало защищённом, плохо ограждённом от магглов, зато очень красивом. Конечно, Правопорядок к этому меньше причастен, чем Аврорат, но всё равно забот хватало. — Твоё дело точно не терпит отлагательств? — резко уточнила Грэнджер. — Точно, — кивнул он. — Сборная Уэльса играет уже послезавтра, а один из охотников у них получил лёгкое проклятье и отвод на четыре дня. Не факт, что вместо него на метлу сядет Чо, но такой шанс есть. — А почему меня это должно интересовать? — Потому что у меня есть все основания полагать, что Чо Чанг незаконно присоединилась к сборной. Там играют только валлийцы, а она — из Гонконга. — И что? — И это значит, она не имеет права играть ни в одной из ныне существующих сборных, — мрачно ответил Корнер. — Хотя номинально является подданной Великобритании... точнее, являлась до 1997 года. Всё сложно. — Значит, будем разбираться.* * *
Картинка складывалась невесёлая. Некогда, ещё в восьмидесятых, китаец Чанг Шикай женился на японке Сагаве Китё [1], в честь которой назвал вскоре родившуюся дочку Тё — или, на кантонский лад, Чо. Поскольку тогда Гонконг ещё входил в число владений Великобритании, в 1990 году Чанг Чо получила письмо из Хогвартса и отправилась туда на долгих семь лет. Родители всячески поддерживали её и рекомендовали хорошо себя вести и не ссориться с властями, но решения дочери пойти в большой спорт так и не приняли — не женское это дело, по небу на мётлах летать. Такое пристало диким коммунисткам, но никак не приличной кантонской девушке. Так что Чо Чанг решила порвать всякие связи с семьёй и не возвращалась в Гонконг после седьмого курса. Тот факт, что бывшая колония отныне стала частью КНР и её жители соответственным образом сменили гражданство, прошёл мимо неё: его совершенно застила война с Вольдемортом. — По сути, — сказал Корнер, — она вот уже шестнадцать лет живёт в качестве нелегальной иммигрантки. Или, минимум, лица, лишённого гражданства. — И она не может участвовать даже в китайской сборной, потому что их уставной документ не предусматривает уроженцев Гонконга, — согласилась Грэнджер. — Это чудовищно, Майкл! Фактически человек оказался вышвырнут из профессии только из-за того, что родился не в том месте и не в то время, и вынужден подделывать документы лишь для того, чтобы реализовать своё право на труд! Кстати, а как вообще определяется национальность у волшебников? Мне никогда не приходилось этим заниматься. — Насколько я помню, по материнской линии, — нахмурился Корнер. — То есть, с точки зрения нашего законодательства, Чо — вообще японка? — Едва ли японцы будут с этим согласны, но — по идее, да. — Но это же абсурдно! Он только руками развёл — мол, в таком вот мире мы живём, надо смириться. Грэнджер нервно прошлась по кабинету, снова села за стол. — Итак, давай ещё раз. — Хорошо, — начал Корнер. — Если после игры где-то всплывёт место рождения Чо (а оно всплывет неизбежно), под ударом окажемся все мы. В лучшем случае — просто за неспортивное поведение, в худшем иностранные журналисты устроят пляску на костях британского колониализма. А нам ещё не забыли Вольдеморта. — Это с одной стороны. С другой... Корнер, надо что-то с этим делать. Получается, что в определённых областях мы недалеко ушли от Средневековья: национальность определяем по крови, дискриминируем инородцев за то, что они инородцы. Магглы справились с этим тридцать лет назад, а мы только сейчас вообще заметили наличие проблемы. Почему? Вопрос был, конечно, риторическим, но Майкл не удержался: — Да потому, что их единицы. Должно было так совпасть, чтоб и дело международной важности, и инородец, и национальный вопрос. А если бы это просто какого-нибудь индуса выгнали бы из районной организации, например, аптекарей — кто бы это заметил? — И потому, что большинство инородцев (мерзкое слово всё-таки) — магглорождённые или полукровки. И даже если потомки магических семейств, то на Востоке гораздо меньше придираются к статусу крови, чем у нас, так что всё равно выходит недостаточно чистенько для наших шовинистов... Она всегда сводила все вопросы к угнетению по принципу крови, что можно было, конечно, понять, но иногда раздражало.* * *
Вечером следующего дня — до матча оставались сутки — они снова сидели и думали, что делать. Не в том была загвоздка, что не было идей; в том, что все они кого-то да подставляли под удар. Например, можно было публично обвинить Чо в подделке документов, провести её через суды и тем самым дать ход изменениям в законодательстве, которые в противном случае просто не найдут поддержки в массах. Можно было пожалеть её и позволить отыграть, надеясь, что ничего не выплывет, а если выплывет — удастся замести под ковёр и не дать хода делу. Или по-тихому убрать Чо из сборной и по-тихому же начать менять сложившуюся ситуацию — медленно, без резких движений, не привлекая внимания общественности. Можно было очень многое, но всё утыкалось в простую и дурацкую проблему. Грэнджер не желала подставлять школьную подругу, не желала лишать её фундаментального права хорошо сделать ту работу, которую она хорошо делает. — Пойми, Корнер, любая форма дисквалификации для неё — чёрная метка. Она будет вынуждена уйти из большого спорта, и не как ты, а насовсем — без возможности перейти в министерство, или в тематическую прессу, или в тренеры. А что она ещё умеет? — Она с Равенкло. — Факультетские мифы! — резко фыркнула Грэнджер. — Каждый слизеринец — само коварство, ни один гриффиндорец не откажется полезть на рожон, все равенкло — гении... это чушь, и мы оба это знаем. — Но нельзя отрицать, что Чо совершила преступление, — уточнил Корнер. — Она подделала документ, солгав министерскому чиновнику. — Она совершила его ещё раньше: со времён окончания школы у неё нет никаких документов, даже маггловских, и на работу в команду она поступала без них, даже без контракта, просто на словах договорились. — Все так делают, Грэнджер. По-моему, бумажный контракт только с иностранцами заключают, а так — все свои же. Та мрачно воззрилась исподлобья. Судя по всему, ещё одна незамеченная дыра в магическом законодательстве её совершенно не обрадовала. — Мы не можем заставлять её страдать за то, что система несовершенна, — снова завела она шарманку. — Должен быть вариант, который даст ей возможность отступить с честью, а нам... мне — исправить ситуацию на законодательном уровне. — Но... — Он должен быть. — Можно её проклясть так, что поневоле придётся списать даже из запаса до конца чемпионата. Например, наслать... — Это уголовное преступление. — Зато ничья честь не будет задета. Грэнджер, ты правда не понимаешь, что здесь приходится менять счастье одного на счастье сотни? — Если бы счастье, я бы даже не усомнилась. Но мы говорим о лишении человека — нашего боевого товарища — шанса на нормальную жизнь, на работу по специальности. Это не пустяк. Если бы она была хотя бы замужем... тогда у неё было бы что-то, ну, что-то кроме... Разговор откровенно заходил в тупик.* * *
Этика, эстетика, права магглорождённых... Если будет скандал, с работы выгонят не только Чо, но и его самого, Майкла Корнера, который не перепроверил информацию и внёс мошенницу в список. Неважно, что он поступил так же, как все до него; важно было бы то, что он на этом попался, что именно его действие причинило вред. — Послушай, Грэнджер. А если бы Чо нечего было есть и она продала бы метлу, принадлежащую команде, ты бы тоже её отмазывала? Ведь за это она получила бы чёрную метку и всё такое. — Да, — быстро ответила та. — Точнее, я настаивала бы на смягчении наказания, ведь её действия были продиктованы голодом. Хотя преступление всё равно осталось бы преступлением, конечно. — Отлично. А если бы она продала на сторону метлу, чтоб купить себе красивую цацку, потому что тренер запрещал ей потратить на неё зарплату? — Тогда я была за полное наказание, но при чём тут это? — А при том, что у нас второй случай. Никто не мешал бы Чо играть в «Торнадо». Никто не заставлял её подделывать документы, чтобы купить себе цацку — то есть статусное направление в сборную. Она рисковала — она проиграла — ей и нести последствия. Не тебе, не мне — только ей. И никакие прошлые заслуги не отменяют нынешних преступлений, иначе Флетчер был бы не уголовником, а полным мерлинским кавалером. Впрочем, решай, как знаешь. Я пошёл.* * *
— Представляешь, Чанг дисквалифицировали. Прямо накануне матча! И за что? За то, что в паспорте какая-то печать не так стоит! — ругался наутро сосед по кабинету. — Нет, правопорядчики совсем с ума сошли со своими бумажками. — Слышал, они их ещё больше хотят сделать, — шеф тяжко вздохнул. — И перевести всех игроков на обязательную контрактную основу с кучей писанины. Рехнулись, точно. Ладно, Корнер, вот что: подготовь-ка мне рыбку стандартного договора, а? Я разошлю тренерам... Тот только кривовато улыбнулся. Надо же. Третий способ и правда существовал...