В изоляции

– Вань, давай немного уберём мусор? – спросила маленькая семилетняя девочка своего друга. Дети сидели на высокой скамейке, болтая ногами и слушая пение птиц. Летнее солнце ярко светило над их головами, проникая своими лучами сквозь густую крону деревьев. Ветер шевелил листья, и от этого на сочной зелёной траве вырисовывались причудливые тени. Эта скамейка была любимым местом двух маленьких друзей. Они часто сбегали сюда со двора, пока их родители были отвлечены будничными делами, и играли в прятки и догонялки. Этот маленький кусочек дикой природы был для них то зачарованным лесом, где высокие стволы играли роль могущественных стражей, то тихой гаванью, куда они приводили гулять своих вымышленных детей. – Зачем? – непонимающе спросил мальчишка, - всё равно ветром раздует… Эта маленькая роща была густо засорена, сколько мальчик себя помнил. Выходить за город люди перестали очень давно, оставив после своих прежних посиделок горы пластмассы и целлофана. Но детей это мало смущало, любопытство посмотреть на дикую природу пересиливало страх перед наказанием родителей за их шалость. – А мама рассказывала, что раньше проводили субботники, - хмуро отозвалась девочка. – Субботники? Никогда о таких не слышал, - усмехнулся Ваня, с интересом взглянув на маленькую собеседницу. – Конечно, не слышал. Их очень давно отменили. Не хотели использовать детский труд, – поясняла девочка, глядя, как на кончиках её туфелек играют солнечные зайчики. – Правильно мама говорит: люди погибнут в грязи… Ваня рассмеялся, на что девочка обиженно надула губки и сложила ручки на груди. Его всегда смешил серьёзный вид маленькой подружки, никак не сочетавшийся с парой хвостиков и пухлыми щёчками. Посмотрев на обиженную малявку, мальчик ловко спрыгнул со скамьи и, дёрнув девочку за хвостик, побежал по узкой, почти заросшей тропинке, ведущей в город. Сзади него послышался весёлый заливистый смех и лёгкие частые шажки. Иван открыл глаза. Погружаться в старые воспоминания, проигрывать в памяти прошлые моменты жизни стало для него обычным делом, когда его возраст пересёк рубеж в шестьдесят лет. Но почему-то именно это детское воспоминание особенно ярко запечатлелось в его голове, хотя, попробуй он вспомнить имя этой милой девочки из детства – у него вряд ли бы получилось. Она уехала с родителями в другой город примерно в том же году. А после постройки стены, все дороги, как во внешний мир, так и вне его, были перекрыты, поэтому он ничего больше о ней не слышал. Стена… Сколько лет она уже обездвижено стоит вокруг их города? Сколько лет они безвыездно находятся в одном месте и живут в своём небольшом искусственном мире? Для чего вообще нужно было сохранять остатки человечества от поглотивших землю катастроф, если они потеряли все планы и надежды на будущую счастливую жизнь? Прошло долгих пятьдесят лет, прежде чем начали разрешать выходить за пределы ограждения. Людей выводили небольшими экскурсионными группами на пару часов. Билет было очень сложно достать. В основном на «прогулку» записывалась молодёжь, которая уже родилась под искусственным куполом одиночества и совсем не имела представления о внешнем мире. Но сегодня у Ивана был особенный день – в кармане у него лежал слегка помятый билет-пропуск, подаренный ему сыном. А впереди его ждал выход в ставший чужим новый мир. Переполняющее волнение он пытался перекрыть старыми воспоминаниями… Ограждение строилось очень быстро… Вроде, перед сном смотришь на совсем небольшой кусочек начатой стены, а утром просыпаешься – и треть города скрыта тенью, падающей от серого строения, края которого, казалось, подпирают небо. В детском уме бурлило любопытство, хотелось посмотреть на огромные машины, которые издавали низкие гудящие звуки, эхом разлетающиеся по округе. Но стройка была ограждена и охранялась, поэтому мальчику приходилось самому, в фантазиях, представлять внешний вид работающих агрегатов. И чего только не выдавал его пытливый ум. Ему воображалось, что машины – это огромные роботы-трансформеры, которые своими сильными ручищами поднимают блоки и ставят их на предназначенные места, а потом сплавляют их между собой огнём, образованным из глаз. Их движения были точны и отлажены до совершенства, а начищенный металл корпусов отражал в себе солнце, как в зеркале. Но даже глазом взглянуть на устройства ему не удалось – закончив работу через три дня, машины, вместе с доносящимися звуками из-за стены, уехали… После завершения постройки стены, верх образовавшегося цилиндра покрыли какой-то невидимой плёнкой, пропускающей и фильтрующей воздух. Работающие вертолёты и самолёты, к своему счастью, мальчик смог разглядеть. Но после того, как они улетели, мир погрузился в уединение… На выходе во внешний мир всем участникам небольшой туристической группы надевали специальные скафандры, объясняя это тем, что хоть воздух уже очистился от радиации и вредных веществ, но всё равно может быть опасен не привыкшим к нему людям. Иван покорно выполнил все требования и выслушал всё о технике безопасности. Впереди было самое важное – массивные двери и мир за ними. Он много думал о том, что увидит там: непроходимые заросшие дебри или обыкновенный пустырь, опаленный солнцем… Шаг… Шаг… И увиденное полностью выбило воздух из его лёгких, тиски отчаяния сдавили сердце, не давая ему совершить удара, а мысли совершенно спутались и вылетели из головы. Иван сделал несколько неуверенных шагов, осмотрелся по сторонам и шумно выдохнул. Казалось, что время здесь полностью остановилось. Некогда пышный, благоухающий травами лес, превратился в бесконечность торчащих из земли коряг, возносивших к небу свои кривые ветви, как в немой молитве всевышнему. Земля под ногами превратилась в черную безжизненную твердь, обильно облитую смоляным черным веществом, что нигде не было видно даже трещин, обычно образующихся от пересыхания. От когда-то зелёного ковра трав и растений не осталось ничего. Зелёный и другие цвета полностью пропали из этого мира. Черная земля, черные остатки деревьев, даже голубое небо здесь казалось серым отражением черного мира. И только, как прежде, желтое солнце мутным диском висело на небе, скупо отдавая свои лучи… По дряблой щеке старика скатилась слеза, цепляясь за морщины, в ушах звенело от крика умирающей надежды, а в мыслях беспрерывным кругом проносилось: «Глупое сердце, не бейся…»