Ты был так красив по утрам, когда солнечный свет проникал в комнату.
Я всегда просыпался раньше тебя. Тогда, когда солнечные лучи только начинали пробиваться из-за токийских высоток. Поскольку наш дом был, словно потерян посреди небоскребов, лучи достигали наше жилище в последнюю очередь. Вставая, я невольно заглядывался на твоё лицо. Ты был так безмятежен, невинен, а от твоего наигранного поведения не оставалось никакого следа. Ты был, как ангел, который не успел предаться людским искушениям. Насколько же ты отличался от себя бодрого, Твелв. Возвращаясь в нашу гостиную, что была слита со спальней, я встал возле окна, держа в ладонях обжигающую кожу чашку крепкого молотого кофе без сахара и молока. Терпкий вкус отдавался приятным горьким послевкусием. Обернувшись, я смотрю на то, как солнечные лучи оседают на твоём лице, подчеркивая черты лица. Ты чуть морщишь нос и утыкаешься лицом в подушку, стараясь скрыться от назойливых утренних гостей. Поворочавшись в постели, ты вновь возвращаешься с прежнюю позу, а локоны волос небрежно спадают на лицо. Тогда я, не в силах подавить нарастающее желание, подхожу и убираю локоны за ухо. Ты открываешь глаза. Между нами повисает неловкое молчание. Клянусь всем, что имею, что тогда мои щёки пылали, а Твелв это заметил. Но несмотря на то, в каком смущающем положении мы находились, ты улыбнулся, произнеся тихо и так нежно: -Доброе утро, Найн.Я знаю, что почувствовал что-то святое, когда врал вместе с тобой.
Ты придумал эту фальшивую историю двум ученикам, коих должны были сыграть мы. Коконое Арата и Тоджи Хисами. Мне не нравятся их имена и биографии, но почему-то, наблюдая за тем, как ты гордишься ими, они потихоньку начинают нравиться мне. Точнее, мне начинает нравится то, как звучат их имена из твоих уст. -Коконое Арата, - по слогам произносишь ты, садясь рядом, -Давай, Найн, повтори правильно, - кладёшь ладони на мои щёки, мило насупившись. Произношу так, как нравится тебе, и на твоём лице начинает сиять улыбка, -Так лучше, - оценивающе киваешь и заводишь руки за голову, начиная покачиваться на месте. Я поправляю очки и отвожу взгляд. Завтра я сыграю эту роль, потому что так хочешь ты, Твелв.Ты сказал, что тебе никогда не будет прощения, пока твои парни останутся грешными.*
Ты всегда винил себя, если твои новые школьные "друзья" получали какие-либо ранения в результате терактов. Называл себя виновником того, что их семьи страдают. Но разве у нас так же нет семьи? Разве мы тоже не рискуем жизнями, дабы утвердиться в том, что смертей в результате взрывов не будет? Каждый раз, когда ты рассуждал о том, что наши действия могут быть неправильными, ты прижимался ко мне, зарываясь носом в кофту и шепча каждый раз одинаковые слова: "Но мы же правы, да?". Я лишь кивал, запуская ладонь в твои волосы и прислоняясь губами к макушке. Ты заметно успокаивался, сжимая в ладонях кофту на спине. Мы правы, Твелв.И я все еще просыпаюсь каждое утро, но не с тобой.
В ночь перед терактом тебе страшно. Ты спускаешься со второго яруса кровати и залезаешь под моё одеяло, обнимая со спины и касаясь губами шеи. По телу пробегается волна мурашек, а сохранять невозмутимое выражение лица становится все труднее. -Найн, ты боишься? - тихо произносишь ты, не отрываясь от моей шеи. -Нет, - лгу я, зарываясь носом в подушку. -Эй, - фыркаешь ты, переворачивая меня на спину и садясь на мой живот, -Не лги мне. Я видел желтый оттенок лжи в твоих словах, - ты наклоняешься к моему лицу и щуришься, стараясь вытянуть из меня правду. Я выдыхаю, отводя взгляд, но ты вновь поворачиваешь мою голову так, чтобы я смотрел на тебя. Развратная и очень смущающая поза. Я глубже сглатываю: -Да, боюсь. Всегда боялся, буду бояться. От наших действий зависит то, сколько людей будет ранено, сколько погибнет. Это тяжёлое бремя, которое пугает. Мне так же страшно, как и тебе, Твелв, - рявкаю я как-то непроизвольно. Поднимаюсь на локтях и оказываюсь слишком близко к твоему лицу. Я ощущаю твоё взволнованное дыхание на своих губах. Минутная слабость, и наши губы соприкасаются. Запускаешь пальцы в мои волосы, наматывая некоторые пряди на палец, одновременно углубляя поцелуй. Мы оба хотим этого. Оба хотим забыться на пару минут, предаваясь друг другу. Мы будем жалеть об этом, возможно, даже не сможем смотреть в глаза друг другу. Но сейчас не хочется думать об этом. Хочется просто прижать тебя ближе к себе, целовать нежную кожу на шее, оставлять засосы там, где их скроет белоснежная школьная рубашка. Это был мой первый раз, но казалось, что я знаю то, что нужно делать. Ты снимаешь с меня спальную футболку, укладывая на белоснежную постель. На твоём лице читается нескрываемое желание, уверенность и какое-то странное чувство, понять которое я не в силах. Какое-то слишком иррациональное. Я разрываю поцелуй, чтобы сорвать с тебя футболку с изображением какого-то робота, а после вновь впиваюсь поцелуем в твои чуть потрескавшиеся губы. Одариваю поцелуями твою шею, из-за чего ты жалобно всхлипываешь. Когда это все началось?.. Из раздумий, которые начали наплывать огромной волной, меня выводит грудь Твелва, что прислонилась к моей. -Найн, не думай, - сиплым от возбуждения голосом шепчешь ты на ухо, опуская руку на вставший бугорок, -Ой, - удивленно переводишь взгляд на область паха. Я прикрываю ладонью лицо, чтобы скрыть от тебя своё смущение. Физические рефлексы я, к великому сожалению, подавить не в силах. Убрав мою ладонь от лица, ты кладёшь её на свой член, что стоит колом. На лице промелькнула хитрая улыбка. Изумленно моргнув, я перевожу взгляд на местоположение своей руки. Нехарактерное мне смущение вновь отзывается покраснением кончиков ушей. Разум твердил о том, что стоит остановиться, ведь нам ещё жить вместе, исполнять задуманное! Желание же соблазняло меня тем, что Твелв достаточно мил и соблазнителен, когда его волосы чуть взмокшие, а щеки залиты румянцем от нарастающей духоты в комнате. Пока разум приводил аргументированные доводы, из члена начала сочиться смазка. Тут уже разум решил покинуть тело, оставляя меня наедине с Твелвом, который чертил дорожки языком вдоль от шеи до кромки боксеров. Поняв, что быть своеобразным бревном не доставит напарнику никакого удовольствия, я принялся расцеловывать его лицо, буквально нависая над ним. Не выдержав натиска, парнишка лёг под меня, обняв ладонями шею и притянув к себе. Все это казалось сном на почве какого-нибудь психологического заболевания. Но когда Твелв кусает меня за шею, чуть оттягивая кожу так, чтобы получился довольно яркий засос, сомнения насчёт реальности происходящего улетучиваются. Стоп, засос? -Твелв, мы же школьники, - сквозь учащенное дыхание произношу я, очерчивая ладонями твои бедра. -Ну, к тебе же приставали девушки, так? - проводишь ладонью по засосу, закусывая нижнюю губу, когда видишь свою работу, -А так не будут. Нам же не нужно лишнее внимание? - подмигиваешь мне, облизнув верхнюю губу. Выдохнув, я спускаю с тебя нижнее белье, но не до конца, оставляя их свисать с твоей ступни. Пока я взглядом ищу что-то, что сойдёт за смазку, ты обхватываешь губами мои пальцы, начиная их тщательно вылизывать, прикрыв глаза. Я удивленно оглядываю тебя, сдерживая стон удовольствия. Тихо постанываешь, раздвигая ноги шире, а после выпуская изо рта мои пальцы. С них стекает слюна, поэтому я незамедлительно кладу ладонь на ещё узкое колечко мышц. Боясь сделать тебе больно, я замираю, смотря на тебя. Ты припадаешь к моим губам в поцелуе, резко насаживаясь на мои пальцы. Разрываешь поцелуй, чтобы вскрикнуть, а меня охватывает чувство вины за причинённую тебе боль. -Твелв, может мы... - начинаю было фразу я. Ты отрицательно крутишь головой, шепча лишь одно слово - "нет". Положив свою ладонь на мою, ты начинаешь задавать темп моим пальцам, другой ладонью доставая мой член и начиная надрачивать. Вскоре, нам обоим становится мало. Хочется разрядки, коей мы не можем получить. Вытаскивая пальцы, я слышу жалобный полустон-полувсхлип. Сняв с себя боксеры, я пристраиваюсь между расставленных тобою ног. Ты забрасываешь их на талию, двигая бёдрами навстречу члену. Выдержав минутную паузу, я начал медленно входить в подготовленное тело. Ты непроизвольно сжался, кусая моё плечо, чтобы отвлечься от боли. Войдя на половину, я остановился, давая привыкнуть тебе к этим ощущениям. Когда ты расслабляешься, то сам начинаешь делать толчки, постепенно ускоряясь. Я начинаю двигаться в такт тебе. Квартиру заполняют рваные вздохи, протяжные стоны и тихие мольбы об ускорении. Когда темп ускоряется настолько, что начинает слышаться скрип половиц под кроватью, Твелв с громким выкриком кончает. Следом кончаю и я, излившись на простыню. А ведь она новая. -Твелв, это все сей... - договорить мне не даёт твой указательный палец, который ты приложил к моим губам. Покачав головой, ты целуешь меня, прижимаясь ближе и плавно проваливаясь в сон. Секс оказался изнурительным занятием, поэтому вскоре засыпаю и я. Утром я просыпаюсь в постели один. Место рядом, где засыпал Твелв, холодное. Значит, ты ушёл давно. Потянувшись к тумбочке, я надеваю очки, рядом с которыми лежит записка. В ней ты информируешь меня о том, что ушёл покупать продукты. Каждое утро я просыпаюсь не с тобой, Твелв.Все синее: его таблетки, его руки, его джинсы. И теперь я сам покрыт яркими пятнами, Разорван по швам, все синее.
Ты всегда говорил, что мой голос имеет синий оттенок. Ты говорил, что тебе нравится это во мне. Мой синий лился, словно ручей в горных снежных хребтах, омывающий снега и льды. Такой же холодный, но чарующий. Так ты говорил мне о нем. Ты часто подмечал, что синий будто бы преследует меня. Мои таблетки - снотворное - были синего цвета; мои руки были синими из-за просвечивающихся сквозь тонкую кожу вен; мои джинсы были синими, потому что тебе нравились они. Ты рисовал меня на мольберте синими тонами. Каждый раз, когда я спрашивал тебя, почему именно синий, ты качал головой, смахивая все это на синестезию. Я фыркал, поправляя очки в синей оправе на переносице. Вновь синий. -Миленько, да? - улыбаешься ты, вытирая ладонью, что испачкана краской, щеку. Я отвожу взгляд от экрана ноутбука, чтобы взглянуть на мольберт. Там нарисовано небо, что отливает алым у горизонта, силуэт, по-видимому мой, а так же два ворона. Вышло действительно завораживающе. -Да, симпатично, - киваю я, не сводя взгляда с картины. Ты кладёшь ладонь мне на плечо, выпрямляя другую руку, что измазана в краске. -Мне порой кажется, что мне стоило стать художником! - смеёшься. Я провожу ладонью по твоей щеке, стирая краску. Теперь ты тоже синий, Твелв.Все серое: его волосы, дым от его сигареты, его мечты - И теперь он видит мир лишь в черно-белых тонах, Он не знает, что это значит, и он увяз в синеве.
Я не знаю почему ты счёл моим цветом синий. Я, не обладая твоей синестезией, счёл бы своим цветом какой-нибудь блеклый, ненасыщенный... Серый, например. Серый ведь красив, не так ли? Он словно балансирует между тьмой и светом. Так же, как и я. Мои волосы отливали серым, когда я покинул "поселение". Не зря в речах людей присутствует выражение "поседел от страха". Я испытал это на себе. Мне нравится серый дым тяжёлых сигарет, которые я выкуриваю, пока тебя нет дома. Затягиваю так, что горло начинает жечь, а в глазах немного плыть. Выпуская дым кольцами, я постоянно краем глаза смотрю на входную дверь, надеясь выкинуть сигарету до того, как ты увидишь её в моих руках. Мечты о будущем покрыты серой пеленой, что с каждым днём все мрачнеет и мрачнеет. Мы ступили на путь, противостоящий полиции, правительству. Разве после того, как мы раскроем карты Сибадзаки, он не сдаст нас полиции? Мы не можем надееться на это на все сто процентов. Все чаще мне кажется, что наши действия приведут нас с тобою к смерти. Весь мир раскрашен в черно-белые цвета, и лишь избранные видят его во всех его красках. Ты один из избранных, Твелв. Ты заставляешь меня видеть краски этой жизни. А начал ты с синего.Ты пылал красным, и я понравился тебе, потому что моим цветом был синий, Ты дотронулся до меня, и внезапно я превратился в лиловое небо, А потом ты решил, что фиолетовый - это не твой цвет.
Знаешь, кажется, я увидел ещё один цвет в этом черно-белом мире. Красный. Это ты. Такой же яркий, манящий, тёплый и красивый. Теперь я понимаю, почему люди так обожают красный и ассоциируют его с солнцем. Ты действительно схож с солнцем, Твелв. Когда ты касаешься меня, мне кажется, что мой холодный цвет становится теплее. Благодаря тебе. -Найн, произнеси моё имя, - однажды просишь ты, лёжа на моих коленях. Мы сидели на крыше нашего временного пристанища, наблюдая за закатом. Небо было окрашено в жёлто-оранжевые и лиловые тона. -Зачем? - безразлично пожимаю плечами я, глядя на заходящие лучи солнца из-за высоток. -Пожалуйста, - утыкаешься макушкой в мой живот и начинаешь крутить головой, жалобно постанывая. Закатив глаза, я исполняю твою просьбу. Произношу имя, вложив в туда кусочек собственной души. Я не могу сказать тебе заветных слов прямо, но ты можешь понять мои чувства через оттенки слов, ведь так? -Фиолетовый. Нет, даже лиловый, - произносишь ты, -Как это небо, - поднимаешь руку, указывая на небо. После ты прикрываешь глаза, концентрируясь на моем произношении. -Найн, - с той же интонацией, что и я, произносишь ты. После недолгого молчания, твои щёки вспыхивают красным. Понял? -А, я забыл про то, что мне с Лизой встретиться надо! - подрываешься с колен и, поскальзываясь пару раз, чуть ли не падая, убегаешь в квартиру. Вскоре слышится хлопок входной двери. Понял. Я медленно встаю, подходя к ограде крыши, чтобы понаблюдать за тем, как ты убегаешь. Врезаешься в прохожих и лепечешь невинное "извините". Я перевожу взгляд на небо, опираясь спиной на ограду. Видимо, фиолетовый не твой цвет, Твелв? Это небо надолго осталось в моей памяти. Я любил его за буйство красок, за гармоничность в их сочетании. В одну секунду я возненавидел его. Тогда, когда в этом небе появился американский вертолёт. Тогда, когда один из американских военных выстрелил в твою грудь. Мир потерял свои краски в миг, оставляя лишь яркое пятно алой крови на твоей футболке. Я кричу. Кричу так, что, казалось, теряю голос. Крик срывается на хрип. Сгибаюсь пополам, запуская ладони в волосы и стараясь выдернуть пару локонов. Кажется, что это все самый ужасный кошмар, но нет. Я слышу, как Лиза взвизгивает. Хочет подбежать к нему, но я делаю это первым. Падаю на колени, провожу ладонью по волосам. Твоё тело начинает остывать. Я целую твоё лицо, шепчу неразборчивые признания в любви. Тихо, чтобы их слышал лишь ты. Непроизвольно текут слезы, которые я сдерживал с детства. В голове начинает усиливаться болезненный ультразвук, мелькать образы с той катастрофы вперемешку с выстрелом в Твелва. Бросаю взгляд на Лизу, произнося свои последние слова. Напоследок поднимаю взгляд на небо.Наше лиловое небо, Твелв.