Черта

      День уже клонился даже не к вечеру — к ночи давно дело шло. Кабинет окрасился сначала оранжевыми оттенками заката, затем обесцветился серыми сумерками и, наконец, осветился желтым цветом электрических ламп.       Все помаленьку расползлись по домам, и в душе у Роя боролись два фронта эмоций: здравый смысл и любовь к ближнему подсказывали отпустить уже и Лизу, но эгоизм и острое нежелание сидеть дальше в одиночестве не позволяли этого сделать. Работы еще было — непочатый край, и разгребать все это до утра соло совершенно не улыбалось… Рой остановился у книжного шкафа и невидящим взглядом уставился на корешки, тщетно пытаясь сообразить, за каким чертом он вообще встал со стула.       Лиза тоже разрывалась между чувством долга и желанием помочь с одной стороны и усталостью с другой. С каждой секундой возвышенные порывы все больше уступали банальной мечте о мягкой подушке, и Лиза не выдержала. Глянула на часы, вздохнула украдкой и поинтересовалась:       — Полковник, вам сегодня еще что-нибудь от меня нужно?       Рой почувствовал укол совести. Эгоизм эгоизмом, но Лиза не обязана тут торчать только ради него, и он сейчас даже пытаться не будет придумать повод ее задержать. Он потер лицо, отгоняя усталость, и усмехнулся:       — Разве что дружеские объятия, преисполненные моральной поддержки. Очень не помешали бы. Ладно, это была шутка, на самом деле…       В других обстоятельствах Лиза бы, возможно, решила, что Рой в очередной раз флиртует — бессмысленно, традиционно, почти дежурно, потому что такова уж была его натура, — но сейчас просьба прозвучала очень уж искренне. Было что-то такое в его выражении лица, что Лиза почувствовала: действительно не помешает ему сейчас дружеская моральная поддержка. Поэтому подошла и молча обняла — буквально на пару секунд, просто чтобы он понял: она уходит не потому, что считает его дела недостаточно важными, а потому что в самом деле устала.       — Так? — уточнила Лиза.       Рой от неожиданности потерял дар речи. Он действительно и в мыслях не имел ничего предосудительного, да и про объятия пошутил исключительно от затуманенного мозга, иначе придумал бы что-нибудь поостроумнее… Но теперь Лиза аккуратно обхватила его руками, и он совершенно растерялся. Это было одновременно неожиданно, непонятно, трогательно и необычайно приятно.       — Да, так, — поспешил выдавить он, осторожно обнимая Лизу за плечи в ответ. — Пожалуйста, постой так еще немного. Не подумай, мои намерения чище слезы ребенка, просто…       — Я не сомневаюсь, — успокоила его Лиза.       Они давным-давно научились понимать друг друга без слов, и ей не нужны были эти оправдания. С тем же успехом она могла подставить уставшему Рою плечо — ни капли романтики, дружеская поддержка…       …Главное, повторить это себе еще несколько раз, и тогда удастся окончательно отогнать прочь все лишние мысли, неожиданно нахлынувшие в этот крайне неподходящий момент! Точнее, подходящего момента, разумеется, и быть не могло, но все же, как некстати…       Впрочем, обнимать Роя оказалось очень уютно и как-то органично, словно это было чем-то совершенно обыденным, естественным и правильным. Лиза прикрыла глаза, погружаясь в это приятное согревающее ощущение, и непроизвольно сжала руки чуть сильнее.       Рой стоял, заключив Лизу в объятия и прижавшись щекой к ее виску, и чувствовал, что к нему вопреки здравому смыслу действительно возвращаются силы. Усталость отступала, дышалось легче — и одновременно тяжелее: от близости Лизы. Он улавливал исходящий от нее слабый аромат — смесь шампуня, оружейной смазки и чего-то неопределимого, наверное, ее самой — и все пытался вдохнуть глубже, ощутить ярче. Лиза обнимала его и не торопилась отпускать, как будто даже сжала в объятиях еще крепче, и Рой, совершенно забывшись в этих эмоциях, тоже прижал Лизу к себе, провел ладонью по ее спине сначала вниз, затем вверх, снова вниз. Бессмысленная ласка, практически неощутимая сквозь грубую ткань форменной куртки, неуместная в контексте их отношений; и все же он продолжал осторожно и нежно поглаживать ее, отрешившись от реальности.       — Говорят, тепло чужого тела ощущать полезно, — зачем-то сказала Лиза.       Прозвучало как оправдание затянувшимся объятиям. Она стояла, уткнувшись носом куда-то в ключицу Роя, и проклинала свой несомненно очень глупый порыв. Не зря она всегда пресекала даже шутливый флирт — не только чтобы не провоцировать Роя, но и, что гораздо важнее, чтобы не спровоцироваться самой. Она знала, что если однажды даже не перейдет черту — нет, просто опасно приблизится к ней — то ей будет очень трудно удержаться от безрассудств. И несмотря на то, что сейчас в кабинете не происходило абсолютно ничего из категории «что нельзя было бы рассказать своей бабушке», Лиза чувствовала, что та самая черта уже маячила слишком близко.       Можно было не кривя душой сказать, что Рой Мустанг был главным мужчиной в ее жизни — в широком смысле этих слов. Беда в том, что, как ни забивай эти мысли, как ни беги от них, приходится признать, что широкий смысл включает в себя и… нет, даже не романтический интерес, а что-то гораздо более глубокое, темное и даже в чем-то жуткое…       — Да-да, я, кажется, о таком читал, — поспешил ответить Рой. — Если не ошибаюсь, так даже головную боль лечат — прикладывая ладонь здорового человека ко лбу больного, температура выравнивается…       Если всплывшие в памяти медицинские факты были верны, то Рою сейчас могло помочь только одно: приложить ладонь здорового человека прямо к сердцу. В груди сладко и болезненно ныло, и с каждой секундой становилось все хуже. Ему еще хватало здравого смысла осознавать, что чем дольше они так стоят, тем более неловкой и проблематичной становится ситуация, тем сложнее будет сделать вид, что не произошло ничего особенного. Но он не мог заставить себя отпустить Лизу. Слишком призрачны были шансы еще раз испытать что-то подобное, поймать подобный интимный момент на двоих.       Если бы это была любая другая женщина, он легко перевел бы все в шутку или уверенно направил ситуацию в беззаботно-романтическое русло. Но Лиза! Ее нежность отдавала горечью того, что не случилось и не случится никогда, того, от чего Рой слишком старательно бежал все эти годы, что разрывало на части.       Наверное, именно поэтому он так и не решился завести разговор обо всем, что произошло в тот памятный день — не знал, с чего начать; боялся услышать ответ; продолжал малодушно придерживаться хрупкого равновесия их устоявшихся отношений. Лиза тоже ни о чем не спрашивала, и Рой только глупо надеялся, что у нее точно такие же причины…       — У вас болит голова? — Лизе стоило колоссальных усилий сохранять сознание достаточно ясным для поддержания мало-мальски связной беседы.       Она плавилась в объятиях Роя. Время словно растягивалось, замедляло свой ход, и Лизе казалось, что они стоят так уже долгие часы, хотя в действительности прошло никак не больше пары минут. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы голова кружилась, а в ушах шумело — просто от близости, от почти неощутимых прикосновений, от переполняющей нежности. Вот что с ней творил этот мужчина! Вот почему она старалась держаться от него подальше!       И если Рой сейчас ответит, что голова болит, то Лиза использует этот предлог, чтобы выпустить его из своих объятий, потрогать ему лоб, сказать что-нибудь о том, что они оба устали и пора идти домой — и сбежит, ничуть не мучаясь совестью по поводу этой слабости.       — Болела, но только что прошла, — выдохнул Рой.       В самом деле, тяжелая пульсация в висках сменилась легким головокружением. Контролировать себя становилось сложнее с каждой секундой. Рой ловил себя на том, что уже не просто по-товарищески обнимает Лизу, а с болезненной страстью прижимает ее к себе, но мысль была какая-то отвлеченная, смазанная, будто он видел ситуацию со стороны, да и то мельком. В горле пересохло.       Челка Лизы лезла ему в лицо, он на секунду отстранился, чтобы попытаться заправить непослушные пряди ей за ухо, но не слишком-то преуспел. Пальцы остановились на шее, точно в том местечке, где бился пульс, и Рой затаил дыхание, улавливая ускоренный ритм.       — Прости, из-за меня ты так устала, — голос сам собой понизился почти до шепота.       Рой пробежался пальцами по ее гладко зачесанным волосам, нащупал заколку и расстегнул.       Легкие и незначительные прикосновения вызвали дрожь; Лизе казалось, что сердце пропустило несколько ударов, когда Рой тянулся к заколке. Волосы рассыпались тяжелой волной, Лиза от неожиданности вздохнула глубоко, полной грудью, и еще теснее прижалась к Рою. Такое простое действие вызвало у нее необъяснимое смятение, как будто бы именно скрепляющая волосы заколка заставляла ее держать себя в руках, и теперь отсутствие этого стопора могло привести к непредсказуемым последствиям.       Наверное, в этом даже была какая-то доля истины, потому что Лиза прикрыла глаза, втянула носом воздух и скользнула руками под куртку Роя, в кои-то веки не проклиная вычурную военную форму, а радуясь ее конструкции. Грубые форменные рубашки явно были полковнику не по вкусу, он не жалел денег на хорошую ткань, и Лиза сквозь нее чувствовала не только очертание напряженных мышц, но и кляксу рубца на боку, оставшуюся после битвы с Похотью.       — Полковник, что мы делаем? — в голосе Лизы прозвучал намек на отчаяние.       — Теряем контроль, — честно признался Рой. — Мы теряем контроль.       Его ладонь лежала на затылке Лизы, и Рой не мог избавиться от мысли о том, как удобно было бы придерживать ее вот так во время поцелуя. Ему до боли хотелось испытать это ощущение, и он сопротивлялся из последних сил. Пожалуй, единственное, что его пока еще сдерживало, — так это то, что он боялся посмотреть Лизе в глаза. Боялся не увидеть там отблеск того же пламени, которое сейчас сжигало его изнутри.       Но ладони Лизы сквозь тонкую ткань рубашки обжигали, словно в ней пылал такой же неистовый огонь. Кажется, несколько секунд назад они говорили что-то о нормальной температуре тела? Сейчас это звучало, как шутка.       Впрочем, какая разница, о чем они говорили вслух? Слишком хорошо они друг друга знали, понимали без слов, чтобы оставалась необходимость проговаривать некоторые вещи. Достаточно было даже не взглядов, а каких-то мелочей, косвенных деталей, тончайших нюансов, чтобы улавливать смысл гораздо более глубокий, чем вообще можно выразить словами.       Он знал, чувствовал, что они сейчас чувствуют одно и то же, и думают об одном и том же, и останавливает их тоже, черт возьми, одно и то же, и никто не решается переступить эту черту. И ледяным ужасом накатывало опасение, что он мог понять что-то не так, потому что если Лиза сейчас не чувствует того же самого, то зачем тогда вообще… все?       — Мы не должны, — через силу выдавила Лиза. — Нам нельзя.       Совершив над собой колоссальное усилие, она смогла отстраниться, буквально на расстояние ладони, но кто бы знал, насколько это было сложно!       — Это повлечет слишком много проблем, — она продолжила убеждать Роя и саму себя, вполне осознавая, насколько неубедительно звучат ее слова.       У нее ноги подгибались от одной мысли о том, чтобы послать все формальности к чертям и отпустить эмоции! И Рой не мог этого не понимать. Потому что — Лиза чувствовала — сам испытывал то же самое. О, если бы хоть кто-то из них сейчас смог включить здравый смысл…       Она провела ладонью по его щеке, почти неощутимо коснулась нижней губы и тут же отдернула руку. И когда Рой отпустил ее, Лиза на мгновение испугалась, что благоразумие в нем все-таки победило. В следующую долю секунды она отругала себя за этот испуг, а потом Рой развеял все сомнения, обхватив ладонями ее лицо и прижавшись своим лбом к ее.       — Если ты так считаешь — уходи, — попросил он, — потому что я остановиться уже не смогу.       Он не врал, и дело было не в каком-то там банальном влечении, а в том, что это чувство между ними — выросшее за долгие годы знакомства, взлелеянное в глубине души, выстраданное — это чувство наконец-то прорвало все барьеры, хлынуло неудержимой волной. Рой кончиками пальцев ощущал дрожь Лизы и надеялся только, что его самого не начнет колотить, как от лихорадки. В глазах темнело. Он подался вперед и притормозил только в самый последний момент.       Ей хотелось закрыть глаза и не видеть Роя прямо перед собой, слишком близко, а затем она моргнула — и он оказался еще ближе, почти касаясь своими губами ее.       — Нельзя… переходить черту… — прошептала Лиза.       Рой с невыносимой отчетливостью чувствовал, как двигались ее губы, когда она произносила эти слова; чувствовал их сухость и мягкость; чувствовал непреодолимое желание поцеловать Лизу.       — Разве мы ее еще не перешли? — выдохнул он. — Только что или давным-давно?       Лиза ощущала колкие чешуйки обветренной кожи на его губах, они почти неощутимо царапали, когда Рой задал вопрос. Она удерживалась от безрассудства последними крохами самоконтроля и не была уверена, что их хватит надолго. Рой был прав, надо было уходить, но если бы у нее были на это силы!       Они стояли, прижавшись друг к другу губами, и никто не решался сделать первый шаг — прочь или навстречу. Воздух в кабинете практически звенел от напряжения. Казалось, сама вселенная затаила дыхание, и достаточно было какой-то мелочи, чтобы все рвануло…       Лиза ли вдохнула чуть судорожнее, чем прежде; Рой ли безотчетно попытался облизнуть пересохшие губы; а может, просто вселенной надоело ждать и она подтолкнула обоих — они сорвались в поцелуй одновременно, инстинктивно, слепо. Рухнули в бездну страсти, накопленную за долгие годы, тщательно удерживаемую, но ничем не убиваемую. Они целовались так, будто именно этого момента ждали всю свою жизнь, ради него жили, терпели, страдали и боролись, и, наконец, дорвались до своей заслуженной награды.       Лиза толкнула Роя к шкафу; он врезался в полки, неприятно ударившись о края, пара книжек свалилась на пол. Не дав ему и секунды поморщиться от боли, Лиза снова прильнула с горячими поцелуями. Не было времени для долгих и прочувствованных ласк, не было сил ждать. Рой сжал бедро Лизы, потянул на себя, и они чуть не потеряли равновесие.       Какая там черта, которую нельзя переходить?! Они рухнули за эту черту, сошли лавиной и тут же забыли о том, что она вообще существовала.       Страсть разгоралась огненным цветком, грозя спалить их дотла — и сейчас они готовы были сгореть в этом пламени, лишь бы вместе, вдвоем, ни на секунду не отпуская друг друга, не рискуя снова потерять.       Рой влажными поцелуями спустился на шею Лизы, оттянул тугой воротник водолазки; Лиза зарывалась пальцами в его волосы, прижимала его к себе, шептала что-то беззвучно. Рой не мог разобрать ни слова, но не сомневался, что это была отнюдь не просьба прекратить, а, скорее, совсем даже наоборот. Они ласкали друг друга судорожно и жадно, словно боясь упустить хоть сантиметр тела, хоть мгновение контакта. Они растворялись друг в друге, сливались в единое целое, кружились в водовороте желаний и чувств.       На пол упала сначала одна куртка, затем вторая. Лиза принялась расстегивать пуговицы на рубашке Роя, и он почувствовал, как тянущий жар собирается внизу живота, приливает кровь, недвусмысленно переводя ситуацию из пылкой чувственности в сладкую похоть. Они непроизвольно прижимались друг к другу бедрами, и Лиза чувствовала его возбуждение, и ее совершенно устраивало, какой оборот приобретает ситуация.       Последними крохами сознания, привычками джентльмена и дамского угодника Рой заставил себя притормозить. Конечно, в кабинете был диван, но…       — Не здесь же?.. — полуспросил, полу-утвердительно выдохнул Рой.       — Черт тебя побери, Рой Мустанг! — прозвучало в ответ.       И несмотря на то, что в самой по себе фразе не было смысла, Рой о нем вполне догадался: по интонации, по ритму сорванного дыхания, по тончайшим нюансам. «Здесь, — ответила Лиза. — Здесь и сейчас!»       Диван жалобно заскрипел, когда они упали на него. Лиза наконец справилась с рубашкой Роя, а он помог ей стянуть водолазку через голову, и теперь их не разделяла одежда, не было между ними ничего лишнего; и одного этого контакта кожей к коже было достаточно, чтобы сойти с ума. И в то же время хотелось еще, больше, дальше, глубже погрузиться в этот бездонный омут, затягивающий и не отпускающий.       Оказалось, армейская выучка позволяет не только одеваться по тревоге, но и так же стремительно раздеваться — лишь бы был достойный стимул. А он был, о, и еще какой! Рой с восхищением разглядывал Лизу и не мог налюбоваться, а она трогала его, исследовала на ощупь, словно никак не могла окончательно удостовериться в том, что все происходит наяву.       Они затормозили одновременно, не сговариваясь, застыли, глядя друг другу в глаза — чтобы поймать момент, запечатлеть все происходящее в своей памяти, в мельчайших подробностях и навсегда. А потом снова сорвались и заспешили.       Рой волновался, словно в первый раз, и боялся, что может сделать что-то не так; Лиза была уверена, что наконец-то все именно так, как должно быть. Им по-прежнему не нужны были слова, они предугадывали желания и действия друг друга, и все получалось само собой, без капли неловкости или смущения. Закусив губу, Лиза первой подалась навстречу; Рой подхватил движение, сразу улавливая нужный темп, вцепился в ее бедра, рискуя оставить синяки. И это было прекрасно, и это было то, чего они так хотели и так ждали — возможно, все эти годы ждали, а не только этим безумным вечером. Лиза выгибалась, Лиза стонала; Рой сходил с ума от того, насколько это было прекрасно. Чувствуя, что финал близок, Рой пытался сдержаться, но, когда Лиза вскрикнула, распахнула глаза, мазнула по нему невидящим и шальным от страсти взглядом, не смог больше терпеть.       Это было жарче, чем пламя; ярче, чем взрыв; страшнее, чем конец света. Удовольствие оглушило и выжало эмоции и ощущения без остатка. Если бы кто-то из них мог сейчас мыслить, то подумал бы, что это слишком, что нельзя в жизни испытывать чувств такой силы, потому что как жить-то дальше — после всего произошедшего?..       Форма валялась на полу. Два комплекта вперемешку, так что навскидку не разобрать было, где чья. Рой несколько секунд с необъяснимым умилением таращился на кучу одежды, а затем перевел взгляд на прижавшуюся к его боку Лизу.       — Ничего себе, дружеские объятия… — ляпнул он, смутно догадываясь, что это не самая лучшая фраза, которую можно было сказать в этой ситуации.       Впрочем, вряд ли в языке вообще существовали слова, подходящие, чтобы выразить хотя бы сотую часть всех тех чувств, которые он сейчас испытывал.       — Преисполненные моральной поддержки, — кивнула Лиза и улыбнулась.       Рой провел пятерней по волосам и шумно выдохнул, а затем обнял Лизу, притискивая ее к себе еще крепче.       — Возвращаясь к твоему вопросу, нужно ли мне сегодня еще что-нибудь от тебя…— неожиданно развеселился он. — В общем, лейтенант, я вас не отпускаю. Ни сегодня, ни когда-либо впредь. Ни за что. Приказ ясен?       — Поверить не могу, и этот человек смеялся над тем, что Эдвард Элрик признавался в любви словами о равноценном обмене, — пробормотала Лиза и поерзала, удобнее устраиваясь на его груди.       — Какое-то пошлое «я тебя люблю» даже близко не соответствует тому, что я чувствую, — Рой посерьезнел так же внезапно.       — Я знаю, — вздохнула Лиза. — Поэтому тоже этих слов не скажу.       — И когда это нам нужны были слова? Мы и без них прекрасно справляемся, мы идеальная команда! — убежденно заявил Рой.       — «Идеальная команда», — повторила Лиза. — Именно это я всегда мечтала услышать в такой ситуации.       — Да-да, я знаю, я несу бред, — проворчал Рой. — Но…       Лиза не дала ему договорить, просто поцеловала, нежно и с улыбкой. И не нужны им были слова, чтобы понять, что именно так она и будет его целовать впредь — всегда, до самого конца.