Особенный

Харука лежал на воде, наслаждаясь тем, как она нежно окутывает его тело, как гладит кожу, как волны колышут его. Умиротворение. Солнце уже садилось за горизонт и не палило, а просто согревало кожу, окрашивая всё вокруг в алое, оранжевое, жёлтое, розовое… Харука любил такие вот закаты, когда светило тонуло в море, впрочем, он любил всё, что было связано с морем, с водой. Его не волновало, что о нём подумают другие, что они будут косо на него смотреть и недовольно коситься, что будут шептаться, тыкая пальцами. Как можно стесняться того, какой ты есть? Таким создала его природа, таким он воспринимал себя. Кто-то не может жить без музыки, кто-то без любви, у каждого человека были свои приоритеты. Харука же не мог представить свою жизнь без воды, без той свободы, которую она ему давала. Ныряя в воду, Нанасе, казалось, мог дышать, не всплывая на поверхность. В воде он чувствовал себя даже не рыбой, а частью этой непоколебимой и непокорной стихии, она словно сквозь поры проникала внутрь него, окутывала его, защищала, дарила покой, счастье. Свобода… Для кого-то это свобода выбора, для кого-то – возможность идти, куда захочется и делать, что придёт в голову, для кого-то – разрешение любить кого-угодно, быть с тем, с кем захочешь. Для самого же Харуки свобода — это значит неограниченность, возможность быть самим собой. В воде он чувствовал себя, словно птица в небе, которой нужен воздух, ветер, чтобы лететь, чтобы жить. Так и Харуке нужна вода для жизни. В воде он не ограничен земным притяжением, правилами, законами, запретами – там есть только он и стихия. И больше никого. Нанасе не знал, что ответить, если бы у него вдруг спросили, что для него значит свобода. Его словарный запас был слишком скуден, чтобы описать всю ту гамму чувств, эмоций, ощущений, что появлялись и всплывали, стоило услышать это слово. Ради него он мог бы отказаться от остального мира. В школе, когда заставляли писать короткое сочинение на тему, что бы он взял с собой на необитаемый остров посреди моря, Харука всегда сдавал пустой лист, получая неудовлетворительные оценки. А учителя просто не понимали, что ему там ничего не нужно, ведь самое главное — вода, целое море воды, океан, и так уже будет там. Другие люди просто не понимали его, лишь некоторые из них, которых он действительно мог назвать друзьями, принимали его таким, каким он был: Макото, Нагиса, Рей. И Рин. Сердце в груди застучало быстрее, дыхание сбилось. - Хару! – послышалось приглушенное. – Хару! – уже громче. Нанасе вернулся в нормальное положение, вставая кончиками пальцев ног на песок, развёл руки в стороны и оглянулся на берег. Рядом с его вещами, присев на песок, находился Макото, сияя своей неизменной улыбкой. - Макото, - как всегда спокойно сказал Нанасе и поплыл к берегу. Когда он вышел на песок, Тачибана уже протягивал ему полотенце, которое Харука взял и набросил на голову, не торопясь вытираться. Ему нравилось ощущение испаряющейся на солнце влаги, нравилось тепло, которое излучала высыхающая кожа. Морская вода совсем не такая, как вода в бассейне или в ванной: она легче, мягче, в ней свободнее. - Так и знал, что найду тебя здесь, Хару. Ты ничуть не изменился, - Макото смотрел как всегда тепло и понимающе. Ему никогда не нужны были объяснения, слова или действия Нанасе, он всегда просто так понимал его, только взглянув ему в лицо или поймав всегда спокойный со стороны взгляд синих глаз: ведь лишь немногие видели эмоции, которые скрывались в их глубине. - Ты тоже, - оглядев друга с ног до головы, выдал Харука. Они не виделись почти два месяца, что Нанасе провёл на тренировках, а потом на соревнованиях. Они редко созванивались, ещё реже обменивались сообщениями или письмами, ведь это совсем не то, что живое общение. И проведя это время вдали от Тачибаны, Харука признался себе, что скучал, что ему не доставало этой понимающей улыбки, мягкого голоса, тёплого взгляда, родного запаха, что всегда, словно кокон обволакивал его. Харука был уверен, что Макото найдёт себе замечательного омегу и в будущем станет чудесным отцом, он будет безумно любить свою семью и дорожить ею. Для самого Харуки Тачибана был, словно брат, и он никогда не рассматривал его в качестве потенциального партнёра, хотя и был омегой. Они с детства были не разлей вода и были уверены, что и дальше будет так. Когда после медицинского обследования они узнали, кто из них кто, едва взглянув друг на друга, они поняли, что это ничего не изменит: они друзья, семья, а не пара. Они поддержка и опора друг друга. - Прогуляемся? – предложил Тачибана, когда Нанасе переоделся. Харука кивнул и друзья неспешным шагом направились вдоль моря. Оба разулись и шли вдоль самой кромки воды, где волны ещё могли омывать их ноги. Нанасе любил такие моменты, хотя всё же меньше, чем плавать. Макото рассказывал, что произошло за время отсутствия Харуки, словно они вообще не общались всё это время. Он много улыбался, шутил, и Нанасе незаметно для самого себя улыбался в ответ, слушая весёлый монолог Тачибаны. Когда солнце окончательно зашло, а на улице заметно похолодало, друзья направились в сторону дома Нанасе. Тот шёл рядом с Макото, рассказывая, как проходили тренировки и соревнования, что он не просто доволен, он по-настоящему счастлив, хотя немного обидно, что среди спортсменов, с которыми ему доводилось плавать не так уж много таких, кто любил воду, любил само плаванье, а не призовые места и результаты. У самого же Нанасе результат был на втором месте, но только не тогда, когда он плавает с Рином. И снова Мацуока. Харука старался как можно беззаботней разговаривать, но от пристального взгляда Тачибаны не укрылось, что Нанасе чем-то встревожен, что его что-то гложет. Свернув к своему дому, Харука замер на месте, удивлённо смотря на Макото, затем перевёл взгляд в сторону калитки: рядом стояли улыбающиеся от уха до уха Нагиса, Рей, Го и Рин. - Хару-чан! – радостно улыбаясь, Нагиса тут же кинулся на шею Харуке, запрыгивая на него словно обезьяна. - Харука-семпай! – Рей тоже поспешил обнять друга. Затем подошла Го и тоже обняла Нанасе, нежно, тепло, так женственно, изящно. - Хару, - последним подошёл Рин и, лишь когда остальные отпустили его, обнял Нанасе, крепко прижав к себе. Харука обнял Мацуоку в ответ, прижавшись к нему и вдыхая такой родной и любимый запах. Как же он соскучился. С Рином он не виделся почти год, лишь неделю назад они встретились на соревнованиях, но им даже не удалось поговорить толком, лишь обменяться быстрыми взглядами и ухмылками за несколько мгновений до старта. А потом была ошеломительная победа Нанасе, которую тот буквально вырвал у Рина, затем поздравления, интервью, разговоры с тренером, шумиха и неразбериха, ни минуты покоя и свободы. И тогда Харуке захотелось сбежать, уйти от всего, бросить всё, лишь бы хоть недолго побыть рядом с Рином, услышать его голос. Мацуока был такой же неотъемлемой частью жизни Харуки, как и вода, плаванье, как Макото. Но… немного не так. Нанасе не мог полностью описать те чувства, облечь их в слова. Так же, как и с пресловутой свободой. Слов не хватало или он просто не мог их подобрать. Вся компания разместилась в гостиной, на столе было немало закусок и напитков – друзья позаботились и об этом. Разговоры не затихали, было шумно, весело. Харука был дома. Ближе к полуночи все начали расходиться по домам. Макото ушёл первым, за ним последовали Рей и Нагиса, с ними за компанию ушла Го, махнув брату, что она сама доберётся, ведь им с Харукой есть о чём поговорить. Когда все друзья ушли, оставив Мацуоку и Нанасе наедине, между ними повисло молчание. Харука в принципе был не особо разговорчивым, а Рин просто не знал с чего начать. За годы дружбы с Нанасе он понял, что от того не стоит ждать инициативы, первого шага, он, как вода, несётся по своему руслу, и ему нужно что-то извне, что заставит его выйти из положения покоя, забурлить. И Рин знал немало способов, чтобы взбаламутить воду, заставить её беспокоиться. Он был тем самым камнем, который заставлял идти круги по воде. - Хару, - негромкое, произнесённое слегка хриплым голосом, такое родное и знакомое, но отчего-то по коже побежали мурашки, а дыхание сбилось. - Рин… - Нанасе не знал, что говорить, что делать, чего ждать. Мацуока встал и, обойдя вокруг стола, сел за спиной Харуки, прислонившись своей спиной к спине омеги, положив затылок на плечо, повернув голову так, что нос утыкался в чувствительное местечко за ухом и прикрыл глаза. Нанасе сидел, едва дыша, чувствуя тёплое дыхание Рина, от чего по коже бежали мурашки. Он тоже прикрыл глаза и, последовав примеру Мацуоки, положил голову на чужое плечо. Теперь они соприкасались щеками, скулами, ушами, волосы мягко щекотали кожу на шее. Оба сидели, не двигаясь и ничего не говоря. Неожиданно Харука ощутил спиной движение, и его ладонь тут же накрыла рука Рина, сжимая пальцами тонкую, но сильную ладонь второго пловца, но тут же начиная ласкать нежную кожу на тыльной стороне руки кончиками пальцев. - Я скучал, - негромко сказал Мацуока, потёршись лбом о шею. В нос тут же ударил освежающий запах моря, едва уловимый запах скумбрии, которую обожал Харука, и мягкой ивы, которым пах сам омега, запах, присущий только ему - удивительное сочетание, но Рину нравилось. В этом был весь его Хару: необычный, странный, даже чудаковатый, но такой особенный для него. – Знаешь, каждый раз входя в бассейн, где тренировался, я вспоминал, как там плавали мы с тобой. Как ты, распрямив спину, глядя только прямо перед собой, гордо шёл меж пловцами сборной, словно равный им. А гуляя по городу, не раз вспоминал, как мы были там вдвоём, как ты цеплялся за меня, боясь потеряться. Ложась спать не раз и не два вспоминал, как мы ночевали вместе, помнишь, когда не нашлось другого свободного номера в отеле? Помню, как тогда ночью проснулся от того, что ты ко мне прижался, уткнувшись лицом в шею, забросив на меня руку и ногу. И мне тогда было так хорошо, так спокойно. Мне не хватало тебя, Хару. Нанасе молчал, не зная, что на это ответить. Ему тоже не хватало Рина, не хватало, словно у него отобрали какую-то жизненно важную часть тела. Но сказать это вслух Харука почему-то не мог. - Знаешь, я всегда думал, что мы будем лучшими в мире друзьями и соперниками в плаванье. Не противниками, а теми, кто будет заставлять стараться ещё сильнее, прилагать ещё больше усилий, стремиться ввысь, чтобы быть лучше, сильнее, быть тем, кто будет подталкивать вперёд, к новым рекордам и вершинам. И так и было. Но ровно до того фестиваля в Самедзуке, помнишь, когда мы играли в «Игру на выживание»? Тогда, гоняясь за тобой, стараясь выследить тебя, поймать, я неожиданно понял, что это больше, чем просто игра. Инстинкты альфы во мне просто возопили, стремясь не просто поймать тебя, а поймать для себя, чтобы ты был только моим, принадлежал мне одному. И я испугался этого желания. Но ты не был бы самим собой, если бы просто сдался тогда или выиграл. Ты не отклонился, когда я выстрелил в тебя. И тогда, когда я смотрел на тебя, мокрого с ног до головы, видя твою счастливую улыбку, я понял, что на самом деле это я проиграл. У костра специально расположился подальше от тебя, не до конца разобравшись в своих чувствах. Ты же был моим другом-соперником, и я сразу записал тебя в альфы. Не сразу я понял, что ты даже не бета, а самый настоящий омега. А когда Нагиса попытался что-то рассказать о тебе и Макото я испугался, в голове почему-то всё перемешалось, и на миг я испугался, что Нагиса сейчас скажет, что вы с Макото пара. Но он не сказал этого и я успокоился, а на прощание ты бросил Соске «Увидимся», и я понял, что теряю тебя. Прости, если всё получилось сумбурно, - Рин снова сжал ладонью пальцы Харуки. - Рин, - Нанасе отстранился, от чего Мацуока упал спиной на колени друга, наконец-то получив возможность увидеть лицо его лицо и к своему удивлению увидел, что тот зол. Редко можно было увидеть такой горящий злостью взор Нанасе. – Ты такой дурак, - пальцы Харуки зарылись в волосы Рина и взъерошили их, мягко прикасаясь к коже головы. Глаза Мацуоки широко распахнулись, словно на него снизошло озарение, впрочем, это было близко к истине. Только сейчас, увидев эти синие, как море, глаза Рин понял, каким дураком был. Ведь Нанасе не нужны слова, не нужны эти взгляды, ему нужны действия, поступки, которые не могут солгать. И он действительно дурак, раз понял это только сейчас, раз только недавно понял, что перед ним не альфа, а омега. Как он раньше не догадался, почему был таким глупцом? Ведь они знакомы столько лет и столько времени провели вместе, почему он не понял? Харука ведь даже не скрывал этого, ведь даже Макото всегда как мог, стремился защитить Нанасе, оградить от неприятностей, так почему он уже тогда не догадался, почему не увидел настоящего Харуку? Неожиданно Харука мягко, даже нежно улыбнулся и, склонившись, сжал пальцами шею и скулы Рина, заставляя того сесть, а затем сам потянулся вперёд и поцеловал Мацуоку. Рина словно током ударило от такого поступка Нанасе, решительность которого ну никак не вязалась с равнодушием и некоторой меланхоличностью парня. Но затем все мысли покинули его голову, ведь как можно думать о чём-то постороннем, когда тебя целует твоё наваждение, твой полуночный бред, твой недостижимый идеал, твоя нереальная мечта? Нанасе не торопился, он медленно ласкал губы Рина, осторожно прикасался кончиком языка к его языку, заново знакомясь с таким родным человеком, открывая его для себя, как альфу. Он давно уже понял, что Рин, равный ему в плаванье, равный по силе духа, смелый и решительный при других, всегда пасовал рядом с ним, когда они оставались вот так наедине. Он словно разом терял свою решимость, и робел будто мальчишка, не способный выразить свои эмоции мысли и чувства по-другому, а не иначе, как бросая вызов, заставляя хотя бы так обратить на себя внимание. Они целовались, неспешно узнавая друг друга, лаская, гладя и бережно прикасаясь, осознавая, что теперь всё будет по-другому, совсем иначе, не как раньше. - Ты всегда только мой, - Рин прервал поцелуй и, обняв Харуку, прижал к себе, чувствуя тёплое дыхание Нанасе на ключицах в вырезе футболки. – Я никому тебя не отдам. - Будто я собираюсь от тебя куда-то деваться, - пробормотал Харука, отчаянно краснея и благодаря бога, что Рин не видит его лица. - Я никогда не обращал особого внимания на омег, да и отношения меня не интересовали, сколько помню, я всегда был зациклен на тебе, словно во всём мире существовал только ты. Наверное, уже тогда я подсознательно понимал, что ты нужен мне, что ты моя пара, а я, как дурак, не осознавал этого, видя в тебе только друга-соперника и лишь когда почувствовал ревность, заподозрил что-то не то. И лишь совсем недавно понял, что ты – омега. - Ты думаешь, что мы действительно пара? – Харуке отчаянно хотелось в это верить. - Да, я уверен в этом. Кроме тебя мне никто не нужен, только твой запах заставляет меня терять голову. Только твои прикосновения заставляют меня желать большего. А ведь я уже неровен час хотел считать себя извращенцем, влюбившимся в другого альфу. Почему я не замечал раньше? - Ты же знаешь, что все спортсмены созревают позже и всё это выражается у нас слабее, чем у обычных людей, наши тела более сильные, выносливые, да и другие факторы играют роль. Я сразу почувствовал тебя, после того, как прошла первая течка, - Харука снова покраснел. Он впервые говорил об этом другому человеку, а тем более Рину. – А вот ты никак не отреагировал, и я подумал, что я тебе не нравлюсь, что я для тебя только друг и я смирился, заставил видеть себя в тебе только друга и соперника, запретил себе даже мечтать о чём-то большем. А ты… Рин ничего больше не сказал, лишь сильнее прижал к себе Харуку, чувствуя, как тот судорожно, словно утопающий, вцепился в футболку на его спине, натягивая ткань так, что она сдавила грудную клетку. Мацуока лишь мягко, удивительно нежно улыбнулся, вдыхая аромат волос Хару, во рту, словно сам собой появился привкус соли, ведь волосы его омеги пахли морем… Они уснули там же, где сидели, в объятиях друг друга. Утром Рин проснулся в одиночестве, спина и шея затекли от того, что пришлось спать на твёрдом татами, но он не жаловался. В воздухе витал слабый запах жаренной скумбрии, на столе перед ним стоял заботливо приготовленный завтрак, состоящий из риса и скумбрии, накрытый специальной плёнкой. Рин нешироко улыбнулся от проявления такой трогательной заботы о себе. Он не особенно любил скумбрию, да и рыбу в целом, но был готов съесть что угодно, даже кусок резины, если это приготовил Хару. Встав и потянувшись до хруста в суставах, Рин посмотрел на помятую одежду и решительно стянул штаны и футболку, оставшись в одних боксерах, и направился в ванную, наверняка зная, где его Харука. И не ошибся. Нанасе лежал в ванной, из-под воды торчали только его колени. Мацуока застыл на месте, смотря на умиротворённое лицо Харуки. Вот Нанасе вынырнул, жадно глотая воздух и, не успел он открыть глаза, как его губы оказались в плену чужих губ, а тёплые, такие знакомые руки сжали его лицо. - Рин, - прошептал в губы парня Харука, открывая глаза. - Хару, - негромкое в ответ. На губах Мацуоки застыла мягкая, ласковая, знакомая лишь единицам улыбка. Рин тут же ухмыльнулся и нагло залез в и без него тесную ванную. Он изловчился и сел между раздвинутых ног Харуки, откинувшись на мерно вздымающуюся грудь омеги. Колени обоих торчали из-под воды, места было мало, но всё это меркло перед ощущениями и чувствами, что вызывало присутствие рядом другого парня. Рин прикрыл глаза, приобняв согнутые в коленях ноги Хару и вдохнул запах тела омеги: тонкий, изящный и мягкий запах ивы. Он обволакивал, закутывал в себя, заставлял незаметно для самого себя растворяться в нём. Харука, как и ива, всегда искал воду, и только в воде ему было комфортно и свободно. Мацуока задержал дыхание, когда тонкие руки Нанасе обняли его за шею и плечи, ладони удобно легли на почти безволосую грудь. Альфа почувствовал, как Харука склонился к нему и вдохнул запах его волос. - Ты пахнешь морем и разогретой на солнце кожей, - негромко пробормотал Харука. Рин ничего не ответил, лишь повернул голову и немного поднял её вверх. Нанасе понятливо склонился и осторожно накрыл губы альфы своими. Юркий язык Мацуоки тут же проник в рот омеги. Они целовались нежно и неторопливо, Рин тонул в аромате омеги, словно в вязкой патоке, что затягивала его всё сильнее. И он совсем не хотел выбираться из неё. Весь день Рин провёл в доме Хару, даже не подумав навестить родных, лишь позвонил и сказал, что погостит у друга. Мацуоке нравилось сидеть на полу рядом с диваном с ноутбуком на коленях, он мог в любой момент откинуться назад и коснуться бедра и живота Хару, пока тот спокойно читал какую-то книгу. Они не стремились заполнить тишину, она была уютной и спокойной, родной, похожей на ту, что всегда обрушивается на пловца, когда он ныряет под воду. - Хару, ты не хочешь пробежаться? – Мацуока закрыл крышку ноутбука и посмотрел на омегу. - Только если мы потом поплаваем, - Харука всегда оставался самим собой. - Хорошо. Одолжишь одежду и обувь? – Нанасе коротко кивнул в ответ. Они были почти одного роста, да весили почти одинаково, хотя альфа был немного тяжелее, размер обуви и одежды был одинаковым. Харука первым выбежал из дома и сразу направился в сторону пляжа, Рин только улыбнулся на это: его Хару не меняется. Мацуока нарочно отстал, наслаждаясь тем, как лучи закатного солнца играют на бледной его омеги коже, как ветер треплет непослушные волосы, как из-под пояса спортивных штанов выглядывает резина плавок… Рин не сдержал смешка, узрев эту деталь гардероба Нанасе. Кто бы сомневался, что Харука в плавках. Задумавшись, Рин не заметил, как Харука замер и начал быстро раздеваться, без сомнений намереваясь окунуться в прогретую солнцем воду. Он едва успел перехватить омегу, обняв за грудь и прижав спиной к себе, вдыхая яркий запах ивы и немного пряный, но не неприятный, пота. - Ты же заболеешь, Хару, если будешь купаться на улице. - В Иватоби в это время мы уже плавали в открытом бассейне, - возразил Нанасе, но перестал вырываться, позволяя альфе обнимать себя. - Но ты уже не в школе. Рин спрятал улыбку в волосах Хару, услышав горестный, полный страдания и тоски вздох омеги – тот явно был разочарован. Нанасе через силу надел одежду и направился в сторону дома. Рин шёл рядом, иногда соприкасаясь с омегой плечом или ладонью, от чего по коже пробегали мурашки, а в груди быстрее билось сердце, окутывая всё внутри теплом, рецепторы щекотал запах ивы, цветущей по весне. Оказавшись в доме, Харука первым делом направился в душ. Рин улыбкой проводил его взглядом, направившись затем на кухню: он наверняка успеет приготовить ужин, состоящий не только из скумбрии и риса, прежде чем Хару выйдет из ванной. Нарезая овощи, Мацуока в который раз подумал, что не знает ни одного человека кроме Хару, который был бы настолько чем-то увлечён, точнее даже не увлечён, а одержим, фанатично влюблён. Нанасе безумно любил воду. Однако когда рядом был он, Хару отвлекался на него, забывал на время о воде, ставя его, Мацуоку, на первое место. И от этого в горле появлялся противный комок. Рядом с Хару он мог не притворяться гордым и наглым, скрывая за этим свою неуверенность. Хару принимал его любым, ему главное было, чтобы он просто был рядом. Рин уже приготовил ужин, а Нанасе так и не вышел из ванной, чего, впрочем, и следовало ожидать. Без стука войдя в ванную, он увидел, что Хару лежит в воде, откинув голову на бортик ванной и прикрыв глаза. Синие очи тут же распахнулись, как только омега ощутил окутавший его запах альфы. - Вылезай и вытирайся, я приготовил ужин, - Мацуока протянул руку и помог Харуке вылезти из ванной. Красные глаза внимательно проследили за капельками воды, что скатывались по мышцам живота, затем взгляд остановился на бёдрах, привычно обтянутых чёрными плавками. Помимо воли, повинуясь инстинктам, Рин протянул руку к Харуке и пальцами прочертил весь путь, что преодолели капли воды, до самой резинки плавок. Живот омеги втянулся, среагировав на его прикосновение, а дыхание стало тяжёлым. Подняв вторую руку, Рин коснулся кончиками пальцев плеча, провёл ими вдоль руки до ладони. Сжав тонкие пальцы омеги, он большим пальцем очертил середину ладони. Подойдя ещё ближе к Хару, Рин прижался к нему, не обращая внимания на влагу и склонившись, прикусил зубами тонкую кожу на шее, где была видна нитка вены. Лизнув кадык, затем подбородок, Мацуока вырвал стон из груди Харуки. Прижав мокрое после ванной тело к себе, он крепко обнял его и приник поцелуем к тонким холодным губам, которые сразу разомкнулись, впуская его внутрь. Пара целовалась неспешно, наслаждаясь каждым мгновением и растягивая удовольствие. Они изучали друг друга, знакомились заново, не как друзья, а как пара. Им не нужны были слова, их поступки, жесты, прикосновения говорили о чувствах намного лучше, они не могли солгать или скрыть правду. - Одевайся, - коснувшись губами уголка губ Хару, Рин заставил себя оторваться от парня и начать раздеваться. Нанасе, с красными щеками и шеей, быстро ретировался из ванной. Рин не смог подавить улыбку: Хару очаровывал его. То, что бесило в других людях, что нервировало, в Нанасе выглядело мило и так уместно. Его бесило, если кто-то слишком бурно реагировал, бесило, если кто-то никак не реагировал, но Хару прощалось всё: его вспышки радости и восторга при виде воды, его обычное бесстрастное лицо и почти полное отсутствие эмоций. Со всем этим Хару был самим собой, таким… родным и близким, своим. Когда Мацуока вошёл на кухню, Харука сидел на стуле и гипнотизировал стоящий на плите сотейник с мясом и овощами. Рин улыбнулся краешком губ и начал насыпать еду. - А где скумбрия? – взгляд Хару вперился в тарелку с мясом, которую перед ним поставил альфа. - Сегодня мясо, скумбрия будет завтра. - Точно? – Харука смотрел подозрительно. - Точно. Весь ужин Мацуока смотрел, как ест Хару, порой забывая сам, что ужинает. Недовольное лицо омеги, когда тот жевал кусочки мяса, горестные взгляды в сторону холодильника, где на полке стояла столь любимая им рыба. Харука сам помыл посуду, поблагодарив Мацуоку за ужин. Пара села в гостиной, Нанасе нашёл какую-то передачу о плаванье, и внимательно всматривался в экран. Рин мало смотрел на кадры и лица, мелькающие на экране, больше уделяя внимания омеге перед собой. Вот Харука насторожился и сосредоточенно начал смотреть в экран. Повернув голову, Рин увидел на экране своё лицо. Диктор рассказывал его короткую биографию и достижения, дальше замелькали кадры с последнего соревнования. - Я рад, что мы всё ещё можем плавать вместе, - негромко сказал Харука, когда с экрана исчезло лицо Мацуоки. - Я тоже безумно этому рад. Молчание Нанасе почему-то сейчас ощущалось совсем по-другому и, подняв голову с колен Хару, Рин заметил, что синие глаза ещё насыщеннее, чем обычно, в них играют эмоции и Мацуока снова и снова всматривался в их глубины, чтобы разгадать их. Рин первым поцеловал Хару и тот, не раздумывая, ответил на поцелуй, сам обнимая альфу за шею. Мацуока ласкал выгибающееся в его руках тело Харуки, наслаждаясь его откликом и открытостью, его покорностью, и бесстыдством, с которым тот отзывался на ласку. Стоны и вздохи омеги нежной музыкой ласкали слух Рина. - Хару, ты уверен, что тебе нужно это? Что хочешь этого, что хочешь меня? – Рин сжал пальцами подбородок Харуки, заставив того посмотреть себе в глаза. - Да, - и ни тени сомнения в голосе. - Тогда, нам лучше пойти в спальню. Рин помог Харуке лечь спиной на кровать, медленно и немного неловко снимая с него одежду, подрагивающими пальцами поглаживая обнажённую кожу омеги. Он сотни, если не тысячи раз видел его в плавках и даже обнажённым, но сейчас всё воспринималось совсем по-другому: тогда они были друзьями, сейчас они – пара. Тело Хару, как и у любого пловца, казалось сплошь состояло из мышц, но вместе с тем оно хранило присущую омегам мягкость. Рин поражался, как он сам не заметил, что Харука омега: тот был тоньше в кости, изящнее, его движения были плавными и словно выверенными, он был самым гибким из них и физически выносливее, да и терпимее к боли, как и все омеги. Рин содрогнулся, представив, какие адские муки переживает омега во время родов. Он бы точно не выдержал подобного и не рискнул бы рожать, увольте, а эти изящные, тонкие существа рожают и любят детей больше всего на свете. Мацуока прикрыл глаза и словно воочию увидел малыша лет двух, с его розовыми волосами и голубыми, словно океан, глазами Хару. В груди почему-то защемило. - Рин, - хриплый голос Нанасе отвлёк его от посторонних мыслей, заставив вновь полностью сосредоточиться на омеге. Харука стонал и выгибался в руках Мацуоки, подставляясь под его прикосновения и поцелуи, отвечая на ласки. Его руки обнимали и сжимали плечи, он словно не знал, куда их деть, в движениях ощущалась неловкость и скованность. Сердце сжалось от простого осознания того, что он у Хару будет первым. Только вода до него ласкала это нежное и невинное тело, только она дарила ему ласку и удовольствие. Неприятным осадком осело на душе чувство горечи и сожаления, за тех немногих омег, что уже побывали под ним. Но сейчас он не помнил ни одного чужого лица, всё затмили эти синие омуты и смоляные пряди, что разметались по подушке. Продолжая целовать Хару и ласкать его руками, Рин начал оглядываться, пытаясь найти хоть что-то, способное заменить смазку. - В тумбочке, крем, - хрипло прошептал Харука, покрывшись ровным слоем румянца. Отстранившись ненадолго, Мацуока достал крем и, открутив крышечку, выдавил его себе на пальцы. Раздвинув ноги Харуки шире, он склонился и обхватил губами головку члена омеги, отчего того буквально подкинуло на кровати. Рин поднёс пальцы к сжатому кольцу мышц и осторожно ввёл внутрь один и слегка подвигал им. Не встретив сопротивления, он добавил второй и тут Харука напрягся. Мацуока начал второй рукой поглаживать живот и бёдра Нанасе, продолжая растягивать его и двигать головой. От очередного движения пальцев внутри Хару громко застонал, с силой вцепившись пальцами в жёсткие волосы Рина. Альфа добавил третий палец и Нанасе снова застонал и сжался. Мацуока выпустил член омеги изо рта и начал покрывать поцелуями живот и бёдра любовника, стараясь отвлечь того от неприятных чувств и Харука снова расслабился. Рин снова отстранился. Харука из-под ресниц наблюдал за тем, как альфа смазывает кремом свой член, что был заметно больше его собственного, и вдоль позвоночника прошлась дрожь. - Доверься мне, - губы Рина коснулись мочки уха омеги. – Постарайся расслабиться. Харука замер, почувствовав, как внутрь него начал проникать член Рина. Он растягивал его, причиняя боль, но альфа неумолимо продолжать двигаться, пока его плоть полностью не оказалась внутри Нанасе. Мацуока остановился, давая Харуке время привыкнуть. Омега тяжело дышал, его руки судорожно сжимали плечи альфы, оставляя на них следы ногтей, но тому было плевать. Выждав немного, Рин медленно вышел почти до конца и тут же толкнулся обратно. Хару под ним застонал и сильнее выгнулся. Мацуока начал размеренно двигаться, постоянно меняя угол проникновения. Он хотел сделать всё от него зависящее, чтобы омега достиг оргазма, чтобы запомнил их первый раз из-за удовольствия, а не боли и дискомфорта, хотя последнего было не избежать. Рин понял, что он на верном пути, когда при очередном толчке Харука вдруг вскрикнул и судорожно сжал ногами бока альфы. Мацуока немного отстранился и забросил ноги омеги себе на плечи, после чего снова начал двигаться. Хару под ним стонал и загнано дышал, судорожно цеплялся за него и выгибался в его руках, подаваясь на каждое движение бёдер альфы. Рин чувствовал, что долго сдерживаться у него не получится, не с Хару, когда от одного взгляда на его мутные глаза, влажные губы и раскрытое тело можно кончить. Обхватив член омеги ладонью, Мацуока начал надрачивать ему, двигаясь резче и глубже, так, как хотелось ему. Харуки хватило ненадолго, он с криком выгнулся и кончил, заляпав спермой руку альфы и их животы. Рин сделал ещё несколько толчков и тоже кончил. Он нашёл в себе силы вовремя выйти, не дать завязаться узлу, и прилёг рядом с Хару, притянув того в свои объятия. Омега доверчиво прижался к нему. Прошло некоторое время, прежде чем дыхание немного восстановилось, тело снова стало нормально подчиняться им и оба начали воспринимать действительность. Рин тут же первым делом вытащил из-под головы подушку и с облегчением положил голову на матрас. Голова Хару удобно лежала на его плече, рука была перекинута через живот, а нога просунута между ног альфы. - Теперь ясно, почему ты не мог уснуть тогда в отеле, - заметил Хару, чертя кончиками пальцев на груди Мацуоки какие-то узоры. - Да, я терпеть не могу спать на подушке, она мне мешает, и я не могу спокойно уснуть. Говорят, это вредно для позвоночника, но мне так удобно и привычно. Хару завозился и развернулся, прижимаясь спиной к груди альфы, тот снова его обнял, натягивая на них упавшее на пол одеяло. Рин начал лениво водить языком по уху омеги, затем по шее. Нанасе в его руках тут же заелозил и схватил рукой волосы Мацуоки. - Щекотно, - негромко заметил он. Хм, оказывается, у спокойного, словно вода, Харуки есть чувствительное место, от прикосновения к которому он, не стесняясь, может смеяться и словно уж извиваться в его руках. Рин снова провёл языком по шее и сжал зубами кожу. Омега замер в его руках, чувствуя зубы на коже в том месте, где обычно ставят метку. Мацуока сжал зубы, прокусывая кожу. Во рту тут же появился металлический привкус крови, а Харука застонал. Рин, словно извиняясь, начал зализывать место укуса, а в душе наконец-то воцарился покой, словно всё встало на свои места, словно так и должно быть. - Ты – мой, не отдам тебя никому, даже вода не заберёт тебя у меня, - Харука негромко рассмеялся, сжав ладонями обнимающие его руки Мацуоки. Он не против, но только если это Рин. Харука уже уснул, а Рин всё ещё лежал и думал над тем, как резко всё поменялось. Он знал Хару с далёкого детства, они дружили и были не разлей вода. Смешок вырвался из горла Мацуоки на последней фразе. Уж точно, не разлей вода. Они расставались, ссорились, состязались, дружили, плавали, взрослели, делали ошибки и извлекали уроки. И все эти годы меркнут перед тем фактом, что сейчас Хару мирно спит в его объятиях, только это сейчас по-настоящему важно. Только этот омега действительно важен для него, он – особенный и принадлежит только ему, и теперь все это будут знать. Рин не понимал, как он раньше не понял, что Хару – его омега, теперь становилось понятно, почему его всегда так тянуло к нему, почему вся его суть требовала обратить на себя внимание Нанасе, быть для него главным, самым важным в жизни. А всё ведь было так просто… Рин глубоко вдохнул опьяняющий аромат цветущей ивы и позволил себе расслабиться, отпустить прошлое. Главное, что они вместе, что Хару теперь принадлежит ему, что не только вода будет обнимать и ласкать это тело, что его метка на шее омеги. Нанасе всегда был другим, не таким, как все. Рин любил наблюдать за тем, как дёргается Хару при слове «скумбрия», каким восторгом загораются глаза, он сразу поворачивает голову в ту сторону, где слышал одно только слово. Вода… Харука может застыть на месте, любуясь изображением или фото озера, или любого другого водоёма, а уж если увидит вживую, его почти не остановить, его, словно магнитом, тянет к воде, он готов сразу раздеться и с разгону запрыгнуть. Мацуока никогда не поймёт настолько сильной любви к воде, столь сильного фанатизма и зависимости от неё, но он готов жить с этим, если Хару будет рядом с ним. Нанасе во сне повернулся и Рин со щемящим сердцем в груди смотрел на расслабленное лицо, обращённое к нему. Харука так легко принял их связь, легко впустил его в свою жизнь, отдал себя – он не думал, он просто делал то, что хотел. Он словно вода проник в каждую пору, в каждую клетку тела Рина, растворился внутри него, стал неотъемлемой частью альфы. Мацуока дал себе слово, что оправдает доверие Хару, и тот не будет жалеть о своём выборе. И у них обязательно будет мальчик с розовыми волосами и синими, словно само море, глазами, который будет звать обоих тёплым и ласковым «папа»…