Butterfly.

      Если пройти до конца коридора, остановившись лишь у предпоследней двери, можно было попасть в совершенно иной мир. Юнги его знал. Юнги его любил. В этом мире иронично пахло медикаментами, а солнце совсем отказывалось светить. Этот мир начинался с заживляющих кремов и продолжался бинтами. В этом мире было много ваты, жаль, что не сахарной. И, в общем-то, этот мир никогда не был мечтой Юнги. Но у этого мира был всего один плюс, которого не было ни в одном другом мире. В этом мире был Ким Тэхён. И это был уже совсем иной разговор.       Потому что Тэхён был похож на самую сладкую сказку и самую суровую реальность одновременно. Потому что Тэхён был похож на смысл. Жизни или ещё чего, не представлялось возможным понять даже самому Мину, однако и не казалось ему необходимым. Потому что сморщенный от улыбки нос и расходящиеся от глаз из-за неё же лучинки напрочь выбивали из головы всякие мысли. Тэхён был похож на смысл. И этого было достаточно. А что же до остального? Остальное было не так уж и важно.       Они встретились одной холодной зимой. А может то была и весна. Юнги не запоминал. Так же, как не запоминал того, когда именно это произошло. Просто Тэхён сидел на скамье. Или может то были качели. Просто Тэхён посмотрел в глаза. А может и вовсе не смотрел на него. Юнги всё ещё не видел смысла держать в памяти что-то столь неважное. Потому что Мину это никак не мешает знать, что в тот миг, когда он сам его увидел, то случайно понял, что его жизнь никогда больше не будет прежней. Просто потому что встретились однажды и больше не расставались.       Каждый раз, когда Юнги доходил до этой двери, он непременно останавливался на несколько секунд и считал до десяти. Надевал улыбку и заходил. За открытой дверью в новый, пусть и вовсе не дивный мир, его ждал сморщенный от точно такой же как у него самого улыбки нос и лучистые морщинки, расходящиеся в стороны от зажмуренных глаз. От этой же улыбки. Его ждал мягкий смех и прохлада, в которой им обоим отчего-то было тепло. Поэтому работа на две с половиной ставки, необходимая для того, чтобы обеспечить их жизнь достаточным количеством медикаментов переставала быть раздражительной и тяжкой. Это не было чем-то странным. Просто Тэхён его ждал. Просто Юнги не мог ему не улыбаться.       И пусть его нельзя было крепко обнять, его всё ещё можно было крепко любить. Причин отказывать себе в этом Мин не видел. Быть может, потому что не хотел находить этих причин. Быть может, потому что их и не было. В любом случае, это снова и снова было неважно. Потому что когда он проходил на кухню, чтобы приготовить им чего-нибудь поесть, Ким всегда сидел рядом. Потому что когда он устало разваливался на кровати, Ким всегда читал ему книги. И хоть каждый день их ждут пейзажи в виде гор из бинтов, и хоть перевязка с обработкой всё новых и новых ран занимала не менее четырёх часов, и хоть все деньги тратят на мази, Юнги думает, что Ким Тэхён - самое прекрасное из случившегося с ним за всю жизнь. Нет, даже не так. Он это точно знает. Юнги уверен, что произошедшее с Ким Тэхёном - самое ужасное из того, что вообще могло произойти. Но снова ошибается и лишь напоминает себе: ему это только кажется. И что думает об этом сам Тэхён, ему неизвестно. А Тэхён... Тэхён не думает об этом вовсе.        Вместо этого он говорит. Говорит, что любит цветы и тёплую ванную, любит книги читать любые, какие только найдёт. И смотреть на Юнги часами. Любит и Говорит. Потому что молчать об этом не желает. Каждый раз, когда Мин спрашивает, как прошел его день, он беззаботно рассказывает о том, как не любит окна, но как вновь в них смотрел. Он рассказывает, как видел в ненавистном окне собаку, и что та выглядела невероятно мягкой. Но не мягче чем взгляд Мин Юнги. Тогда старший непременно губу закусывает и глаза отводит. Нет, Тэхён определённо лучший. И этот мир определённо его не заслуживает.       И возможно, их мир был чуточку странным, ведь вместо короткого конфетно-букетного периода их ждал вечный мазе-бинтовой, а вместо сладкой ваты всегда была настоящая. Зато каждый день. Им нельзя было крепко обниматься, но можно было крепко любить. И ухаживания заключались не в походах по ресторанам, но в попытках раны залечить. И те, что физические, если не очень глубокие, исчезали быстро, а о тех, что в душе, Юнги мог только догадываться. Но всё равно приносит в тёмную комнату метры гирлянд, чтобы мир чужой осветить. Вату использует не только для кожи кровоточащей, но и для того, чтобы потолки их оторванной от вселенной квартиры облаками увесить. Ведь то не потолки, то небосвод их мира, обклеенный мириадами пластиковых люминисцентных звёзд. Тэхён на это только смотрит, дышать забывая. Тэхён на это улыбается лишь.       Улыбается и молчит. Молчит, когда его перевязывают, и ночью, когда повязка сползла, позволяя простыням прилипнуть к обделённым кожей участкам тела. Молчит. Потому что говорить об этом нужным не считает. Молчит, потому что с Мин Юнги приятно даже так, в тишине. И пусть Юнги никогда не видел, как умирают киты, но как погибают бабочки, наблюдал ежедневно. Тэхён умирал ежеминутно, умирал каждую ночь, но утром всё равно просыпался и прежде чем Мин спешил на работу, не смотря на непомерную боль, нежно целовал его в губы. И каждую перевязку снова смотрел в окно. Долго и пусто. Так, как не мог посмотреть никто другой. Он мастерски прятал внутренние крики в стиснутых до новых кровавых полумесяцев ладонях и опускал красные от слёз глаза каждый раз, когда приходила пора менять бинты, а вата или марля, или сетка, или, что ещё хуже, одежа и простыни прилипали и присыхали к особенно глубоким ранам. "Пора" приходила дважды в день. Они оба стойчески её переносили. Юнги уходил на работу, и так по новой.       Если пройти до конца коридора, остановившись лишь у самой двери, можно было попасть в совершенно иной мир. Тэхён его знал. Тэхён его любил. В этом мире всегда пахло по-разному, но всегда приятно, а солнце светило всем, кроме бабочек. Этот мир не знал заживляющих кремов и не тонул в бинтах. В этом мире было много ваты, и куда больше сахарной, чем той, которой ежедневно опутывали его. И, в общем-то, этот мир всегда был метой Тэхёна. Но у этого мира, как и у любого другого, кроме его личного квартирного, отрезанного от остальной вселенной, был всего один минус. И он перекрывал все плюсы. В этом мире не было бы Мин Юнги. И это был уже совсем иной разговор.       Потому что Юнги хотел быть похожим на самую суровую реальность, но получалось быть похожим лишь на самую сладкую сказку. Потому что Юнги был похож на смысл. Жизни или ещё чего, не представлялось возможным понять даже самому Киму, однако и не казалось ему необходимым. Потому что сморщенный от улыбки нос и расходящиеся от глаз из-за неё же лучинки напрочь выбивали из головы всякие мысли, каждый раз, когда Тэхён видел, как открывается дверь в недоступный дивный мир и в коридор заходит Мин. Юнги был похож на смысл. И жизни, и всего, что в ней происходило. Этого было достаточно. А что же до остального? Остальное было не так уж и важно.       Они встретились одним тёплым летом. А может то была и осень. Тэхён не запоминал. Так же, как не запоминал, когда именно это произошло. Просто Юнги стоял у остановки. Или может то были качели. Просто Юнги посмотрел в глаза. А может и вовсе не смотрел на него. Тэхён всё ещё не видел смысла держать в памяти что-то столь неважное. Потому что Киму это никак не мешает знать, что в тот миг, когда он сам его увидел, то случайно понял, что его жизнь никогда больше не будет прежней. Просто потому что встретились однажды и больше не расставались.       Каждый раз, когда Тэхён хотел сдаться и позволить жадной бабочке себя доесть, он непременно включал в ванной горячую воду на несколько секунд и считал до десяти. Тогда на запотевшем зеркале появлялся ряд криво написанных букв. Буквы были написаны Юнги и говорили, что Тэхён во что бы то ни стало должен жить дальше. И поэтому Тэхён жил. И поэтому Тэхён смотрел в окно, а когда слышал скрежет ключей в замочной скважине, надевал улыбку и проходил до конца коридора. За открытой дверью в недоступный, но дивный мир, его ждал сморщенный от точно такой же как у него самого улыбки нос и лучистые морщинки, расходящиеся в стороны от зажмуренных глаз. От этой же улыбки. Его ждал мягкий смех и прохлада, в которой им обоим отчего-то было тепло. Поэтому боль, адская и дерущая до самых костей при малейшем движении и даже самой слабой улыбки более не казалась раздражительной и тяжкой. Это не было чем-то странным. Просто Юнги возвращался. Просто Тэхён не имел права ему не улыбаться.       И пусть его нельзя было крепко обнять, даже если очень хотелось, его всё ещё можно было крепко любить. Причин отказывать себе в этом Ким не видел. Быть может, потому что не хотел находить этих причин. Быть может, потому что их и не было. В любом случае, это снова и снова было неважно. Потому что когда Юнги возвращался домой, на их маленькой кухни всегда пахло вкусной домашней едой. Потому что Юнги всегда слушал с каким-то непостижимым забвением, как Тэхён читает ему книги. Даже если это были книги по квантовой физике. И хоть каждый день их ждут пейзажи в виде гор из бинтов, и хоть больно всё, что другим привычно, и хоть каждый день может стать последним, Тэхён думает, что Мин Юнги - то, ради чего стоило родиться и жить даже таким, каким ему довелось родиться. И жить. Нет, даже не так. Он это точно знает. Тэхён уверен, что их встреча с Мин Юнги - самое ужасное из того, что вообще могло произойти с последним. Но снова ошибается и, когда видит запотевшее "ты должен жить дальше", то лишь напоминает себе: ему это только кажется. И что думает об этом сам Юнги, ему неизвестно. А Юнги... Юнги не думает об этом вовсе.       Вместо этого он говорит. Говорит, что любит ночь и когда пластиковые люминисцентные звёзды светят меж ватных облаков под потолком, любит книги слушать любые, какие ему Ким только прочтёт. И смотреть на Тэхёна часами. Любит и Говорит. Потому что молчать об этом не желает. Каждый раз, когда Тэ спрашивает, как прошел его день, он беззаботно рассказывает о том, как не любит работать, потому что для этого приходится расставаться с Тэхёном пусть даже ненадолго, но как на следующий день вновь туда пойдёт. Он рассказывает, как видел вживую какую-то знаменитость, и что та выглядела невероятно красивой. Но не красивее чем улыбка Ким Тэхёна. Тогда младший непременно губу закусывает, даже если больно и кровь пойдёт, а потом глаза отводит. Нет, Юнги определённо лучший. И этот мир определённо его не заслуживает.       И возможно, их мир был чуточку странным, ведь вместо короткого конфетно-букетного периода их ждал вечный мазе-бинтовой, а вместо сладкой ваты всегда была настоящая. Зато каждый день. Им нельзя было крепко обниматься, но можно было крепко любить. И ухаживания заключались не в походах по ресторанам, но в попытках раны залечить. И те, что физические, даже если самые глубокие, исчезали быстро, а о тех, что в душе, Тэхён никогда не расскажет. Потому что рядом с Мин Юнги заживают даже они. А когда Ким целует его, совсем невесомо и трепетно, Юнги лишь замирает, дышать забывая. Юнги улыбается лишь. Прямо в поцелуй. Так, что забывать приходит очередь Тэхёна. И Тэхён забывает. Забывает о боли. О том, что он - бабочка. Он забывает, что одежда снова прилипнет к коже и снова её сдерёт. И о том, что бабочки живут недолго. Ведь если он может улыбаться, то и пусть. Ведь если вместе, то совсем нестрашно.

С Мин Юнги приятно даже так.

      Иногда они ходили гулять. Мин помогал младшему одеться и открывал дверь в мир, где всегда пахло по-разному, но всегда вкусно. Тогда Ким, и без того считающий, что не заслуживает такого счастья, чувствовал себя ещё более счастливым. Иногда они покупали мороженное, шли в парк и смотрели на звёзды. На те, что не пластиковые. На те, что намного дальше их потолка. Тэхён никогда не притрагивался в вафле, потому что та могла могла повредить его ротовую полость и желудок. Юнги всегда говорил, что это - единственное, чем Ким Тэхён отличался от остальных. Это делало Ким Тэхёна самым счастливым человеком на Земле.       Юнги дурак. Это абсолютно очевидно, это не нуждается в доказательствах. И пусть сам Юнги в этом не уверен, все вокруг говорят, что это так. Он и не спорит. Нет. Не потому что согласен. А потому что ему плевать. Плевать, встретились они зимой или летом, весной или осенью. Плевать, сколько лет прошло и сколько ещё в запасе. Плевать, во что оба они были одеты, где сидели и на что смотрели. Плевать. Потому что в конце концов они встретились лишь раз и больше не расставались. Они были похожи на смысл, и не важно чего, главное, что друг для друга. Это был неидеальный мир. Но он их устраивал.       И если пройти до конца коридора, остановившись лишь у предпоследней двери, Юнги один знал, что можно было попасть в совершенно иной мир. Там не светило солнце, но светили гирлянды. Там пахло медикаментами, а ещё домашней едой. Там каждую ночь кто-то умирал, но каждое утро просыпался живой. Там ежедневно пейзажами служили горы бинтов и вместо сладкой ваты килограммами тратилась обычная, хоть и не только на парящие под потолком облака. И пусть этот мир никогда не был ничьей мечтой, у него всё ещё был один перекрывающий все минусы плюс, которого не было ни в одном другом мире. Там был Ким Тэхён. И Юнги его знал. И Юнги его любил.