***
В те дни, когда уроки танцев начинались с самого утра, учитель Ато предпочитал обучать омег на свежем воздухе, и тогда мальчики выходили заниматься на площадку перед центральным входом. Танцевать в деревянных туфлях было практически невозможно, поэтому омеги брали с собой мягкую обувь, похожую на ту, что носили зимой, только сделанную из другого материала и на более тонкой подошве. Кёнсу не любил такие занятия. Отчасти потому, что часто забывал об обуви, без которой учитель Ато заставлял танцевать на камне прямо босиком, абсолютно не жалея. Но еще и от того, что с утра Ато-ши был особенно внимательным и придирался к каждой мелочи, нередко доводя омег до слез. Кёнсу ни разу не приходилось плакать на его уроках, единственный раз он позволил себе тогда, на уроке чайной церемонии, но иногда чувство справедливости и природного бесстрашия пробуждало в юном омеге праведное желание вступиться за своего одноклассника. И только тогда он вспоминал, что все они в этой школе соперники, а вовсе не друзья друг другу, и вряд ли кто-нибудь хотел бы вступиться за него, выступая против учителя. За два с небольшим года обучения он успел привыкнуть к равнодушию учеников друг к другу, но соперником другим себя не считал. — Слушайте музыку, управляйте своим телом так, словно в ваших руках музыкальный инструмент, — учитель выглядел особенно воодушевленным, размахивая сложенным веером. — Ровнее, ровнее! Сколько можно повторять? Кёнсу краем глаза наблюдал за учителем Ато, стараясь сделать все правильно, следить за осанкой и не забывать о лице, чтобы ему не досталось лишний раз, как другим, кто, задумавшись над чем-то одним, обязательно забывал о другом. — Все, о чем ты думаешь, написано на твоем лице, — Ато-ши возник перед Кёнсу слишком внезапно и неожиданно, от чего мальчишка на мгновение растерялся и нервно дернул рукой, вместо аккуратного плавного движения. Учитель недовольно сморщился, цокнув языком, и хлопнул омегу по плечу. — Расслабь плечи. Осанка. Руки слишком напряжены, еще раз, — учитель заставил Кёнсу повторить движение, но получилось неважно. Пальцы почему-то не слушались, а рука казалось тяжелой, будто вовсе не принадлежащей ему. — Ты должен рассказывать о нежности, легкости, а не о том, как нужно возделывать рис, — Ато-ши сжал пальцами плечо мальчишки и стал трясти его, удерживая за запястье. — Руки должны быть изящными и утонченными. Где твоя грация? Может отправить тебя в школу для альф метать кинжалы и размахивать мечом? Кёнсу внутри просто трясло от злости. Так и хотелось гордо вздернуть подбородок и сказать этому противному зануде Ато, что он был бы вовсе не против, если бы ему больше не пришлось посещать его уроков. Но все, что ему оставалось, только досконально раз за разом повторять одно и то же движение, пока учитель не остался им удовлетворен и не переключился на издевательство над кем-нибудь другим. Кёнсу устало вздохнул, поймав на себе насмешливый взгляд омеги, стоявшей на пару рядов впереди него. А вот ему Кёнсу бы обязательно накостылял при первой же возможности. Минки не в первый раз одаривал его таким презрительным взглядом, особенно после того случая с Исином-ши. Почему-то раньше он его практически не замечал, зацикленный лишь на самом себе. Один из лучших учеников, чье имя чаще других оказывалось одним из первых на стене успеваемости. Он всегда был язвительным и заносчивым, как только оказывался вдали от учительского надзора. И Кёнсу оставался для него незаметной серой мышкой до тех самых пор, пока не стал главным предметом его насмешек и противных издевок, которые, впрочем, не доставляли много проблем, но зато здорово действовали на нервы. Минки был на два года старше, и ему не повезло родиться летом, оттого он пропускал Праздник середины весны в год своего четырнадцатилетия, и ему предстояло выпускаться двумя годами позже, прямо вместе с Кёнсу. И самого Кёнсу это абсолютно не беспокоило до поры до времени. Теперь же Минки своими выходками просто гарантировал ему неспокойную жизнь до самого выпуска из Ханами. Дожди в это время года всегда начинались внезапно. Несмотря на солнечное и безоблачное утро, днем, вопреки всему, мог хлынуть сильный ливень, который, впрочем, заканчивался так же быстро, как и начинался, оставляя после себя лишь напоминания в виде редких грязных луж. Байсянь опаздывал, и Кёнсу пришлось ненадолго задержаться у школы, прячась под крышей от назойливых брызг. Другие омеги тоже не спешили домой и дожидались своих слуг в стенах Ханами. Но обществу глупых омежек Кёнсу предпочитал ожидание Байсяня на улице в одиночестве, подальше от глупых разговоров и скучных обсуждений прошедших уроков. С приходом слуг омеги одна за другой покидали школу, и Кёнсу, вслед за ними, хотелось поскорее оказаться дома, но Байсяня, как назло, нигде не было видно. И если бы не дождь, Кёнсу не стал бы его дожидаться и пошел бы навстречу, но промокнуть до нитки ему совсем не хотелось. Сквозь плотную завесу дождя силуэты людей вдалеке были едва различимы. И на первый взгляд Кёнсу показалось, что это Байсянь стоит, удерживая над своей головой небольшой зонтик, и машет рукой, подзывая к себе. Он уже было обрадовался, но когда мальчишка подошел ближе, Кёнсу с огромным разочарованием узнал в нем Чонина, того самого надоедливого альфу, который словно ходил за ним по пятам, случайно или же специально оказываясь везде, где бы ни появлялся Кёнсу. — Эй! — Чонин окликнул омегу, но тот только фыркнул, складывая руки на груди и отворачиваясь в противоположную сторону. Кёнсу притворялся, будто не замечает альфу, продолжая высматривать Байсяня. Чонин в свою очередь не переставал звать его, надоедая одним своим присутствием. — Что тебе нужно? — вспылил, не выдержав, Кёнсу, зло глядя на альфу. Тот только широко улыбнулся, демонстрируя пару недостающих молочных зубов, и махнул рукой, по всей видимости, приглашая под свой зонтик. Кёнсу шикнул и закатил глаза, отмахиваясь. — Проваливай! Уходи! Из ворот школы вышел очередной омега в сопровождении своего слуги, и Кёнсу сделал вид, будто он не знаком с Чонином, беспокойным взглядом всматриваясь в даль скрываемой дождем дороги. — Где же ты? — тихо прошептал Кёнсу, нервно теребя в руках маленький шелковый платок. Мальчишка с тоской смотрел вслед омеге, только что покинувшей Ханами, и все еще мечтал поскорее оказаться дома. Чонин стоял на том же месте, со скучающим видом наблюдая за омегой. Когда школу один за другим покинуло еще несколько учеников, а Байсяня до сих пор не было видно, идея воспользоваться предложением Чонина уже не казалась такой плохой. — Эй! — окликнул его Кёнсу, и мальчишка встрепенулся, глядя на омегу. — Ты еще здесь? Альфа пожал плечами, мол, как видишь. Кёнсу оглянулся по сторонам, взвешивая все за и против и прикидывая, как быстро ему нужно будет бежать, чтобы поскорее оказаться под зонтиком. Он неуверенно топтался на месте, все еще надеясь, что Байсянь объявится в последний момент, и ему не придется делить зонтик с этим противным альфой. Но голос Минки, прозвучавший совсем близко, заставил омегу сделать неуверенный шаг, оказываясь под нескончаемым дождевым потоком. Кёнсу словно окатило из ведра, и на мгновение ему показалось, что нескольких секунд хватило, чтобы промокнуть до самой нижней юбки. И омега слишком поздно понял, что Чонину ни в коем случае нельзя было доверять: он никогда бы не стал просто так ему помогать. Стоило Кёнсу только сбежать по ступенькам, как Чонин, хитро улыбнувшись, сорвался с места и, показав язык, убежал, победно сверкая пятками, оставив Кёнсу мокнуть под дождем посреди улицы. Омега явно не ожидал такой выходки, хотя внутри корил себя за то, что так просто доверился глупому альфе. Сразу было понятно, ничего хорошего от него не жди. Кёнсу вздохнул. Дождь нещадно хлестал по щекам, словно в наказание за оплошность омеги, противные холодные капли ручейками скатывались за шиворот, а серая юбка висела на нем неподъемным грузом, сливаясь с мокрым камнем мостовой. От обиды и несправедливости хотелось расплакаться, но Кёнсу дал себе слово, что поймает несносного альфу, чего бы это ему ни стоило, и утопит в ближайшей глубокой луже. Омега подхватил край промокшей насквозь юбки, бросаясь вслед за мальчишкой, но далеко убежать не смог: зацепившись мыском туфля за неровный камень, Кёнсу приземлился аккурат в одну из таких луж, в которую следовало бы хорошенько макнуть Чонина. Но альфа только победно хихикал, выглядывая из-за угла и прячась под треклятым зонтиком. — Вы только посмотрите, — Кёнсу мог поклясться, что ни один шум дождя не смог бы заглушить этот противный голос, прозвучавший над его головой. Если бы можно было утопиться в этой луже, в которой он продолжал лежать, не предпринимая ни малейшей попытки подняться, то он бы непременно это сделал, лишь бы не выслушивать очередных насмешек Минки. Когда плеча Кёнсу осторожно коснулась чья-то ладонь, мальчишка поднял голову, тряхнув мокрой челкой. Неужто Минки решил снизойти до него и предложить свою помощь? Кёнсу спешил отказаться: ему хватило помощников на сегодня. Но в юноше, что склонился к нему, сочувственно протягивая руку, он узнал того самого омегу, что успел отличиться на уроках учителя Ато своим особенно эмоциональным выражением лица. — Ты что? — Минки фыркнул. — Собираешься помочь ему после того, как он выставил тебя посмешищем перед всем классом и учителем Ато? Юноша неуверенно одернул руку и поднялся. Кёнсу исподлобья взглянул на Минки, и тот в ответ смерил его презрительным взглядом. Слуга за спиной Минки держал над ним поистине огромный зонт, от чего ханбок омеги был полностью сухим, и даже его обувь, дождь, казалось, страшился замочить. А Кёнсу лежал в огромной луже, подставив шею и затылок проливному дождю, вдобавок к тому почти что в ногах ненавистного ему омеги. Это было унизительно, но доказывать свою правоту в таком положении было бы вдвойне унизительным. Кёнсу не сказал ничего, молча поднимаясь на ноги. Чонина уже нигде не было видно. — Готов поклясться, что тогда я тоже почувствовал какой-то отвратительный запах, не так ли, Юн-ши? — Минки продолжал издеваться, а Кёнсу втайне надеялся на то, что если сейчас в воздухе сверкнет молния, то Минки будет для нее наилучшей мишенью. — Мне едва удалось сдержать себя в руках и не сморщить нос прямо перед лицом Ато-ши. Но обоняние Юн-ши, вероятно, намного тоньше моего, и он не смог скрыть своего отвращения… Юн-ши, как думаете, откуда исходил этот запах? Не знаете? Зато я могу сказать наверняка… — Хватит! — Кёнсу сжал кулаки, едва сдерживая в себе порывы ударить Минки или испачкать его идеальный сухой наряд грязью из ближайшей лужи. Он мог бы давно позорно сбежать отсюда, но не стал бы доставлять Минки такое удовольствие. — А что? Зачем ты поднялся, полежи здесь еще, — Минки засмеялся, изящной ладонью указывая на грязную лужу под ногами Кёнсу. Юн все так же стоял рядом, опустив голову, и боялся встретиться взглядом с кем-нибудь из них. Ему было стыдно перед Кёнсу, но Минки он боялся больше. — Может это поможет тебе отбить твою… Вонь. Они оба знали, что Кёнсу еще не обрел собственный запах, впрочем, как и Минки, но это не мешало ему издеваться над мальчишкой, насмешливо глядя в его почерневшие от злости глаза. И Кёнсу уже готов был сорваться, если бы не знакомый голос, окликнувший его в это мгновение. — Кёнсу-ши! — Байсянь выглядел взволнованным и растерянным, впрочем, как всегда. И, несмотря на его долгое отсутствие, Кёнсу был благодарен ему, что он появился в самый что ни на есть подходящий момент. — Что здесь происходит, почему Вы… — Идем домой, Байсянь, — Кёнсу тяжело вздохнул и, не дождавшись мальчишку с зонтиком, медленно поплелся в сторону дома, не боясь намокнуть, терять ему уже было нечего. — Отправь его в ванную по приходу домой, — крикнул им вслед Минки. Байсянь обернулся, нахмурив брови, и поднял уже совсем ненужный зонтик над головой Кёнсу. — Хотя благовония ему вряд ли помогут. Минки засмеялся, толкая Юна в плечо, и омега нехотя растянулся в улыбке, глядя виноватым взглядом вслед Кёнсу.***
Бывали в Ханами и такие дни, когда все занятия официально отменялись, и омеги на целый день оставались предоставленными самим себе. Конечно, это никому не мешало продолжать занятия дома, а кто-то для этого даже нанимал себе учителей. Но для Кёнсу такие дни значили только одно: он, наконец, мог отдохнуть от успевших порядком надоесть за два года обучения стен школы, от нудных поучений, правил и обязательств, забыть на мгновение о том, что впереди еще целых пять лет учебы и так мало свободных дней. Для большинства омег, проходивших обучение в Ханами, свободные дни становились особенными только потому, что это были единственные дни, когда они могли свободно посетить школу Иньсинь и присутствовать на занятиях альф. В будни это было сделать не так-то просто. Занятия в обеих школах проходили одновременно, и появление омеги в стенах Иньсинь во время учебного дня могло вызвать не только недоумение, но и осуждение. Да и узнай кто-нибудь из преподавателей Ханами о том, по какой причине омега прогуливает занятия, жестокого наказания и позора на все оставшееся время обучения было бы не избежать. Школа для альф находилась почти на другом конце города, и чтобы добраться до нее, большинству омег, в том числе и для Кёнсу, приходилось проделать не меньший путь, чем до своей собственной школы. В отличие от Ханами, Иньсинь была открытой школой, и обучение мальчиков-альф не было в ней так строго регламентировано, как в школе для омег. Будущего достойного альфу воспитывали в семье, а не в школе, и поэтому посещение занятий регулировалось, в первую очередь, родителями, а не преподавателями. Но каждый альфа с самых малых лет знал, что получить наказание от отцовской руки едва ли не вдвойне страшнее, чем от руки учителя. Обычно мальчиков-альф отдавали в школу примерно с того же возраста, что и омег, и считалось, что чем скорее юный альфа закончит свое обучение, тем лучше. Но зачастую это происходило не раньше, чем альфе исполнялось шестнадцать лет. Его дальнейшей судьбой распоряжался отец. Он мог оставить его в школе еще на несколько лет, мог отправить закаляться юное сердце на передовую куда-нибудь на границу или же позволить выбрать себе омегу и завести семью. И поэтому не было ничего удивительного в том, что в одном ряду рядом друг с другом мог стоять еще совсем юный альфа и взрослый широкоплечий юноша. Занятия альф чаще всего проходили на свежем воздухе на открытой площадке, окруженной трехэтажной постройкой со всех четырех сторон. Преподаватели, в большинстве своем уважаемые альфы, на своем опыте испытавшие все тяготы военной службы, учили мальчишек строжайшей дисциплине, сосредоточенности и контролю над собой и всем окружающим. Конечно, обучение альф не заканчивалось одним лишь военным делом. Их обучали письму, счету, истории и даже музыке: каждый альфа, как и омега, был обязан овладеть хотя бы одним музыкальным инструментом. Но что может быть прекрасней для юной омеги, чем наблюдать за ровным строем альф, синхронно рассекающими воздух стальной катаной или выпускающими точно в мишень череду острых стрел, зная, что, может быть, сейчас среди них находится альфа, который станет твоим будущим мужем. В отличие от остальных омег, Кёнсу никогда не посещали такие мысли. Стоя рядом с Байсянем на балконе, он наблюдал за тем, с какой точностью они выполняют каждое движение, как напрягается запястье, удерживающее рукоять меча и как глубоко врезается в деревянную мишень кинжал, брошенный четким резким движением. И часто ловил себя на мысли, что если бы у него был выбор, то он непременно поступил бы в школу Иньсинь и стоял бы в одном ряду с альфами, обучаясь такому же виртуозному владению не только оружием, но и своим телом. Ведь все, чего ему недоставало, по мнению Ато-ши: грации, плавности и изящества, ему бы здесь вовсе не пригодилось. Никто бы не стал корить его за излишнюю резкость в движениях, напряженные пальцы и уж тем более, за проявление боли на лице. — Говорят, он особенно отличился в боях на северной границе. Видели? У него даже шрам на правой щеке! Ах, Па говорит, что шрамы только украшают настоящего альфу! — омега вздохнул, с благоговением наблюдая за высоким молодым альфой, представшим перед учениками вместе с преподавателем. Кёнсу без особого интереса наблюдал за традиционным приветствием учителя в начале урока, с нетерпением ожидая начала занятия, и совсем не слушал разговоры бестолковых омег, стоящих неподалеку. Байсянь копошился рядом, следя за происходящим на площадке, просунув свою маленькую круглую голову между деревянных перил. Видимо, этот молодой альфа пришел на урок, чтобы поделиться с юными альфами своим опытом. Он медленно прохаживался между рядами мальчишек с безукоризненно ровной осанкой, одобрительно кивая головой, когда ученик делал все правильно, или снисходительно и мягко помогал исправить свою ошибку. Учитель лишь наблюдал за всем со стороны, сохраняя на своих губах улыбку и не скрывая в глазах гордости за своего лучшего ученика. — Говорят, у него еще нет омеги. Что если он собирается выбрать его на следующем Празднике середины весны? — омега грустно вздохнул и за ним последовало еще несколько тяжелых вздохов. — Не выберет, — прозвучал знакомый голос, и Кёнсу не требовалось обернуться в его сторону, чтобы понять, кто это говорит. — Если он не выбрал омегу в этом году, то вряд ли станет делать это в следующий праздник. — Откуда ты знаешь? — возбужденно защебетали омеги, но Минки только хмыкнул, отмахиваясь от мальчишек, как от назойливых мух. — Тогда… Что если я подарю ему свой каори, и он… — Дурачок, да разве он обратит внимание на такого, как ты? — фыркнул Минки, и мальчишка обиженно надулся. — Смотрите, смотрите! Кажется, он смотрит прямо сюда! — омежки счастливо запрыгали, наперебой крича что-то друг другу, и Кёнсу недовольно покосился в их сторону. Молодой альфа остановившись, поднял голову, чтобы взглянуть на балкон, но Кёнсу почему-то был уверен, что вовсе не потому, что какая-то из этих глупых омег смогла привлечь его внимание. А исключительно из-за того, что те своими воплями мешали занятию. Альфа улыбнулся, качнув головой, и вернулся к ученикам, но даже этого едва заметного жеста хватило, чтобы омеги, взвизгнув, продолжали скакать на месте, словно кто-то бросил в их толпу полевую мышь. Кёнсу, вздохнув, вернулся к наблюдению за занятием. Юные альфы, сосредоточившись на оружии в своих руках, не обращали внимания на шум на балконе. Но кто-то все же делал ошибки, и альфе приходилось останавливаться, поправляя того или иного мальчишку. Присмотревшись, Кёнсу, к своему удивлению, узнал в одном из них Чонина. Он был готов поклясться, что этот мальчишка либо еще не дорос до школы, либо вряд ли вообще мог позволить себе обучение в Иньсинь. Но омега внутренне злорадно ухмыльнулся, когда возле альфы остановился молодой учитель. — Перестань смотреть в небо, когда в твоих руках стальной клинок, — тихо сказал альфа, выпрямляя руку мальчишки. Тот никак не мог сосредоточиться на выполнении упражнения, а его взгляд так и норовил обратиться к балкону в попытке поймать на себе взгляд одного из омег, что стояли поодаль от остальных. К тому же, эти вечно выкрикивающие всякие глупости мальчишки, собравшиеся в кучку с другой стороны, порядком действовали ему на нервы. — Заглядевшись на солнце, рискуешь ослепнуть, — усмехнулся молодой альфа, глядя на то, как Чонин пытается справиться с самим собой. — Или потерять голову. — Смотрите, этот альфа такой же неуклюжий, как и наш Кёнсу, — Минки, утихомирив омег вокруг себя, насмешливо взглянул в сторону мальчишки, но тот даже не обернулся. — Кёнсу-я, ты только посмотри, может это твоя судьба? Байсянь нахмурился и уже хотел ответить Минки чем-нибудь настолько же язвительным, но Кёнсу остановил его. Он покачал головой и вздохнул, отходя от перил. Байсянь шел рядом, надеясь хотя бы своим взглядом испепелить ненавистного омегу, но тот, к сожалению, совсем не замечал его. — Смотри, как бы за заботой о моей судьбе свою не проворонить, — Кёнсу прошел мимо, гордо вздернув подбородок и не удостоив Минки даже взглядом. Байсянь просеменил следом, борясь с желанием показать ему язык. Минки презрительно фыркнул и отвернулся к балкону, одергивая омег, стоящих рядом. Глупый Кёнсу снова испортил ему настроение.